картины будущего и почти совсем забыл, в каком опасном положении находится. Только когда с вершины горы ему открылся, наконец, прекрасный вид на летнюю резиденцию императора, когда он увидел раскинувшийся на холмах Шанду, с его цветущими садами, красивыми домами, дворцами и пагодами, он вспомнил, какая трудная задача стоит перед ним.
Сю Сян поступил мудро, послав в Шанду с обвинительным актом именно его, Марко Поло, ибо император с самой первой встречи с венецианцем был к нему неизменно хорошо расположен.
Марко въехал в городские ворота. Перед ним лежала широкая главная улица. На ней царило обычное оживление, словно ничего не случилось. В эту минуту ему особенно захотелось, чтобы рядом с ним был Матео, всегда такой бодрый, отважный и умный. Окруженный тысячью всадников, Марко вдруг почувствовал себя очень одиноким, и ему показалось, что во взглядах, которые монгольские воины то и дело бросали на него, таится угроза. Он пытался побороть это неприятное чувство, во всех подробностях вспоминая свою первую встречу с Хубилай-ханом.
Главная улица Шанду была вымощена, и железные подковы коней гулко цокали о камни. Люди расступались перед всадниками, вооруженными блестящими луками. Стремительно скользили их тени по длинному ряду торговых лавок, теснившихся вдоль тротуара. День был солнечный, в воздухе стоял запах травы и свежих овощей. На лотках лежали горы зеленого лука и цветной капусты. В корзинках стрекотали кузнечики. Почтенные ювелиры предлагали сверкающие драгоценные камни. На маленькой площади два скомороха, окруженные толпой зевак, подбрасывали высоко в воздух копья и ловили их обнаженной спиной, плечом или бедром.
Картины мирной жизни сменяли одна другую, и Марко не мог себе представить, что, быть может, видит все это в последний раз. Императорский парк и дворцы были расположены в противоположном конце города. Он пришпорил лошадь и больно ударил ее плетью, чтобы заставить перейти на галоп.
— Беги, Пантера!
Марко еще раз отдался пьянящему чувству свободы. Но вот распахнулись ворота, и он попал в дворцовый парк. Тишина, лужайки, клумбы, деревья. У второй стены всадники остановились, и Марко в сопровождении коменданта дворцовой стражи и четырех телохранителей поскакал ко дворцу. Мрамор, которым был облицован фасад, поражал своей белизной, а желтая, зеленая и красная черепица крыши весело проглядывала сквозь молодую листву.
Навстречу Марко вышел чиновник в красной шелковой одежде и почтительно поклонился.
— Глава Совета цензоров господин Эсень-Тимур ожидает вас, милостивый господин.
— Проведите меня к нему, — сказал Марко Поло.
Эсень-Тимур лишь недавно получил эту должность, и венецианец еще не был с ним знаком. Когда Марко переступил порог комнаты, он от изумления даже замер на мгновение у двери: перед ним стоял не кто иной, как сам Коготай-хан, с которым он четыре дня назад расстался в Ханбалыке. Сходство братьев было ошеломляющее. Однако Марко почти сразу же заметил, что председатель Совета цензоров человек совсем иного склада, нежели его кровный брат. Если Коготай-хан отличался грубоватым благодушием, то Эсень-Тимура характеризовала изощренная хитрость. Проницательный взгляд его маленьких холодных, тигриных глаз был устремлен на Марко. Он молчал, и это затянувшееся молчание как-то сковало Марко. Но он бесстрашно встретил взгляд Эсень-Тимура и терпеливо ждал, что будет дальше. Марко только чуть заметно наморщил лоб — кроме этого, он ничем не обнаружил охватившего его волнения.
— Я слушаю вас, господин Марко Поло, — проговорил наконец маленький коренастый монгольский князь.
При этом он вытянул вперед свою бритую круглую голову, чтобы получше разглядеть Марко проницательными, холодными глазами.
Марко увидел вблизи старое, испещренное морщинами, безжалостное лицо и тут же вспомнил, что, судя по слухам, Эсень-Тимур всего только несколько лет назад прибыл в столицу из татарского кочевья, расположенного где-то в степи. Хубилай-хан позвал его как боевого товарища своей юности и, под влиянием минутного настроения, назначил главой Совета цензоров, хотя Эсень-Тимур не знал ни катайского, ни уйгурского языков.
Однако старый вояка прекрасно разбирался в людях и всецело полагался на свой природный ум. Влияние его на Хубилай-хана было велико. Придворные всячески льстили Эсень-Тимуру и с любезной улыбкой выслушивали его грубости.
— Коготай-хан, ваш кровный брат, просит передать вам привет, — начал Марко Поло.
— Вы что, прибыли сюда, чтобы передавать приветы? — спросил Эсень-Тимур.
— Нет, — коротко ответил Марко Поло. — Спрашивайте меня о чем хотите, и я вам отвечу… Я привез обвинительный акт, вы же знаете.
Глава Совета цензоров взял из рук Марко исписанные листы и, даже не взглянув на них, бросил на стол.
— Сколько вам лет? — спросил он.
Марко удивленно посмотрел на него и ответил:
— Двадцать девять.
— Сколько воинов вы убили в бою?
Что хочет от него этот старик? Почему он задает такие странные вопросы? Раскосые глаза, как показалось Марко, разглядывают его с явной благосклонностью. А быть может, он ошибается? Может быть, это всего-навсего взгляд охотника, который любуется благородным обликом дичи, попавшей в западню?
— Мне не довелось убить кого-либо в бою, — ответил Марко. — Почему вы меня об этом спрашиваете?
На лице старика отразилось разочарование.
— Молчите, — приказал он строго и после долгой паузы добавил — Коготай-хан — герой. Когда мы с ним бросались в бой, враги дрожали.
Марко Поло решил, что правильнее всего будет не обращать внимания на странное поведение Эсень-Тимура.
— Коготай-хан велел вам передать мне привет? — Эсень-Тимур вновь погрузился в длительное размышление, а потом продолжал — Он послал ко мне гонца… Так, значит, вы отрубили голову этой змее Ахмеду?
Взяв со стола обвинительный акт, он протянул его Марко:
— Я не могу этого прочесть. Прочтите мне сами вслух, что бы я мог изложить его содержание нашему повелителю.
Глава Совета цензоров сел против Марко и с каменным лицом в течение двух часов слушал чтение обвинительного акта против Ахмеда. За это время никто не вошел в комнату. Близился вечер, тени сгущались, буквы плясали перед глазами Марко, он с напряжением переводил с листа катайский текст на монгольский, и от этого у него разболелась голова. Марко вздохнул с облегчением, когда произнес наконец последнюю фразу.
Лицо Эсень-Тимура по-прежнему ничего не выражало.
— Я вас выслушал, — сказал он. — Наш повелитель нуждается сейчас в покое. Завтра я расскажу ему обо всем. А теперь вы можете удалиться, но вам нельзя выходить из парка.
Марко Поло покинул комнату с двойственным чувством. Он и сам не знал, умно он вел себя или глупо. Старая лиса держалась так, что все оставалось неясным. Но в глубине души Марко чувствовал, что дело обстоит не так уж плохо, и это чувство укреплялось, когда он вспоминал слова старика: «Так, значит, вы отрубили голову этой змее Ахмеду?»
Слуга указал Марко отведенную ему комнату. Когда Марко направился в парк, чтобы немного пройтись, за ним последовало четыре телохранителя, которые не выпускали его из виду во время прогулки.
На следующее утро Марко проснулся на рассвете.
«Что будет с моими стариками, если Хубилай-хан приговорит меня к смерти? — думал Марко. — Попадут в немилость? Потеряют все свое состояние?»
— Повелитель отдыхает в павильоне Ладана. Я ему все рассказал. Он ждет вас, — сказал Эсень- Тимур. — Он играет павлиньими перьями… Повелитель плохо спал.
