прогневить босса, который может узнать о ее контакте с персонами нон грата, и желание увидеться с ушедшими пару лет назад из «Бытия» Матвеевой и Молотовым, послушать их рассказы о существовании вне «желтой» газеты, о том, как они обустраивались в своей нынешней жизни.
Уля бросила взгляд на Барашкова. Тот продолжал стучать по клавишам и улыбался при этом так, что его рыжие усы топорщились на манер двух выдранных из веника пучков.
«Надо же, веселится, – недоуменно констатировала Уля. – Интересно, над чем? Чего там вообще можно было насочинять при таком-то исходном материале? Да еще веселого? А как эта тема-то всплыла? Подобные «слюни и сопли» в «Бытии» вроде не практикуются…»
И тут Асеева вспомнила, что все началось с визита в редакцию мужа Аксу, владельца крупной сети бензозаправок Абрама Янчикова. В кабинете Габаритова «бензиновый король» провел часа два, а когда вышел, Алиджан Абдуллаевич, похлопав его по плечу, изрек: «Узбек с евреем всегда договорятся, если они, конечно, умные и деловые люди. Давай, брат, заходи еще! Запросто заходи – как к себе домой. Посидим- потолкуем, а то, глядишь, в ресторан закатимся или к девочкам – у меня знаешь какие красотки в органайзере значатся – у-у-у, персики! Аксу-то в Штатах, наверное, надолго зависла. Это ты молоток, что туда ее рожать отправил – теперь у дочки твоей американское гражданство. А под это дело и ты с женой его получишь. Ну что, будешь чудеса героического воздержания демонстрировать или все-таки махнем по бабам? Не боись: на сей раз все расходы – за мой счет. Знаю: вы, евреи, – люди прижимистые…»
Уля стояла в приемной (ей надо было срочно поговорить с боссом) и монолог Габаритова слышала от начала до конца. Янчиков от предложения Алиджана Абдуллаевича отказался: «Да ты знаешь, некогда мне по бабам. У меня бизнес все время и все силы отнимает». – «Ха! – фыркнул Габаритов. – Бизнес у него! А у меня, по-твоему, что? Не бизнес? Я тут, по-твоему, груши околачиваю, что ли? Или кукурузу охраняю? Время, жизнь свою, дорогой мой, надо планировать так, чтоб на все тебя хватало: и на бизнес, и на радости телесные. Так что ты подумай, подумай над моим предложением». Габаритов заговорщически подмигнул и оскалился. «Хорошо, я подумаю», – пообещал Янчиков и заспешил к выходу. Прошел он в полуметре от Ули, и она видела, какая брезгливая гримаса исказила его физиономию.
А на следующий день, на планерке, босс выдал новую установку:
– Субботний номер будем позиционировать как газету для семейного чтения. Никаких окровавленных трупов, страшилок, голых баб. Полосу «Уважаемая Дарья!» с письмами сексуально озабоченных тоже снимаем. Будем печатать только добрые, светлые и целомудренные материалы. Чтоб родители хотя бы субботний номер в метро, прочитав, не бросали и дома от детей не прятали. Перенесем сюда со среды телепрограмму, напихаем побольше всяких кроссвордов, шарад. Чтоб люди в кругу семьи за вечерним чаем разгадывали. А поскольку из-за программы номер будет целую неделю в доме лежать, его и перечитывать, как любимую книгу, будут…
– Чтоб читали и перечитывали, можно еще отрывки из неопубликованных детективов и любовных романов печатать, – порекомендовал Кососаженный. – Но только самых популярных авторов. С издательствами я попробую договориться. Романы будем брать не порнографические, а лирические – с душевными метаниями, трогательными письмами. Ну чтоб как у Пушкина в «Евгении Онегине». Она ему письмо написала, он ей ответил…
– Бред! – скривилась Дуговская. – Давайте еще куски «Войны и мира» в газету совать.
– Дуговская права, – согласился с редакторшей Габаритов. – Добрые материалы нужно делать самим. Вот вчера у меня был муж Аксу Абрам Янчиков. Я поговорил с ним полчаса и понял, что это за человек. Личность! Как этот Янчиков умело раскручивает бизнес, как любит свою жену! А она его так просто обожает. Вот про эту любовь и надо написать. И еще… Роман, это в первую очередь тебя касается, поскольку все материалы через твои руки идут. Отслеживай, чтоб никакого негатива про Янчикова у нас не шло. Ни про него самого, ни про его семью, ни про его бизнес. Завотделами, вы слышали? Чтоб в материалах на Янчикова даже тень не бросали. Он теперь нам друг. А если что хорошее накопаете – сначала ко мне. Я сам решать буду – ставить или не ставить. Понятно?
– Понятно, – дружно закивали «бытийцы».
А чего непонятного-то? В редакции все давно догадывались, каким образом к Габаритову попадают в друзья те, на кого потом нельзя бросать тень. И даже таксу такой дружбы меж собой шепотком обсуждали. За то чтоб ничего не просачивалось – от 15 до 30 тысяч долларов, в зависимости от значимости «кандидата в братья». За публикацию «доброй, имиджевой статьи» – по пять «штук» за полосу. По всему выходит, что новоиспеченному названому брату Янчикову пришлось раскошелиться на 25 тысяч баксов, не меньше. Теперь, если какой из отделов положительно работающую на репутацию Янчикова новостишку откопает, Габаритов сначала ему позвонит, намекнет, мол, хорошо бы отстегнуть за дополнительную рекламу…
Время от времени Алиджану Абдуллаевичу ударяло в голову, что и подчиненные могут таким же образом подкармливаться с рук героев своих материалов, хозяев увеселительных заведений, владельцев магазинов, и он усаживал за читку номеров весь юридический отдел. Чтоб с карандашом в руках выискивали несанкционированное упоминание названий ночных клубов, где проходила светская тусовка или концерт для избранных, ресторанов, где потчевали залетевшую в российскую столицу на гастроли забугорную звезду, фирм, подаривших отечественной примадонне к очередному юбилею золотую побрякушку с камушками. Юристы приносили список подозреваемых, и босс, вызывая корреспондентов по одному, учинял им форменный допрос: когда и с кем вступил в сговор, сколько от кого получил. Бедный сотрудник клялся и божился, что не только мзды не брал, но и не подозревал, что упоминание места, где проходила презентация нового альбома Дани Малюкова или Вити Силана, может считаться скрытой рекламой. Иногда мастер блефа Алиджан Абдуллаевич брал подчиненного (преимущественно из числа новеньких, тех, кто еще не был искушен в арсенале габаритовских средств и методов управления коллективом) на понт. «Я знаю, что ты продался. И даже осведомлен об обстоятельствах, при которых это произошло. Думаешь, мне не доложили? В тот же вечер. Запомни, у Габаритова везде глаза и уши. Итак, я все прекрасно знаю, но хочу, чтобы ты сам (сама) во всем признался (призналась)». Надо сказать, подобный прием проканывал. И не раз, а целых два. В первом случае девочка-стажерка из отдела телевидения призналась, что взяла себе расписанный в стиле батик шарфик. «Но я же не знала, что нельзя, – такие всем женщинам на вечеринке, посвященной юбилею телеканала, раздавали! – рыдала несчастная. – А название развлекательного комплекса в заметке написала не потому, что меня шарфиком купили, а потому, что в университете нас так учили. Говорили, что в информационной заметке обязательно должны содержаться ответы на три вопроса: что, где и когда». В другой раз корреспондент отдела спорта признался, что получил от администратора кабака, где отмечали день рождения одного из «спартаковцев», бутылку вина. Умный парнишечка выкрутился, поведав боссу, что ресторатор долго восхищался газетой и чуть ли не на коленях умолял «бытийца» принять скромный дар от давнего почитателя издания. «Я просто не мог отказаться, Алиджан Абдуллаевич. Человек говорил о газете с таким искренним восторгом, что я, не взяв вино, нанес бы ему смертельную обиду».
После пары-тройки таких облав и следовавших за ними карательных операций корреспонденты стали бояться собственной тени и, отвечая в своих заметках на хрестоматийный вопрос «где», обозначали место, где происходило то или иное действо, с предельной осторожностью и расплывчатостью, например так: «В одном из увеселительных заведений, что находится в Пресненском районе Москвы». Подозрений по поводу того, что подчиненным за пиар вверенной ей административной единицы платит префектура, у Габаритова
