усвоил полученные уроки. Он держал меч под нужным углом; стойка позволяла сохранять равновесие и перемещаться при необходимости в любом направлении. И что самое главное, мальчик встал так, чтоб закрыть собою мать и сестер.
Отлично проделано, Нобуёси.
Сигеру множество раз произносил уже эти слова — после изнурительных тренировок с мечом, копьем и луком. Нобуёси ничего не ответил. Его внимание было полностью сосредоточено на Сигеру. Мальчик выискивал подходящий момент, ждал, пока противник откроется. Он заслужил право умереть, как настоящий самурай. Он ведь и вправду настоящий самурай. Сигеру шагнул через порог и сделал вид, будто споткнулся.
А-а-а-й-и-и!
С громким криком Нобуёси сделал выпад, метя в щель в доспехах. Его сын действовал, как истинный самурай. Он вложил в атаку самую свою суть, отринув все мысли о себе. И в этот миг избавления Сигеру нанес удар — столь стремительно, что тело Нобуёси еще продолжало двигаться вперед, когда голова уже скатилась на пол.
Эми и Сати вскрикнули и прижались друг к другу; лица их были залиты слезами.
Зачем, отец, зачем?! — воскликнула Эми.
В левой руке Умеко был кинжал. А в правой женщина держала короткоствольный пистолет. И теперь она вскинула пистолет и выстрелила. Пуля ударилась о стальной шлем и отскочила. Умеко бросила пистолет и взяла кинжал в правую руку.
Я спасу тебя от дальнейших грехов, — сказала она и двумя быстрыми движениями перерезала горло дочерям. Светлый шелк ночных кимоно мгновенно окрасился кровью. А затем Умеко взглянула Сигеру в глаза. — Быть может, сострадательный Будда приведет тебя в Чистую землю, — сказала она и вонзила кинжал в собственную шею.
Не выпуская мечей из рук, Сигеру уселся на пол, посреди окровавленных обломков своей жизни. Он смотрел на дверной проем. Вскоре он услышит стук копыт — это будет скакать отряд из замка. Сигеру расхохотался. Он по-прежнему был обречен. Но он спас любимую жену и детей. Их не коснется грядущий ужас, приближение которого он увидел в пророческих снах и видениях.
ЧАСТЬ II
Прекрасные мечтатели
ГЛАВА 4
Десять мертвецов
Сомнения одолевают тебя. Замешательство царствует. Ты не отличаешь вчерашнего дня от завтрашнего. Прислушайся к своему сердцу, найди в нем указания. Удары, подобные барабанным. Грохот, подобный реву речной стремнины зимой. В конце концов, звук и тишина неотличимы друг от друга.
Слушай.
Слушай.
Слушай.
Кровь — не воду.
Свою кровь.
Мысли о брачной ночи всегда вызывали в душе Эмилии надежду и страх. Второе было связано с полнейшим физическим отвращением, которое внушал ей Зефания, а первое — с неизменным безразличием, которое он демонстрировал по отношению к ней. Не будь этого, ей бы и в голову не пришло принять всерьез предложение преподобного Кромвеля. Но к двум этим факторам добавилась возможность бежать из Америки, и Эмилия не устояла. Конечно, когда они станут мужем и женой, без интимных моментов не обойдется. Неразумно ожидать полного отсутствия грубого животного совокупления, сопутствующего браку. К счастью, есть все основания предполагать, что оно сведется к мимимуму. А предложенная Зефанией возможность стоила того, чтобы изредка пострадать.
Теперь же и надежда, и страх испарились — их уничтожила пуля убийцы. Когда Зефания умрет, Эмилия останется одна — а в одиночку она не сможет остаться в Японии. Женщина, не находящаяся под защитой отца, брата или мужа, не может оставаться в чужой стране, не нарушая приличий. Она вынуждена будет вернуться в Америку. А может, найдется иной выход? Может, она сможет продолжить миссию в обществе брата Мэттью?
Эмилия украдкой взглянула на него. Брат Мэттью смотрел в сад. Ни по выражению лица, ни по позе, ни по манерам нельзя было догадаться, о чем он думает. Мэттью, как и всегда, оставался для нее полнейшей загадкой.
Он вошел в их жизнь всего четыре месяца назад. Это прошло в сан-францисской миссии Истинного слова. Эмилия кормила супом бедняков и бездомных, и вдруг заметила, что на пороге обеденного зала стоит какой-то мужчина.
На нем была заношенная дорожная одежда, а черная шляпа невольно заставляла предположить, что когда-то она была белой. Из под шляпы выбивались волосы — длинные, словно у какого-нибудь дикаря- индейца. Незнакомец казался изможденным; щеки у него ввалились, а запавшие глаза были обведены темными кругами. Щетина была неровной, как будто он пытался соскоблить ее ножом. На первый взгляд, он ничем особо не отличался от прочих несчастных, ежедневно оказывавшихся на попечении Эмилии. Только вот он не пристраивался в очередь, норовя протолкаться наперед, не глазел на еду и не сглатывал от нетерпения. Он просто застыл в дверном проеме, и единственным, что двигалось, были его глаза. Он медленно оглядел всех, кто сидел за столами и толпился в очереди. Руки его были опущены, но поза говорила скорее о готовности к чему-то, чем о вялости. А потом Эмилия заметила выпуклость под правой полой заляпанной грязью куртки.
Эмилия попросила сестру Сару подержать пока ее черпак и кастрюлю с супом и подошла к незнакомцу.
Завидев девушку, он вежливо снял шляпу и поклонился.
Мэм…
Присоединятесь к нашей трапезе, брат христианин.
Так все последователи Истинного слова обращались к новоприбывшим. «Брат» — поскольку все люди братья. «Христианин» — поскольку, хоть они могут этого и не понимать, все люди, будь они грешниками, святыми или язычниками, христиане по неизреченной милости Господа нашего.
Большое спасибо, мэм, — отозвался незнакомец и снова поклонился. — Премного обязан.
Говорил он нараспев и несколько в нос. Наверно, техасец. Или откуда-нибудь из окрестностей Техаса.
Это место осенено благодатью Господа, брат христианин. — Эмилия протянула ему руку. — Здесь нет места насилию.
Незнакомец уставился на нее, и несколько раз моргнул; лишь потом до него дошло.
Да, мэм, — согласился он, расстегнул кожаный ремешок, которым кобура крепилась к поясу, и вручил кобуру вместе с пистолетом Эмилии.
Девушка едва не уронила ее.
И ныне предаю вас Богу и слову благодати Его.
Пистолет оказался очень большим и очень тяжелым.
Спасибо, — отозвался незнакомец.
