бегущие, освещенные лунным светом фигуры и ощутил издавна знакомый, резкий толчок приклада в плечо. Высоко над ним переплетались следы трассирующих пуль; извиваясь, как лента серпантина, впереди упала перебитая пулей плеть лианы. Он не слышал никаких звуков. Японцы приближались, спотыкаясь, размахивая оружием, их рты были широко раскрыты в крике, но Дэмон ничего не слышал. Он продвигался вперед как под колпаком, под какой-то завесой тишины и спокойствия, окутывавшей его в любом бою. Израсходовав одну обойму, он вставил новую, сразил двух убегающих японцев, перенес прицел на высокого стройного офицера, который, широко расставив ноги, стоял между двумя деревьями и обеими руками стрелял из двух пистолетов. Офицер резко дернул головой, словно его ударили бичом, повалился наземь и исчез где-то в кустах.
Потом движение в роще прекратилось, казалось, она опустела. Пулеметный огонь стих, и в сознание Дэмона снова ворвались лавина звуков, смешение воплей, отдельных винтовочных выстрелов, проклятий и команд. Дэмон пополз к окопу, в котором стоял, торопливо говоря что-то связному, капитан Кийз.
— Как у вас дела?
— По-моему, все хорошо. Взводу Фелапа сильно досталось. Если они попытаются атаковать еще раз…
— Они попытаются, можете не сомневаться. Но теперь атаковать приходится им. Нам так выгоднее, верно?
— Никаких сомнений. Только бы у них не оказалось танков.
— Не беспокойтесь. Если бы танки были, они давно ввели бы их в бой.
Луна поднялась выше, тропа и роща осветились дрожащим молочным светом. Саперно-подрывной взвод навел через Ватубу понтонный мост, прибыли команды с боеприпасами, а санитары-носильщики со своей жуткой ношей переправились но нему на тот берег; связисты протянули телефонную связь. Японцы снова атаковали. Это была плохо организованная стремительная атака силами около роты, но окопавшиеся американцы скосили их огнем; уцелевшие скрылись во мраке леса. От «Лося» не было никаких известий. Дэмон съел полбанки сыра из пайка и отложил ее в сторону. Озноб у него уменьшился, но слабость снова наплывала волнами. Поминутно вытирая лицо, жмурясь, борясь с приступами головокружения, он ходил взад и вперед около окопа, в котором разместился командный пункт. Он обязан продержаться. Еще бы три- четыре часа. Пока все еще висит на волоске. Переправа прошла удачно; левый фланг обеспечен — они смогут отбить еще десяток таких контратак, если японцы будут проводить их разрозненными подразделениями и неорганизованно, как эту последнюю. Но на участке вырвавшегося вперед Бена, позади и сбоку от него, был один длинный, открытый для удара фланг. А вдруг японцы бросят пару рот в промежуток между взлетно-посадочной полосой и миссией прежде, чем Бен сможет зайти в тыл и захватить эту возвышенность? Нет, они не сделают этого, они сейчас в смятении. Они могли бы…
Он уверен, этого не произойдет. Он чувствовал это всем своим существом. В роще перед ними начали с грохотом рваться мины, и он спрыгнул в окоп рядом с Кийзом, который висел на телефоне, требуя прислать патронные ленты для своих тридцати-миллиметровок. Присев в уголке окопа, Дэмон прислушался к слабо различимым звукам боя, доносившимся с низовья реки: они были спорадическими, какими-то неопределенными, будто одна из сторон отрывалась от противника; однако полной уверенности в этом не было. Лунный свет падал на все вокруг плоскими серебряными бликами. Если бы только можно было узнать что происходит в действительности? Все это похоже на игру в шахматы с завязанными глазами или на ту дурацкую игру «Ты там, Мориарти?», в которую играют австралийцы. В лей два игрока с завязанными глазами подают друг другу левую руку, и один из них задает этот вопрос; услышав ответ, произнесенный приглушенным голосом, он замахивается свернутым и трубку журналом, стараясь ударить им невидимого противника по голове…
В полосатом, как шкура зебры, сумраке, сотканном из лунного света и теней, возникла неясная фигура: тощий, судорожно глотающий воздух солдат.
— Это командный пункт? Где Дэмон? Дэмон поднялся.
— Я здесь, сынок.
Это был Джексон. Белки его глаз сверкали из-под каски, тяжело дыша, он опустился на колени у края окопа.
— Мы прорвались туда. К берегу. Дошли до самого пирса… — Он внезапно замолчал, у него вырвался смех, похожий на всхлипывание. — Полковник, они драпают!
— О ком ты говоришь?
— Пытались улизнуть на двух баржах. Все их большое начальство. Мы захватили всех, прямо у пирса… Я сам застрелил их генерала!
К ним приблизились солдаты, столпились вокруг Джексона.
— Генерала? — удивился Дэмон. — Ты уверен в этом, Джексон?
— Абсолютно уверен, полковник! Тип с таким пузом может быть только генералом… Провались я на этом месте! Вот, посмотрите на его поганую саблю. — Он протянул руку: на длинном изогнутом эфесе сабли Дэмон увидел сверкающие, как змеиные глаза, драгоценные камни. — Баучер захватил все их документы и барахло. — Он передал самурайскую саблю Дэмону. — Это для вас, полковник. Сувенир, еще тепленький. Мы застигли этих косоглазых ублюдков врасплох, сонных. — Он снова засмеялся жестким, натянутым смехом. — Да! Одного за Миллиса, одного за Брауна и одного за Гантнера… Ох, ну и дали же мы им по мозгам! Они сломались, и вовсе не потому, что бездельничали, должен вам сказать…
— Все это очень хорошо, Джексон, — перебил его Дэмон. — А теперь скажи, как там насчет разворота для охвата?
— Что? Ах, да! Подполковник Крайслер приказал передать вам, что мы поворачиваем на запад, в направлении на миссию. Японцы оказывают лишь незначительное противодействие.
— Замечательно. Передай ему, пусть не задерживается.
— Слушаюсь, полковник! — Он встал, с сияющим видом посмотрел на собравшихся вокруг него солдат. Ему явно не хотелось покидать эту небольшую, восхищенную аудиторию. — Ох, если бы вы видели, как мы пригвоздили этих косоглазых! — воскликнул он. — После всех этих долгих месяцев мучений… Мы за все расплатились с ними…
Ноги подкашивались. Дэмон сел прямо в грязь, положил самурайскую саблю на колени. Наблюдая, как Джексон удаляется по тропе, он внезапно почувствовал, что вот-вот расплачется. Совсем как старик, который не может сдержать слез…
Он нарушил все правила. Незаконно принял на себя командование; без артиллерийской подготовки и соответствующих средств осуществил ночную переправу через реку, не имеющую бродов, и теперь, глубокой ночью, наступает на укрепленные позиции. Но ведь бывают случаи, когда приходится отказываться от всех книжных правил. Такое, возможно, случается один раз за всю войну. Может, и не следовало этого делать, кто его знает. Но у них не было выбора.
К тому же эти японские дневники. Дневники, над которыми он просидел не одну душную ночь; эти написанные бисерным почерком неровные колонки, полные нарастающего изнеможения и отчаяния. Он прав, он верно понял их: японцы тоже выдохлись до предела…
Боже, как он слаб! Так слаб, что боится даже попробовать встать с этой вонючей, мокрой трясины. Но зато он может теперь подумать, что предпринять дальше. Ему следует оградить себя от обвинения в уголовном преступлении.
Он выхватил телефонную трубку из держателей, резко покрутил рукоятку вызова.
— Говорит «Рысь». Соедините меня с «Лосем».
Сначала в трубке раздавался только сильный треск и гудение, затем послышался голос Дикинсона, нервный и резкий:
— «Лось» слушает. Что у вас?
— Как чувствует себя Уэсти?
— Как вам сказать… Он по-прежнему почти без сознания, Сэм. Вы же знаете, малярия — довольно серьезная болезнь.
Дэмон устало улыбнулся:
— Да, я знаю, Дик. Мы сегодня съехали с квартиры, ничего не заплатив за нее. Позиция обеспечена. У наших друзей все ползет по швам. «Росомаха» выкупалась, повернула за угол и вот-вот преклонит колени. Полагаю, вам понятно, что я имею в виду?
