– Кажется, это надолго. Может, на яхте сполоснемся?
Тот помотал головой:
– Нельзя. Нас не выпустят, пока мы не смоем прилипший песок. А вечером они, – Кемаль кивнул в сторону крепкого парня в униформе, – подметут доски специальной щеткой и в совке отнесут песок обратно на пляж. Поэтому сюда и с полотенцами-тапочками не пускают.
– Чтоб народ реликвию по крупицам не разнес, – обреченно закончила за Кемаля Настя. У нее начала болеть голова (кепку с козырьком тоже пришлось оставить на заборчике) и очень хотелось пить.
На яхте Анастасия один за другим опорожнила три стакана грейпфрутового сока со льдом и благодарно кивнула Шавкату, расплывшемуся в ответ в улыбке.
Они с Кемалем пообедали приготовленной на углях рыбой (ее наловила команда, пока пассажиры оттягивались в бухте Клеопатры), свежими овощами, супом-пюре из грибов и морепродуктов. Все было вкусно и необременительно ни для желудка, ни для талии. А незадолго до прибытия в порт сделали еще одну стоянку и поплавали в открытом море.
На прощание Шавкат улучил момент, когда Кемаль отвернулся, и сунул гостье в пластиковый пакет с пляжными принадлежностями большую раковину.
К отелю они подошли, когда на город стремительно опускались сумерки. Настя поблагодарила за прогулку и хотела уже попрощаться, когда Кемаль сказал:
– Я прилетел всего на один день. Завтра мне опять нужно в Стамбул, и я не знаю, смогу ли освободиться до твоего отъезда. Если бы было время… Я понимаю, что это предложение, может быть, поспешное… Но мне завтра нужно улетать. Я хочу пригласить тебя на свидание. Настоящее. Чтоб мы были вдвоем. Ты, я…
– …и Рудольфо Валентино.
– Кто?
– Ты, я и Рудольфо Валентино. Это из фильма «В джазе только девушки». Ах д-а-а, – с издевкой протянула Тищенко, – я забыла, ты же Голливуд не жалуешь. Специализация другая – русское кино, русская литература, русские телки.
– Почему ты так со мной разговариваешь?
Настя увидела, как дернулся его кадык и сжались губы. Чуть запрокинуть голову и посмотреть Кемалю в глаза было страшно. «Зачем я так? Он сейчас повернется и уйдет!» – пронеслось в голове, но особа по прозвищу Стафф уже взяла верх.
– А как я должна разговаривать с мужчиной, который за морскую прогулку требует плату постелью? Кто кормит девушку, тот ее и танцует, так что ли?
– Я ничего не требую. – Кемаль был обескуражен и подавлен. – Извини… Извините. Я не хотел вас оскорбить. До свиданья. Вернее, прощайте. Всего хорошего.
Он повернулся и стремительно пошел по набережной. Почти побежал. А Настя стояла, вцепившись обеими руками в ручку пляжной сумки, и шептала:
– Дура… Какая же я дура…
Она не помнила, как добралась до номера. Встретившаяся ей в коридоре Ника поздоровалась, хотела что-то спросить, но Настя посмотрела на нее невидящим взглядом и, не ответив на приветствие, обошла, как неодушевленную преграду.
В номере она умылась, села на кровать и несколько минут тупо рассматривала сложенных из полотенец лебедей. Потом поднялась, вышла на балкон. Вечерний Мармарис сверкал разноцветными огнями. Расположенный через дорогу аквапарк был тих и пустынен. Площадь рядом с ним, где днем шумел базар, подметали дворники… Отсюда, с балкона они были больше похожи на косарей.
«Интересно, а из чего здесь, в Турции, делают метлы? – отрешенно подумала Настя. – А у нас из чего? Из березовых веток, кажется. Или из ивовых? Из ивовых практичнее – они гибкие, не ломаются… Дед Андрей плел из них корзины, которые у него почему-то всегда получались скособоченными. Но баба Нюра и соседки все равно хвалили. Не на продажу же, а яблоки и свеклу с моркошкой в погребе хранить…»
Ей надо было чем-то занять голову, чтобы не думать о том, что произошло два часа назад на набережной. Но перед глазами с садистской настойчивостью появлялся дергающийся кадык на смуглой шее с едва заметной черной щетиной, разделенный пополам неглубокой ложбинкой подбородок, плотно сжатые губы.
Чего она сорвалась? Сама же хотела, чтоб он позвал ее к себе в номер или пришел к ней. Ожидание грядущей ночи жило в ней с самого утра – с того самого момента, когда он, держа ее под локоть, вел по набережной к месту, где была причалена яхта. И если бы он не сказал, что завтра улетает, все случилось бы… Он что, не мог сообщить о своем отлете утром? Соврал бы, что вернется через два дня, а потом позвонил с рассказом про неотложные дела, которые заставляют его остаться… Господи, какая же она идиотка! Если бы Кемалю был нужен одноразовый секс, он бы так и сделал. Но он хотел быть с нею честным и боялся ее потерять. А она даже не дала ему договорить, спустила с поводка Стаффа…
Настя не раздеваясь заползла на неразобранную кровать и натянула на себя край покрывала. Вскоре она провалилась в короткий и тяжелый, как горячечный бред, сон. В этом сне была огромная рыбина, которая билась на дне грубо сколоченной лодки. От мощных конвульсий, сотрясавших ее медно-красную тушу, суденышко раскачивало из стороны в сторону, через борта плескала вода.
Потом перед глазами появились чьи-то босые ноги, стоящие на узкой лавочке-перекладине. На каждом из покрытых ярко-красным лаком ногтей была нарисована крошечная Золотая рыбка, с белыми плавниками. «Где-то я такой педикюр уже видела, но где?» – попыталась во сне припомнить Настя. Но в это мгновение гигантская рыбина изогнулась, почти соединив в воздухе хвост и голову, и тут же резко распрямилась. Лодка накренилась, черпанула правым бортом воду и перевернулась. На морской глади парашютом вздулся подол легкого платья – красные и черные кольца по кремовому полю.
Настя вскрикнула и проснулась. Откинула покрывало, села на кровати, провела рукой по бедрам, разглаживая подол измятого платья – кремового, в красных и черных кольцах. Подтянула к животу колени, обхватила их руками. Золотая рыбка на большом пальце правой ноги, попав в свет бра, кокетливо вильнула белым плавником.
ЩЕДРЫЙ ПОДАРОК
Подушка пахла чужими духами. Приторно-сладкими, как жидкая карамель. В четвертом классе их возили на экскурсию на фабрику «Красный Октябрь», и Дронова, отстав от всех, задержалась возле конвейера, где делали конфеты с ее любимой вишневой начинкой. Тане было интересно, как джем попадает внутрь. Секрет так и остался не раскрытым, потому что прибежала рассерженная классная и, отругав Дронову, утащила ее за собой.
Подушка пахла точно так же, как тягучая масса, которую в огромном чане мешала похожая на лопасти корабельного винта штуковина.
Таня скосила глаза. Мустафа спал на спине, раскинув руки. Она осторожно повернулась на бок и стала рассматривать его профиль. Правильный и очень красивый, как на старинных византийских монетах. Мустафа выпростал из-под тонкого покрывала руку и потер кулаком нос. Таня тихонько рассмеялась. Это выглядело так по-детски, так трогательно. Закрыв глаза, она подумала: «Я и не знала, что бывает такое счастье!»
Утренняя дрема была тоже сладкой, как расплавленная карамель.
Они проснулись от звонка мобильного телефона. Мустафа вскочил, схватил трубу и принялся расхаживать с ней по комнате в чем мать родила, изредка бросая в микрофон фразы на турецком. На Таню он даже не взглянул, а она, засмущавшись, отвернулась к стене. Лежала, задержав дыхание, и чувствовала, как напряглись спина, руки, ноги. Вот сейчас он закончит говорить и вернется к ней. Ляжет рядом, и повторится то, что было ночью. То, что позволило ей наконец понять, какой смысл вкладывали в слова «вершина блаженства» люди, на протяжении многих веков писавшие книги о любви.
Таня слышала, как захлопнулась крышка мобильного, как босые ноги прошлепали через всю комнату, как чпокнула дверь холодильника. Забулькало наливаемое в стакан пиво. Или минералка. Она провела языком по губам. Как хочется пить! Сейчас Мустафа вернется в комнату со стаканом воды и захочет напоить ее из своих рук. Так он вчера поил ее вином.
Он вошел. Звякнуло что-то металлическое.
«Пряжка от ремня», – догадалась Таня. Шуршание жесткой плотной ткани. Натягивает джинсы. Он что,
