Через неделю на «летучке» Алиджан Абдуллаевич, повествуя о растущей популярности «Бытия» в высших кругах власти и своей собственной значимости, выдал сотрудникам, в том числе и присутствовавшему Костику, следующую информацию:
– Ястребов недавно делал интервью с вице-премьером, так тот проявил доскональное знание моей биографии. Вплоть до того, где я родился, что закончил. Всю мою трудовую биографию назубок знает. Как вы понимаете, неспроста…
Собственные перспективы в связи с «блестящим» знанием его биографии членами правительства Габаритов рисовать не стал: дескать, сами представьте…
«Черный» адреналин
Вернувшись из Сочи в Москву, Асеева в тот же день, а точнее, вечер столкнулась нос к носу с Булкиным. Они договорились с Лилькой встретиться у «Шангрила» на Пушкинской, и Уля, приехав на десять минут раньше, курила возле входа в казино. Робика она заметила издали: он на всех парах мчался в направлении к станции метро «Чеховская». Так бы и промчался мимо, если бы Уля его не окликнула:
– Алло! Своих не узнаешь?
Робик затормозил так резко, что, казалось, из-под резиновых подошв его кроссовок пошел дымок:
– Здорово! Ты чего тут? Тусовка какая?
– Да нет, просто с Лилькой оттянуться решили. А ты сейчас где?
– Забросил в «Известия» диск со своими снимками. Если понравятся, сказали, в штат возьмут. Еще в пару изданий по электронке отправил. Да, блин, понимаешь, залез в архив, а там одни звездные сиськи и жопы. В приличных изданиях показать нечего. Наскреб кое-как кадров сорок—пятьдесят.
– И хочется тебе бегать, как мальчику? – снисходительно оглядела с головы до ног бывшего коллегу Асеева. – В глаза заглядывать: примут – не примут? Возвращайся в «Бытие», ты ж там асом считался. Габаритов возьмет. Это он раньше кричал: «Я никого не держу! Кто ушел из редакции – тому путь обратно закрыт!» А сейчас всех собирает – работать-то некому. Возвращайся, а, Робик?
– Не-е-е, не вернусь, – решительно замотал головой Робик. – Я лучше треногу и лестницу за каким- нибудь «фотомэтром» таскать буду.
– Ну и дурак! Вот скажи честно: неужели ни разу не пожалел, что ушел?
– Честно? Были минуты слабости. Казалось, часть себя потерял. Что не хватает чего-то, без чего жить не смогу. Но заставил себя все спокойно проанализировать и понял: я потерял только то, что ненавидел и что грузило со страшной силой. Постоянную внутреннюю взвинченность: ожидания втыка от Габаритова, страх чего-то не успеть или не суметь… Стыд и ощущение вины перед людьми, которых выставил в дурацком свете или вообще подставил. В общем, если и был адреналин, то со знаком «минус». Вредный такой адреналин, разрушающий. Я тут пару дней назад с Дуговской виделся… Не знаю, рассказывать тебе или нет… К Габаритову с информацией на врага номер один не помчишься?
– А когда это я стукачкой была?
– Да? Не была разве? Шучу, шучу… Ну так вот, разговорились мы с Римкой… Можно сказать, душу друг другу излили. Я ей про «черный» адреналин, а она про то, что в вечном страхе живет. И не только перед Габаритовым, но и перед… – Булкин показал пальцем на небо. – «Иду, – говорит, – на работу и чуть ли не молюсь: только б тема забойная была, только б за ночь случилось чего-нибудь, от чего у читателей кровь в жилах бы стыла. И тут же себя осекаю. О чем прошу, идиотка? Чтоб на какого-то человека жуткая беда свалилась? Это ж грех какой! Не замолишь. А у меня Санька – вдруг на него кара за то, что я делаю, обрушится?» Я потом долго думал над ее словами. Да чего я тебе рассказываю – сама, наверное, то же самое чувствуешь.
– Представь себе, не чувствую! – окрысилась Асеева. – Все это вшивые интеллигентские заморочки!
– Ну понеслось! – ухмыльнулся Робик. – Я с тобой как с человеком разговариваю, а ты мне габаритовскую теорию толкаешь! Пока, Асеева! Мне бежать надо.
– Чистоплюй хренов! – прошипела вслед Робику Уля и достала из пачки еще одну сигарету: настроение было испорчено напрочь. Поэтому опоздавшую на пять минут Лильку она зло отчитала: – Я тебя тут ждать нанималась, что ли? Еще пять минут – и ушла бы!
– Да чего ты на меня напустилась? – не осталась в долгу подруга. – Кто виноват, что ты сегодня приперлась вовремя? Всегда я тебя по полчаса жду…
Просидев в кабаке до полуночи, домой Уля попала только к часу. Пока мылась и гладила на завтра сарафан, думала: усну, не успев голову до подушки донести. Ничего подобного. Проворочалась до четырех утра. И все из-за этого Булкина. В мыслях она продолжала спорить с Робиком, доказывала: так, как «Бытие», работают все ведущие зарубежные таблоиды. Но в глубине души понимала: Булкин прав.
Задремав под утро, Уля проснулась от звонка будильника с такой головной болью, что захотелось умереть. Она даже представила, что лежит, такая невыносимо красивая и торжественная, в гробу, а кругом все утопает в цветах, народу в траурный зал набилось – не протолкнуться. Габаритов стоит у гроба с черно-красной повязкой на рукаве и говорит речь: «Сегодня мы провожаем в последний путь блестящего профессионала, лучшую светскую журналистку страны, душевного друга Ульяну Асееву. Без нее «Бытие» осиротело. Но, к счастью, наша Уля успела воспитать достойную смену: в отделе, который она возглавляла, подрастают молодые талантливые кадры. Спи спокойно, наша дорогая коллега. Твое дело в надежных руках!»
Последние слова босса заглушил звонок. Однако никто, кроме лежащей в гробу Ули, его не услышал. Провожающие ее в последний путь коллеги, друзья, среди которых было немало звезд, и просто почитатели таланта так и продолжали стоять в скорбных позах.
«Блин, да это же в дверь звонят!» – очнулась Асеева и обнаружила себя лежащей на скомканной родной постели. Посмотрела на экранчик сотового. 10.45! Мама родная! Через пятнадцать минут планерка. Выскочила в рекреацию и, не глядя в глазок, распахнула дверь.
– Ну слава богу, все нормально, – искренне обрадовался, увидев ее живой и здоровой, Юрик. – Я уж полчаса тебе на мобилу трезвоню, ты трубку не берешь. Поднялся наверх, звонок жму, жму – тишина. Уж начал думать, что тебя кто-нибудь ночью замочил. Грабители или звезда какая-нибудь слабонервная киллера наняла. Ты чего по мобиле-то не отвечаешь?
