вставленные редакцией: «Я согласен с депутатом Канэзаки…», «Господин Канэзаки, он всё правильно сказал…», «Депутат Канэзаки хороший, видать, человек — он всегда за горожан…»
Для большей убедительности наряду с «голосами» простых людей публиковали мнения тех, кто пользовался в городе известностью: адвоката, врача, историка-краеведа, буддийского священника, поэта, авторов, писавших для популярных журналов. Добрая половина бесед с этими лицами составлялась в редакции «Минчи». Местные знаменитости порой высказывались тоже не очень вразумительного все они, как и в предыдущем случае, с благословения редакции поддерживали Канэзаки: «Желаю господину Канэзаки не сдавать позиций!», «Меня восхищает патриотизм Канэзаки-сан…» и прочее.
Написав статью, Гэнзо Дои обязательно показывал её своему шефу и цензору Гисукэ Канэзаки. Тот, вооружившись красным карандашом, что-то вычёркивал, что-то добавлял, а порой перечёркивал всё написанное.
Просмотрев статью о городском собрании, на котором обсуждался вопрос о земельных участках, пригодных для постройки новых корпусов мэрии, Канэзаки отложил в сторону карандаш и уставился на своего помощника:
— Ты ведь там был. Сидел на гостевом месте, так?
— Так.
— Мои вопросы записывал?
— Записывал.
Гэнзо, как всегда в таких случаях, не мигая глядел на шефа. Его полное лицо, которое можно было бы назвать приятным, если бы не застывшее на нём выражение сонной тупости, оставалось совершенно неподвижным.
— Записывал, значит… А ты разве не слышал, как я сказал: «Я говорю это не для того, чтобы лишний раз подвергнуть критике руководителей города, и не для того, чтобы лишний раз козырнуть собственной справедливостью. Я знаю, кое-кто из присутствующих считает, что таким образом я пытаюсь завоевать хоть один лишний голос на предстоящих выборах. Но такие низменные побуждения мне чужды. Клянусь честью мужчины и гражданина, одно меня беспокоит и вдохновляет на борьбу: благополучие трёхсот тысяч человек, проживающих в городе Мизуо!..» Слышал ты это или не слышал?
— Да, слышал.
— И не записал?
— Не записал.
— Выходит, пропустил самое важное. Мастерство газетчиков заключается не только в том, чтобы изложить голые факты. Надо уметь подать их под соответствующим соусом. В данном случае мои лирические, а вернее, саркастические, отступления от основной темы и являются таким соусом. Без этого ведь не поймёшь, что за человек депутат Гисукэ Канэзаки. Тебе известно, что в партии «Кэнъю» я считаюсь бунтарём номер один. Режу правду-матку, невзирая на лица. Секретарям, и городскому и даже провинциальному, приходится со мной считаться. Вот так-то… Кстати, тебе ведь известно, какой пост в Мизуо занимает городской секретарь «Кэнъю»?
— Да. Господин Синдзиро Мияяма — председатель городского собрания.
— Так вот, Мияяма возглавляет основное направление, то есть, правое крыло нашей партии. Этот тип втёрся в доверие к провинциальному секретарю Инагаки, который к тому же депутат парламента. Один из членов провинциального собрания, Ёситоси Тадокоро, тоже его поддерживает. Вот Мияяма и выдвинулся. Но я ему не по зубам. Мияяма попытался было исключить меня из партии за нарушение партийного регламента, строил козни, стараясь создать мне невыносимые условия, чтобы я сам вышел из партии, но это дело у него не выгорело. Мало того, он ещё получил взбучку от Тадокоро — мол, нельзя выпускать тигра на волю. Теперь-то он поутих. Когда приходится со мной столкнуться, говорит ласково, вкрадчиво. А вообще старается держаться подальше, по принципу: если боишься грома — не дразни громовержца. И такое дерьмо возглавляет правое крыло партии. Он бы ещё не так разгулялся, но мои нападки его сдерживают. Да-а… С тобой-то я могу говорить вполне откровенно. Почему мэрия морочит горожанам голову относительно Курохары? Ничего там она не собирается строить. Мияяма обвёл мэра вокруг пальца. Между ним и дирекцией фирмы «Сикисима силикаты» существует сговор, и Мияяма уже получил от «Силикатов» солидный куш… Когда я выступал, вид у этого мерзавца был такой, словно он проглотил целую упаковку горьких пилюль. Ты заметил, какое у него было выражение лица?
— Его лицо я со своего места видел, но в выражении не разобрался, — моргнув, ответил Гэнзо Дои.
— Такие важные вещи необходимо замечать. По ним можно судить о положении дел в городском управлении. А тебе надо приглядываться особенно пристально: ты ведь не из нашей провинции, так что мотай на ус абсолютно всё, даже то, что кажется на первый взгляд мелочью.
— Хорошо.
— О чём это я раньше говорил?.. Ах, да! О моём выступлении. То место, где я упомянул, что не ради лишнего голоса стараюсь. Это надо обязательно дать в газете. И притом — крупно. Понял?
— Господин директор, а это не может повредить вам на следующих выборах в городское собрание?
— Ну и дурак же ты! Если нет чутья, газетное дело вовек не освоишь. Когда пишешь такое, получается обратный эффект: человек не пытается завоевать популярность и тем самым её завоёвывает. Скромных у нас любят. Понял? И кроме того, вырисовывается мой характер. В статье, как в зеркале, должны отражаться человеческие характеры. А у тебя этого нет, потому и материал получается вялый, неинтересный. Ты на страницах газеты человека покажи, человека…
Уйдя за фанерную перегородку, в помещение редакции, Гэнзо Дои склонился над столом и начал старательно водить карандашом по бумаге.
В следующем номере появился заголовок:
«„Не ради лишних голосов стараюсь!..“ Депутат Гисукэ Канэзаки — молодец, честный человек».
Примерно через месяц после этого случая Гисукэ Канэзаки, прервав чтение вёрстки, вызвал к себе Гэнзо Дои.
— Ты что, по своей инициативе поместил этот материал? — Канэзаки ткнул пальцем в заголовок: «Достойные осуждения интриги капитализма. Вступив с ним в сговор, городское руководство вредит городу. (Беседа с доцентом Р-ского университета господином Канъити Камэй.)»
Заголовок был набран очень крупным шрифтом и занимал чуть ли не половину первой страницы. Текст статьи пестрел подзаголовками: «Экология — социальная проблема современности», «Примеры: тяжкое заболевание Миматы, астма Ёккаити», «До каких пор будут уходить от ответственности предприниматели?», «Сговор реакционеров из городского управления с остервенелыми представителями капитала — это реальность», «Политика провинциального города — микрокопия политики страны», «В соответствии с тайными планами щупальца „Сикисима силикатов“ тянутся к Курохаре», «Земельные участки для новых корпусов мэрии — не более чем ширма», «Неужели триста тысяч горожан Мизуо не способны иссечь язву, разъедающую городское управление?!».
— Твоя, значит, инициатива? — повторил вопрос Гисукэ Канэзаки.
— Да. Господин Камэй приехал к нам, чтобы выступить с лекцией, организованной профсоюзной организацией города. Я воспользовался случаем, посетил его в гостинице и побеседовал с ним.
Возможно, Гэнзо втайне гордился проявленной инициативой, но его лицо, как всегда, ничего не выражало.
— О подобных намерениях следует предупреждать меня заранее, советоваться.
— Хорошо.
— Оживлять газету, конечно, следует, но надо знать — как и при помощи каких материалов. Этот Канъити Камэй небось красный?
— Он прогрессивный учёный.
— Знаем мы этих прогрессивных учёных и деятелей культуры! «Прогрессивный» — синоним «красного». Для их высказываний в нашей газете не должно быть места.
— Понял.
— Ведь наша газета не орган пропаганды красных. Я политик, состоящий в партии «Кэнъю», и веду бой только с нашим правым крылом, возглавляемым Мияямой. Запомни, помощи у красных я просить не
