— Это ты, Ашима? — радостно воскликнул он.
— Я невзначай поглядела в окно и увидела вас, молодой господин, — сказала девочка. — Уже поздно.
Она притворила ворота. Ветка магнолии свисала через забор. Два ослепительно белых цветка, казалось, светились среди темно-зеленых листьев. Все было залито лунным светом.
Ашима обратилась к Марко по-итальянски. В ее устах итальянские слова звучали как музыка.
Марко осторожно вытащил из-за пояса букетик роз.
— Мне нужно идти, — прошептала Ашима. — Мессер Матео меня ждет.
«Она молится на него, как на бога», — подумал Марко и сказал вслух:
— Вот цветы, возьми их для мессера Матео.
Ашима нерешительно взяла цветы:
— Спасибо, молодой господин.
Теплым летним утром, как только взошло солнце, венецианцы покинули Кашгар, примкнув к большому каравану, который двигался на восток. Их сопровождал старик Ло Бцан. Неделю спустя они вошли в город Яркенд, расположенный на краю пустыни Такла-Макан. Но в этом городе они провели всего лишь неделю, потому что местную воду, которую там брали из дурно пахнувших бочагов, пить было почти невозможно.
Марко обратил внимание на то, что у многих жителей Яркенда на горле были опухоли величиной с кулак, а иногда даже с голову младенца. Говорили, что эта болезнь вызвана плохой водой.
Венецианцы были рады, что караван здесь не задержался. Дорога в Хотан шла вдоль многочисленных ручьев и рек. На пути попадались города, деревни и военные укрепления. Торговцы снабжали путников свежими фруктами, водой, хлебом, чаем и еще многим другим, что вносило некоторое разнообразие в их еду. Они ехали мимо полей, на которых зрели пшеница, хлопок, лен и конопля. Между деревнями и городами шла оживленная торговля. Им повстречалось также несколько караванов, возвращавшихся из Катая в Кашгар.
Город Хотан был обнесен старой крепостной стеной, кое-где поросшей кустарником. Здесь караван задержался тоже всего лишь на несколько дней. Ло Бцан позаботился о пополнении запасов продовольствия, корма и питьевой воды, так как им предстоял длинный путь через пустыню Такла-Макан. Впрочем, в этой пустыне изредка попадались озера и даже реки, которые стекали с расположенных поблизости гор Куньлунь, но постепенно всасывались песками.
Сперва караван двигался по краю пустыни. Марко заметил, что жители маленьких городков и селений, через которые они проходили, глядят на них с недоверием. Старый предводитель рассказал ему, что монгольские отряды часто свершали здесь грабительские набеги. Поэтому как только распространялся слух, что где-то поблизости появились чужеземные войска, все местные жители убегали в оазис, расположенный в пустыне на расстоянии двух дней пути, угоняли с собой скот и возвращались в селения только после ухода воинов. Обнаружить этот оазис было почти невозможно, потому что ветер мгновенно заметал следы на песчаных дюнах. Зерно и вообще все свои запасы поселяне прятали в неведомых пещерах и ежемесячно доставали оттуда нужное количество продовольствия.
Постоянный страх перед монгольскими отрядами породил у местных жителей недоверие ко всем чужестранцам.
Путь по раскаленным от солнца пескам был трудный и утомительный. Марко часто с тоской вспоминал холодный бодрящий воздух высоких гор, покрытых вечным снегом. Унылое однообразие пейзажа лишь изредка нарушалось двумя-тремя деревьями или крохотной речкой с зелеными берегами. Впереди ехали Ашима и Матео. Марко дал лошади шенкеля и вскоре догнал их.
Завидев Марко, Ашима натянула поводья и выпрямилась. Ее матовое лицо залилось краской.
— Ах, это ты, Марко, — мрачно сказал Матео. — Не можешь ли ты мне сказать, как долго мы еще будем ехать по этому чертову Желтому морю?
Ло Бцан заверил их, что через два дня караван доберется до Черчена.
Близился вечер, но и он не принес прохлады. Все трое молча ехали рядом.
Казалось, на свете нет больше ни садов, ни цветов, — нет ничего, кроме песка, мерно покачивающихся спин вьючных животных и приглушенного стука копыт.
ГОЛОСА В ПУСТЫНЕ
Венецианцы вступили в маленький городок Лоб, где всегда отдыхало множество караванов, в тот самый день, когда исполнилось ровно два года с начала их путешествия. Сразу за городом начиналась знаменитая пустыня Лоб. С востока здесь постоянно дул сильный раскаленный ветер, засыпая песком улицы, базар и жалкие домишки. Толпа дервишей окружила вновь прибывших, настойчиво протягивая им деревянные плошки, в которые они собирали подаяние. Городок напоминал обоз военного лагеря. Венецианцы с трудом нашли себе весьма скудное жилище, сняв на месяц два дома, расположенных на окраине, в некотором отдалении от шумной главной улицы.
Как-то после обеда Марко зашел к своему другу Матео. Матео стоял у окна и глядел в палисадник, В его глазах притаилась необычная для него печаль — Марко это сразу заметил.
— Вон цветет большой желтый цветок, — сказал Матео, указывая на палисадник. — Порой начинает казаться, что на свете ничего не существует, кроме ледников и пустынь. И вдруг увидишь желтый цветок…
Матео посмотрел на своего юного друга, ища в нем сочувствия.
— Помнишь, как-то раз в Венеции ты пришел ко мне со своими друзьями. Я стоял тогда у окна, вот как сейчас. В моем палисаднике тоже цвел желтый цветок на длинном стебле, а за ним виднелась мачта моей черной барки. Как давно все это было, Марко. — Матео выпрямился и вдруг повысил голос — Моряк не должен становиться глотателем пыли! — Потом он продолжил уже тише — Ты можешь меня понять? Но что сталось бы с моей доченькой, если бы я не вырвал ее из рук этого чертова торговца? Вернусь ли я когда- нибудь в Венецию? Порой мне кажется, что я уже никогда не увижу свой город. — И после долгой паузы Матео добавил — Я отвезу ее на родину. Там она будет счастлива.
— Ашиму? — спросил Марко.
— Да. Ее родина находится к югу от Катая, на индийской границе. Когда на нее никто не смотрит, она думает о красных горах своей родины… Если бы только не эта проклятая жара, пыль и эти чертовы торговцы!..
— Ты сам тоскуешь по родине, Матео.
— Тоскую по родине? Жалуюсь, словно старуха… Вчера в наш садик зашел какой-то человек. Ашима позвала меня, она дрожала от страха. «Что случилось, Ашима?»— спросил я и уже хотел схватить пришельца за шиворот и вышвырнуть его вон. «Не трогайте его, мессер Матео, — сказала она, — он не сделал ничего плохого». Тогда этот тип растянул свою волчью морду в кривую усмешку и заговорил со мной. «Что ему надо, Ашима?»— спросил я. «Он говорит, что вы сильнее демонов пустыни, которые охраняют золотые слитки. Вы должны отправиться с ним в пустыню, чтобы добыть эти сокровища». Подумай только, что посмел мне предложить этот ничтожный плут!.. Так я и не узнал, что он замышляет. Я выставил его за дверь, и тогда он с искаженным от злобы лицом стал махать кулаками и выкрикивать какие-то ругательства… Почему Ашима так легко пугается? Я не понимаю здешних людей.
— Ты тоскуешь по родине, Матео, вот и все, — сказал Марко и с глубоким сочувствием посмотрел на друга.
— А ты? — спросил Матео.
Марко задумался, пытаясь понять, как же обстоит дело с ним самим. Конечно, он тосковал по Венеции. Образ родного города всегда жил в его сердце, но эта тоска как бы дремала, пока какое-то воспоминание — пейзаж, цветок в палисаднике или что-то невидимое, какая-то неосознанная мысль не пробуждали ее. Тоска по Венеции была то слабее, то сильнее, она то приносила страдания, то утешала, но никогда она не была настолько сильна, мучительна, нестерпима, чтобы Марко всерьез думал вернуться в Венецию, не изучив незнакомого мира. Поэтому он решил, что у него не было настоящей тоски по родине.
