– Смотрите, какой классный кадр, Алиджан Абдуллаевич! – навалившись на спину шефа грудью, Уля ткнула в монитор пальцем. – Глеб Синайский с новым бойфрендом. Очень сексуальный кадр, между прочим!
– А по-моему, полная похабщина, – подал голос из своего угла Гена Барашков. Обозревателю «Бытия» с его места монитор шефа был отлично виден. – Меня, например, от всех этих педиковых игрищ с облизыванием пальцев и откляченными задами просто тошнит.
– Ты, Барашков, молчал бы, а? – скривился Габаритов. – За последнюю неделю ни одного нормального материала. Ты темы ищешь или нет? Или только по бабам бегаешь? – Барашков промолчал, теребя роскошные рыжие усы. А Габаритов продолжил: – Меня другое смущает. То, что снимки постановочные. А мы читателей приучили, что у нас все как будто через замочную скважину. Это вообще кредо каждого уважающего себя таблоида, – нравоучительно поднял палец вверх Габаритов. – Или ничего?
– Да ничего, конечно, – ухмыльнулся в усы Барашков. – Ты же дал Асеевой задание с Баксовым по полной засветиться: чтоб и на кухне их за чаепитием сняли, и у сливного бачка в туалете. Но вообще-то это, Алиджан, нелогично: то мы декларируем полную независимость от наших персонажей, гоним, будто всю информацию втайне от них добываем, то нате вам: Асеева в обнимку с Баксовым!
– Ты, Барашков, ситуацию вообще не сечешь, – раздраженно заметил Габаритов. – После того как «Истина» нам фитиль вставила, надо показать, что рождение сына у Баксова мы не просрали, а просто придержали информацию. Скажем, по просьбе самого Толи.
– Ну тогда вообще фигня получается! – горячо возразил Барашков. – Где ж наша хваленая автономность от этих поп-звезд, если они нам что и когда печатать диктуют!
– Ты чего меня заводишь, Барашков?! – завопил, тряся брылями, Габаритов. – Ты чего тут блох у других ловишь? Ты думаешь, я тебе за эту критику и безделье сумасшедшие бабки платить буду?! Не надейся! Получишь в этом месяце, сколько заработал, – хрен с маслом!
Угроза подействовала, и за следующие полчаса Гена не промолвил ни слова. Даже когда его спросили насчет сдаваемых в номер материалов, просто развел руками.
– Вот! – едва ли не радостно заключил Габаритов. – Что и требовалось доказать: сидит тут, других критикует, а у самого ни единой сенсации. Кстати, ты почему самолет, который на Урале разбился, забросил? Я сколько раз говорил: катастрофы такого масштаба тянем до последнего! До последней капли выжимаем! По телевизору о ней сколько тренчали, каждый день, по всем каналам, во всех выпусках. Это ж какая реклама теме, которую и «Бытие» раскручивает! Причем бесплатная. А ты, Барашков, таким подарком воспользоваться не можешь. Написал с места события пять заметок – и сидишь, яйца чешешь. А между прочим, сам на ту катастрофу поехать напросился, чуть не со слезами меня умолял, чтоб я тебе тему отдела спецкоров отдал.
– Так не о чем больше писать, Алиджан, – начал жалко оправдываться Гена. – Как семьи о погибших убиваются, я уже материал сделал, про молодоженов, летевших в свадебное путешествие, – тоже. Про то, как мужик на самолет опоздал, как чуть волосы на себе от досады не рвал, зато потом перед всеми иконами в церкви свечи поставил… Ты ж сам эту заметку хвалил…
– Ага, и теперь ты мне своими бывшими заслугами в нос тыкать будешь? Я ж тебе еще, когда ты на ЧП был, сказал: ищи мистику! Ходи по соседям, у родителей, родственников, друзей покойников выспрашивай, не было ли чего такого? Ну там птица накануне катастрофы на лоджию залетела, или собака всю ночь выла, или кому сон вещий приснился. Вдруг у кого-то прямо перед трагедией кровь из носу неожиданно пошла… Тут всякое лыко в строку. Мистика, мистика нужна, я вам сто раз на дню про это долблю.
– Так я ж все выполнил, Алиджан, – прижал руки к груди Барашков. – Ничего такого не было, только любимая кошка месяца за два до катастрофы у одной погибшей тетки сдохла. Так я и про это написал.
– Значит, плохо искал, – рубанул рукой в воздухе Габаритов. – Или нюх на такие вещи потерял. А может, ты просто старый стал, а, Барашков? Может, тебе на отдых пора? Только отдыхать, Гена, дожидаясь означенного государством пенсионного срока, ты будешь не здесь, а в другом месте. Здесь тебе не богадельня! Ты подумай, подумай над тем, что я сказал…
– Алиджан Абдуллаевич, у нас, кажется, есть такая мистика, – прервала процесс морального уничтожения Гены сердобольная Инесса Макарцева, на время отпуска своей начальницы исполняющая обязанности редактора отдела регионов. – Ребята из уральской редакции прислали. Там в одном из храмов за пару дней до того, как самолет разбился, лик Николая Чудотворца замироточил.
– Но ведь миро на иконах появляется не в знак беды, а, наоборот, как предвестник какого-то чуда, – возразил не оценивший заступничества коллеги Барашков.
– Помолчи, а? – с досадой глянул на Гену босс. – А ты, – он ткнул пальцем в Макарцеву, – продолжай.
– Ну я не знаю, Алиджан Абдуллаевич, – растерялась Инесса, – если Геннадий Брониславович говорит… Он же в религиозных делах больше меня понимает…
– Это он только очки втирает, что понимает, – продолжил добивать Гену Габаритов. – Ни хрена он не сечет. Ты мне скажи, а это масло там или смола, они откуда потекли?
– Я сейчас точно не помню, но, кажется, по всей доске выступило.
– Ага, значит, и на лице тоже?
– Вроде да.
– Тогда напишешь так: «Накануне катастрофы лайнера из глаз Чудотворца полились слезы». Поняла?
– Поняла, – кивнула Инесса. – Только, Алиджан Абдуллаевич, можно я исходный материал все-таки Геннадию Брониславовичу скину, пусть он заметку поправит, а то я в церковных делах совсем темная.
– Ладно, скинь, – милостиво разрешил Габаритов.
– Тогда, может, и наша тыква под мистику проканает? – весело осведомился редактор потребительского отдела, ведущего в газете прикладные рубрики «Будь здоров», «Полезные советы хозяйкам» и «Сад-огород» Леша Карданов. – В Челябинске у одного мужика тыква громадных размеров выросла – девяносто четыре килограмма!
– Ну и что? Вон в Америке, я читал, новый тыквенный рекорд зарегистрирован – пятьсот восемьдесят
