Хорьки

точно. Разговор с О-Тори. Прошу тебя, замолви обо мне словечко.

Ямакагэ (полушепотом). Будет больше толку, если каждый сам по себе…

Фурумати. Э-э! Тебе, конечно, своя рубашка ближе к телу… О-Тори и раньше не могла устоять перед мужчиной… Да ты и сам, должно быть, путался с ней? А?! (Кокетничая.) Вот увидишь, все будет хорошо! Только прошу тебя…

Ямакагэ (многозначительно зажав ружье). Дурачье! (Уходит.)

Что-то ворча, Фурумати идет вслед за ним. Из задней части дома выходят, разговаривая, О-Тори и Кихэй.

О-Тори. Ну, наконец эти собаки убрались!

Кихэй. Ох, чего я только не натерпелся. Крутился среди этого сброда, из кожи лез… Что говорить, у старушки ни гроша, они ее совсем раздели, все растащили…

О-Тори. Право, с таких мерзавцев довольно ветхих ширм и старых циновок. Это у тебя очень здорово получилось. (Смеется.)

Кихэй (торжествующе). Да что там: раз меня хозяйка попросила, я сделал все что надо. И ты погляди, как я ловко всех разогнал. Всех! Это я не ради выгоды говорю.

О-Тори. А я думала, ты только пить умеешь…

Кихэй. Я же серьезно, сестрица О-Тори! Провались я на этом самом месте…

О-Тори. Ха-ха-ха! Понимаю! (Достает бумажник.) Вот тебе, выпей в честь праздника Бон.

Кихэй (выпучив глаза, кричит как сумасшедший). Да это… это же десять иен!

О-Тори. Что, мало? Ах ты пропойца!

Кихэй. В-вот это да! (Торопливо прячет деньги.)

О-Тори. А теперь у меня к тебе несколько поручений. Будешь моей правой рукой, а?

Кихэй (с восторгом). Здорово! Черт, да я что угодно для тебя сделаю.

О-Тори. Ну, тогда за работу! Отправляйся к Ияма, переговоришь и – обратно. Скажешь так: приехала О-Тори, у нее к вам просьба – дней на пять оставьте дом в покое.

Кихэй. Если он начнет возражать, я ему покажу! Все подгонял старушку, мерзавец, мол, сегодня же очистить помещение, ни одного дня отсрочки не дам. Нет, в самом деле, вовремя ты приехала. Хозяйке пришлось бы перебираться в конюшню. Мне одному с ним не справиться. Тянуть нельзя.

О-Тори. Ну, хватит об этом, отправляйся живо.

Кихэй. Слушаюсь! Раз подобралась такая компания! Значит, нужно сказать, чтоб подождал пять дней. Выходит, у тебя есть какие-то соображения?

О-Тори. Конечно, есть.

Кихэй. Вот оно что! Черт, раз так, он у меня не пикнет!

Кихэй торопливо уходит. О-Тори вновь оглядывает помещение и погружается в раздумье.

Появляется О-Кадзи и начинает как попало упаковывать тряпье и посуду.

На кухне горит тусклая маленькая лампочка.

О-Тори. Эй, сестрица, что это ты суетишься?!

О-Кадзи. А ты чего заявилась, чего учуяла? Сама видишь, все пошло прахом, и дом тоже… Ты, наверное, приехала урвать себе кусок пожирнее. Жаль мне тебя, зря только на дорогу потратилась. Поворачивай-ка лучше восвояси, да побыстрей, пока люди не стали над тобой смеяться.

О-Тори. Ха-ха-ха, не смотри на меня волком! Я не собираюсь твою кровь пить. Не бойся!

О-Кадзи. Ишь, разоделась в пух и прах, думаешь меня провести – не выйдет! Другого, может, и надуешь… Не могла ты честным путем разбогатеть. Уж не занялась ли воровством?

О-Тори. Ты что, старая, думаешь, я воровка?

О-Кадзи. Натура у тебя такая, с самого рождения. Ты послушай, что по деревне говорят. Это всем известно. Один твой взгляд чего стоит! Что бы у кого ни случилось, ты тут как тут, так и смотришь, чем поживиться… Я это давно поняла.

О-Тори. Что за вздор, О-Кадзи! Ты можешь завидовать тому, как я выгляжу, но от брани тебе лучше не станет.

О-Кадзи. Успокойся! Помирать буду, а к тебе за помощью не пойду. С меня хватит, ухожу из этого дома. Говорю тебе: он уже нам не принадлежит. Небось забыла, как ты скандалила, когда умер дед. Мол, половина дома моя, мне ее брат завещал, отдайте… Да мне твою бандитскую рожу и видеть не надо, я ее и так по гроб жизни не забуду. Так бушевала, что полиция вмешалась. Из-за этого и обо мне по деревне дурная слава пошла. Глаза бы на тебя не глядели! Не к добру ты вернулась. Теперь хорошего не жди. Моего тут осталось всего ничего – вот эти кастрюли. Можешь не высматривать – все ушло чужим людям. (Усмехается.)

О-Тори. Хэ-хэ, опять эти бредни! Тогда я была поварихой, что с меня взять, о будущем своем пеклась, могла и ляпнуть чего, не подумав. Экая ты злопамятная! Вот из-за этой дури ты и лишилась всего, даже дома. Ты на меня погляди. Я все – начисто. А примчалась сюда только для того, чтобы позаботиться о тебе и Мансабуро.

О-Кадзи (насмешливо). Хм, может, дом нам вернешь, раз уж ты разбогатела?… Чем перед тобой гнуть спину, лучше уж пусть ростовщик Ияма распоряжается! Дерьмо ты собачье, помирать буду, а к тебе за помощью не пойду! Заранее предупреждаю. Вот умоешься и убирайся отсюда!

О-Тори (все время улыбаясь). А куда же ты направляешься с этой посудой за плечами? Побираться пойдешь?

О-Кадзи. Оно бы и лучше…

О-Тори. Говорят, ты собралась помирать в конюшне у пролива?

О-Кадзи. Ну и что! В конюшне в тысячу раз спокойнее: не тревожиться, не трястись от страха рядом с такой мерзавкой, как ты. Теперь и у меня будет райская жизнь: можно не бояться кредиторов! (Взвалив на плечи упакованные вещи, собирается уйти.)

О-Тори. Сестрица! Ведь из-за твоего же дурацкого характера дом и разорился. Будешь прозябать в конюшне, а у тебя под носом чужие люди будут топтать усадьбу, предавая позору наших предков?

О-Кадзи. Уймись!

О-Тори (с трудом сдерживаясь). Ах ты старая нищенка!

О-Кадзи. Нашла чем попрекать!

О-Тори. Ладно, сестрица, поди сюда. Я должна тебе что-то сказать.

О-Кадзи. А мне какое дело!

О-Тори. Мансабуро возвращается, сестрица. Честное слово, мне письмо пришло с юга. Он уже плывет на корабле.

О-Кадзи (пристально смотрит на О-Тори). Тебе еще не надоело надо мной издеваться?

О-Тори. Ну, хватит! Мансабуро возвращается, и это – правда. Он мне обо всем подробно написал.

О-Кадзи. Почему же он обратился к тебе? Ох уж этот парень!

О-Тори (торжествующе). Он надеется на меня – свою тетку… Все это время писал письма. И потом, у него, должно быть, есть кой-какая идея…

О-Кадзи (в сердцах). Ах, никчемный он человек. Зачем он связался с тобой, неужто других не нашлось?

О-Тори. Хоть ты и ругаешь его никчемным, а в людях он разбирается! Человек он внимательный, заботливый. Я сама теперь всем сердцем привязалась к Сабу.

О-Кадзи. Бросил мать на целых три года, опозорил на всю деревню. (Глотая слезы.) Что нее это такое? Зачем он едет? Может, скопил тысчонку-другую и хочет дом выкупить, а? (Вопрошающе смотрит на О-Тори.)

О-Тори (с воодушевлением). Видать, Сабу возвращается издалека именно для того, чтобы что-то сделать, если это возможно…

О-Кадзи (неожиданно сверкнув глазами). Ах, черная твоя душа! Так вот что ты