штат. В конце концов они так и не смогли его найти.
— А почему ты мне никогда об этом не рассказывала? — спросила Кэй.
— Мне было стыдно. Я чувствовала себя очень виноватой. Казалось, что я приложила недостаточно усилий. Боялась, что ты меня возненавидишь и покинешь. И я потеряю и тебя.
— Меня бы ты не потеряла, мама. Хотя я и ничего не помню, я уверена, что очень тебя любила. — Это была истинная правда. Кэй захотелось успокоить и подбодрить ее. Она встала и, хромая, пересекла комнату и села рядом с матерью.
Они обнялись и расплакались. Мартин кивнул Форду, и они вышли на кухню.
— Я так и не оправилась после потери Карины, — рыдая, рассказывала Одри. — А ты все плакала и плакала, когда она ушла. Но постепенно успокоилась и забыла про нее. Но я о ней думала, не переставая, все это время. Почему она не приехала с тобой?
— Потому что она не подозревает, что ты наша мама. Представляю, как она будет счастлива, когда узнает. А почему я возражала против Мартина? Он мне кажется очень приятным человеком, и вы, вижу, любите друг друга, хотя, может, он и молод для тебя.
— Вот из-за его молодости ты и возражала, улыбнулась Одри. — Говорила, что это неприлично. Мы вместе работали. Ты, конечно, слышала о нас разговоры, но не верила, пока я не привела его домой. Тогда у нас и начали портиться с тобой отношения. Я хотела, чтобы ты поняла, что я двадцать четыре года прожила без мужчины и имею право быть любимой. Но ты не соглашалась. А когда Мартин выиграл крупную сумму в лотерею и мы решили пожениться и уехать в кругосветное путешествие, ты очень рассердилась. Наверное, боялась, что любовь к Мартину помешает мне любить тебя. Но это невозможно, дорогая. Я тебя очень, очень люблю.
— Неужели я была такой эгоисткой? Я поэтому решила уехать работать за границу?
— Нет. Ты об этом давно мечтала. И решение приняла задолго до наших планов. Мы тоже уехали, однако я никогда о тебе не забывала. Но когда мы вернулись и я обнаружила, что от тебя нет никаких вестей, тут уж мне пришлось попереживать. Бедному Мартину здорово досталось за последние две недели. Сколько терпения ему потребовалось!
— Он мне понравился. Славный парень и, главное, — сказала Кэй, — тебя любит.
— Точно так, как и Форд тебя. И как скоро мы узнаем о вашем обручении?
Кэй затрясла головой.
— Форд принадлежит Карине, мама. Разве ты не поняла этого из нашего рассказа?
— Ты говорила, что они были обручены, но по тому, что я наблюдала сегодня, думаю, по-настоящему он любит тебя. Иначе чем объяснить, что он столько для тебя сделал?
— Просто он очень добрый и отзывчивый человек.
Одри не сказала ничего, но, кажется, не согласилась с ней. Когда в гостиную вернулись мужчины с хрустальными бокалами и бутылкой шампанского, она торжественно объявила:
— У меня возникла замечательная идея. Мы поедем с вами в Лондон. Мне не терпится увидеть Карину и почувствовать, что вся моя семья в сборе.
На обратном пути Кэй сидела такая притихшая, что Форд спросил, не хочет ли она пересесть в машину к матери и Мартину.
— Ведь вам еще о стольком надо поговорить.
— У нас впереди много времени для этого, — ответила Кэй. Конечно, она хотела узнать все о своей жизни, получить ответы на тысячу вопросов. А пока она думала о том, что, может быть, у нее это последняя возможность побыть с Фордом. Ей хотелось насладиться этими минутами, чтобы потом было о чем вспоминать. Все-таки ее мама ошибается, если думает, что Форд ее любит. Она скоро убедится, какую из ее дочерей он предпочитает.
— Это был знаменательный день в твоей жизни, — сказал Форд. — Я так рад за тебя. Ты, наверное, очень счастлива.
— Да, ты прав. Жалко только, что я так ничего и не вспомнила. Наверное, хирург правильно сказал, что память ко мне может и не вернуться.
— Так ли уж это важно, когда у тебя теперь есть семья? — тепло улыбнулся ей Форд.
— Нет, наверное. Я на днях читала в журнале рассказ о женщине, которая потеряла память в похожей ситуации десять лет назад. Память к ней не вернулась, но она научилась жить заново. Вот и я научусь.
— Ты уже научилась, — сказал Форд и накрыл ее руку своей. — Ты удивительная женщина, Кэй. Таких еще поискать на свете.
Они наскоро перекусили на заправочной станции. Одри была полна нетерпения поскорее увидеться со второй дочерью, хотя Форд и предупредил ее, что Карина встречается с друзьями и вернется поздно вечером.
Огромный дом в Хэмпстеде произвел на Одри большое впечатление. Он ей напомнил поместье Чарльза Форестера. Они расположились в гостиной и стали ждать Карину.
Был подан ужин, но никто к нему не притронулся. Кэй с матерью никак не могли наговориться. И все это время она чувствовала на себе внимательный взгляд Форда, заставлявший учащенно биться ее сердце.
Карина вернулась почти в полночь и очень удивилась, что ее ждет столько людей.
Встреча оказалась настолько волнующей, что Кэй на какое-то время забыла даже о Форде. Теперь, когда их с Кариной объединяла мать, Кэй наконец почувствовала к Карине сестринскую привязанность и почти примирилась с мыслью, что ради нее ей придется расстаться с Фордом.
Когда все стали позевывать, Форд предложил ложиться спать, а утром продолжить разговор. Он уже распорядился, чтобы Одри и Мартину приготовили комнату.
— И ты переночуй здесь, — сказал он Кэй.
— Да, конечно, — поддержала его Карина. — А я тебе дам халат и ночную рубашку.
Форд помог ей подняться наверх, убедился, что у нее есть все необходимое. Она надеялась, что он ее поцелует, но он только посмотрел на нее долгим взглядом и ушел, тихо закрыв за собой дверь.
Кэй не знала, о чем он думает. Догадывается ли о ее страданиях, о том, как она себя чувствует с тех пор, как выяснилось, что она лишь сестра той женщины, которую он любит? Или ей удалось убедить его, что она никогда его не любила, и он понял, что не стоит из-за нее больше переживать?
Несмотря на то что прошлой ночью Кэй спала мало, уснуть ей не удалось. Она думала о Форде, который был где-то поблизости, возможно в постели Карины. Мысленно она представляла, как они предаются любви, и даже прислушивалась, не слышно ли каких звуков.
В конце концов, разозлившись на себя, она встала и надела халат Карины. Оставив костыли, тихонько спустилась вниз и пошла на кухню, собираясь приготовить себе молочный напиток.
Из «Оувалтина[1]», подумала Кэй, который она так любила с детства. Она вдруг замерла. Всплыло еще одно воспоминание! Нашелся еще один фрагмент головоломки. Так, наверное, и будет — постепенно, потихонечку восстановится вся картина.
Тихонько улыбаясь, она начала лить в кружку горячее молоко, как вдруг почувствовала, как сильные руки обхватили ее за талию и прижали к себе.
— В чем дело, любовь моя? Не можешь уснуть?
— Господи, Форд, ты перепугал меня до смерти!
Он подкрался бесшумно. И его крепкие объятия всколыхнули в ней бурю эмоций.
— А я думаю, кто тут среди ночи крадется? Или уже утро? — Он прижался губами к ее шее, еще больше распаляя ее чувства.
— Тебе тоже не спалось? — Кэй понимала, что надо отодвинуться, но ее будто парализовало.
— Я и не ложился, — сказал Форд, обрушивая на нее шквал поцелуев, грозивших свести с ума. — Писал в кабинете письма. На самом деле я бы охотнее оказался в твоей постели, любимая. Я как раз подумывал об этом, когда...
Кэй вдруг поняла, что он спутал ее с Кариной. Она была без костылей, в длинном, до пола, халате сестры. Ошибиться было очень просто.
— Перестань. Не следует этого делать, — слабо сопротивляясь, сказала Кэй.
— Почему? У тебя есть какие-то веские причины?
