И действительно, он все угадал, проявив недюжинную чуткость и испытав обычную в подобных случаях родительскую тревогу.
Захватив рекомендованные врачом таблетки, он направился в ванную, откуда раздавались громкие крики старшего племянника.
— Терпи, терпи, малютка, — снова и снова повторяла Кэрри. Она удерживала мальчика в холодной воде, усердно поливая его плечики. — Как мне его жаль, — пожаловалась она, увидев Гаррисона.
— Мне тоже. — Он положил руку ей на плечо. — Но нам с Натаном повезло, что в эти минуты мы не одни.
Невзирая на сырость, Гаррисон уселся на край ванны.
— Как вы полагаете, нам удастся впихнуть в него сейчас пилюлю?
— Вряд ли. Он не в настроении. — Завернув Натана в полотенце, Кэрри вытащила его из ванны и прижала к себе. — Знаю, обтирать его не следует, надо дать ему просохнуть самому, но мне его жаль.
Склонив голову, она утешала кричащего ребенка.
Гаррисон молча, смотрел на Кэрри, на ее темные локоны и залитые слезами щеки, на то, как она что- то бормочет Натану, на ее босые ноги. Она в спешке даже не обулась. Да и дверь, скорее всего, не заперла.
Внешне Гаррисон был невозмутим, но в душе у него творилось нечто невообразимое. Ему представилась подобная сцена в будущем: Кэрри ласково успокаивает ребенка. Ребенка с темными вьющимися волосами и ротвелловской улыбкой. Их ребенка.
Гаррисону никогда не случалось так близко общаться с маленькими детьми. Конечно, он знал, что когда-нибудь женится и обзаведется ребенком, но лишь когда-нибудь. Он еще не встречал на своем пути никого, с кем бы ему хотелось связать жизнь, а тем более иметь детей. У дам, с которыми он встречался, для детей не нашлось бы времени…
Но Кэрри создана для того, чтобы именно быть матерью. Интересно, понимает ли это она сама?
В его голове мелькали различные картины их будущего, сильно смахивающие на пособие по семейной жизни, если бы такое существовало: Кэрри сидит за кухонным столом, помогая их сыну делать уроки; Кэрри причесывает их дочку; Кэрри шьет костюмы для рождественских празднеств…
А где же в это время находится Гаррисон?
Он вынужден большую часть дня проводить на работе, на которой во что бы то ни стало, будет преуспевать, чтобы их дети имели маму в полном своем распоряжении. Он обеспечит детям материальную и моральную поддержку, а ласковая и умная Кэрри сделает их жизнь интересной.
Впервые до Гаррисона дошло, почему его невестка Стефани с одобрения Джона отказалась от работы, чтобы сидеть дома с детьми.
Натан успокоился.
— Сейчас, думаю, можно попробовать дать ему лекарство, — предложила Кэрри.
Дрожащей рукой — он еще не пришел в себя после заманчивых картин, пронесшихся перед его мысленным взором, — Гаррисон налил розовую жидкость в мерную ложку и всунул ее в рот Натану.
Но тот решительно оттолкнул руку Гаррисона. Лекарство пролилось ребенку на подбородок.
— Глотай, Натан!
Гаррисон повторил маневр.
Кэрри обхватила ладонями голову мальчика, отчаянно дрыгающего руками и ногами.
— Может, у него горло болит?
— Надеюсь, нет. — Гаррисон осмотрел перепачканное полотенце. — Как вы думаете, достаточно он проглотил?
— Не знаю. Но и вливать в него насильно тоже не следует.
Гаррисон беспомощно взирал на Натана.
— Врач велел позвонить, если в течение часа температура не упадет.
— Бедное дитя! Болен, находится в чужом доме, мама и папа далеко.
На глаза Кэрри навернулись слезы.
— Ну, не такой уж чужой ему этот дом, — обиженно возразил Гаррисон.
— Знаете, что вам следует приобрести? — спросила Кэрри. — Кресло-качалку.
И тут же Гаррисону привиделась Кэрри в длинной ночной рубашке, уютно сидящая с ребенком на руках в кресле-качалке.
Он становится сентиментальным до отвращения. Вот сейчас ему привидится еще и брачная постель, которую он осыпает лепестками роз…
Брачная постель! Брак! Произнеся про себя это слово, Гаррисон убедился, что оно не вызывает у него обычного неприятия.
Нет, нет, сомнений быть не может, женитьба на Кэрри положит начало совершенно иной жизни.
Последующие два часа они поочередно сидели у кровати Натана и баюкали его. Жар спал, и, в конце концов, Натан заснул.
Гаррисон же, напротив, был бодр как никогда и полон желания удержать у себя Кэрри, хотя знал, что ей необходимо работать.
Уже провожая Кэрри к выходу, он нашел благовидный предлог, чтобы еще хоть немного побыть с ней.
— А не позавтракать ли нам вместе? Могу сотворить яичницу.
Кэрри заколебалась.
— Гренки можно сделать, — продолжал Гаррисон. — Кукурузных хлопьев в доме навалом…
— Ну, лишать Натана любимого кушанья я не могу, — рассмеялась Кэрри. — Уж лучше яичница. Сто лет не ела яиц.
Чтобы не разбудить Мэтью, чудом уснувшего под рев Натана, они говорили шепотом, и это создавало приятную иллюзию интимности.
Он вынул из холодильника пяток яиц и приготовился попотчевать Кэрри своими кулинарными шедеврами.
Девушка сидела у бара на высоком стуле, подперев рукой подбородок.
— Устали? — спросил Гаррисон.
— В последнее время я остаюсь в клубе после закрытия. Слушаю новую музыкальную группу. — Она вздохнула. — Мне, наверное, и сегодня следовало остаться, но я не осталась.
Гаррисон ловко, одной рукой, разбивал яйца над миской.
— Значит, мне повезло.
— Ну, вы и без меня справились бы. Болезнь Мэтью вас многому научила. Да, если хотите, я побуду с Мэтью, пока вы сводите Натана к врачу.
— Что вы, что вы, я вполне могу взять его с собой. Если я явлюсь с двумя орущими детьми, врач, быть может, быстрее меня примет. Не могу же я так злоупотреблять вашей добротой. Спокойно работайте.
— А вот этого-то мне и не хочется. — Она закрыла лицо руками. — Пожалуйста, разрешите мне остаться с Мэтью.
— Так плоха эта группа?
— Честно говоря, даже не могу сказать, плохая она или хорошая. Надо бы еще раз их послушать, а я все не могу себя заставить. Я слышала их, когда только начала заниматься этим делом, и тогда они мне так понравились, что в своем отзыве я рассыпалась в комплиментах. А сейчас — не знаю. — Она с минуту помолчала. — У меня как-то пропал вкус к клубной деятельности, а писать плохой отзыв только потому, что я к ней охладела, не хочется.
Сейчас, в стареньких джинсах и домашней майке, Кэрри ничуть не походила на клубного завсегдатая.
Гаррисон втайне обрадовался. Ухаживать за женщиной, которая работает по ночам, невозможно.
— Начинается, — простонала она, к его великому удивлению. — В который уже раз. Я знаю.
— Что именно?
Он вытащил сковородку и положил на нее кусок масла.
