Я и есть Мэттью Старк.
Мэри Энн знала, что Мэттью Старк — лучший стрелок во всем Техасе, что это здоровенный детина, весь разукрашенный шрамами, и что он избивает шлюх до полусмерти, прежде чем трахнуть их. Потому она рассмеялась, решив, что этот красивый, мягкий парень то ли врет, то ли спятил. А потом она расплакалась, потому что поняла, что она никуда не поедет ни со лжецом, ни с чокнутым, и сама не поедет, и дочек не возьмет. Старку понадобился целый час, чтоб убедить Мэри Энн, что его репутация, мягко говоря, не соответствует действительности. Он ведь сказал ей свое настоящее имя лишь затем, чтоб она успокоилась и перестала беспокоиться из-за Этана. А вышло так, что он чуть ее не потерял.
Старк подождал, пока Мэри Энн, Бекки и Луиза уложат свои скудные пожитки в ветхий чемодан и перевяжут его веревкой. Потом он проверил свои пистолеты и отправился вниз.
Какой-то у тебя вид усталый, — заметил Круз. — Не похож ты на человека, который всю ночь провел в постели.
Нам надо кой о чем поговорить.
Старк уселся за карточный стол напротив Круза. Хозяин борделя сидел на том же самом месте, что и вчера, — только сегодня в руках у него вместо карт была тарелка со свиной отбивной, и вчерашние пьянчуги, составлявшие ему компанию в покер, давно разошлись по домам.
Ветер не переменился. Цена остается прежней: десять долларов за ночь.
Для нее ночи закончились, — сказал Старк. — Она уходит.
На здоровье, — неожиданно легко согласился Круз. — Если у тебя имеется пятьсот долларов. Она задолжала мне пять сотен. Если хочешь забрать ее с собой — расплатись за нее. Только она все равно сюда вернется, когда ты вытащишь голову из задницы и очнешься.
У Старка имелось больше пяти сотен. Но ему нужны были деньги на ранчо.
Я дам тебе сотню.
Он заметил, как взгляд Круза метнулся куда-то в сторону, проследил за ним и заметил бармена с двустволкой в руках. Старк нырнул вперед и влево; в тот же самый миг грохнул выстрел, и заряд дроби разнес карточный стол в щепки. Первая пуля Старка вошла бармену в правое плечо, вторая прошила правое бедро. Бармен выронил двустволку и рухнул на пол, пытаясь левой рукой зажать обе раны. А когда Старк вновь взглянул на Круза, то увидел, что на него смотрит дуло короткоствольного крупнокалиберного пистолета. Старк выстрелил Крузу в лицо. Пуля сорок четвертого калибра завершила работу, которую когда-то не закончил топор.
Некоторые люди не чувствуют, когда настает пора остановиться. Старк такие вещи чувствовал. Он знал, что никогда больше не ограбит ни единого банка и не зайдет ни в один бордель. Он также думал, что никогда больше не будет убивать людей — и, наверно, так бы и поступил, если б это зависело от него.
Все то время, пока длилась ее исповедь, Хэйко просидела, положив ладони на циновку и склонив голову. Ей не хватало мужества взглянуть Гэндзи в лицо. Кем он теперь считает ее — двуличной негодяйкой, которая клялась ему в любви, а сама тем временем ожидала приказа убить его? Хэйко договорила, и воцарилось молчание — почти невыносимое молчание. Хэйко чувствовала, что вот-вот разрыдается, но гордость заставляла ее сдерживаться. Это было бы полным бесстыдством — взывать к его состраданию. Нет, она не будет плакать. Гэндзи убъет ее, или, может просто выгонит — он ведь добр. Но что бы он ни решил, этот день станет последним в ее жизни. Она не сможет жить без него. Хэйко знала, что она сделает, если ее выгонят из замка.
Она отправится на мыс Мурото.
У этого мыса шестьсот лет назад Хиронобу, первый князь Акаоки, предок Гэндзи, выиграл битву, и эта победа положила начало княжеству. Теперь же на вершине утеса, обрывающегося в море, стоял небольшой буддийский храм малоизвестной дзенской секты. От каменистого берега к храму вела лестница из девятьсот девяносто девяти ступенек. Она будет останавливаться на каждой ступеньке и во всеуслышание объявлять о своей вечной любви к Гэндзи. Она будет молить Аматерасу-о-миками, богиню Солнца, омыть своим божественным светом ее долгую бесполезную жизнь. Она будет молить Каннон, богиню милосердия, чтоб та заглянула в ее сердце, убедилась в искренности ее намерений и позволила ей воссоединиться с Гэндзи в Чистой земле, избавленной от страданий.
А когда она доберется до вершины, то поблагодарит всех богов и будд за дарованные ей девятнадцать лет жизни, своих давно почивших родителей — за то, что привели ее в этот мир, Кумэ — за то, что растил и оберегал ее, и Гэндзи — за любовь, которой она не заслужила. А потом она шагнет с утеса в Великую Пустоту — без страха, без сожаления, без слез.
Как ты собиралась это проделать? — спросил Гэндзи.
Что, господин?
Хэйко по-прежнему не смела поднять глаза.
Мое убийство. Каким способом ты бы воспользовалась?
Господин, умоляю — поверьте мне! Я никогда не причинила бы вам ни малейшего вреда!
Хидё! — позвал Гэндзи.
Дверь мгновенно скользнула в сторону.
Да, господин.
По лицу Хидё нельзя было понять, слышал ли он хоть слово из их разговора. Однако рука его лежала на рукояти меча.
Попроси Ханако принести сакэ.
Слушаюсь, господин.
Хэйко знала, что Хидё никуда сейчас не пойдет. Он пошлет Таро, сидящего по другую сторону дверей. А Хидё останется на месте, чтоб в любой миг вломиться в комнату, если вдруг понадобится. Он ни за что не оставит своего князя одного, когда рядом с ним изменница-ниндзя.
Должно быть, Гэндзи хочет предложить ей очистительное возлияние, прежде чем вынести приговор. Его великодушие разрывало сердце Хэйко. Она чувствовала, что еще мгновение, и она, не выдержав, разрыдается.
Думаю, ты бы сделала это ночью, пока я спал бы. Это — самый милосердный способ.
Хэйко промолчала. Если б она произнесла хоть слово, чувства предали бы ее. Она безмолвно смотрела на циновку, и ее била дрожь.
Господин! — донесся из-за двери голос Ханако.
Входи.
Глаза Ханако покраснели и припухли. Она поклонилась и вошла, держа поднос на вытянутых руках. На подносе стояла бутылка сакэ и одна чашечка. Ну, конечно. Гэндзи ведь не станет пить с ней. Она выпьет одна. Она покаялась и готова встретить свою судьбу.
Ханако низко поклонилась Гэндзи. Потом она повернулась к Хэйко и поклонилась ей — так же низко. А потом, не выдержав, она всхлипнула, и плечи ее затряслись. Служанка расплакалась.
Госпожа Хэйко! — только и смогла вымолвить она.
Благодарю тебя за подаренную мне дружбу, — сказала Хэйко. — Мы обе с тобой сироты, а судьба сделала нас сестрами — хоть и ненадолго.
Не в силах больше сдерживаться, Ханако подхватилась на ноги и с плачем выбежала из комнаты.
Интересно, чужеземцы тоже плачут так же часто, как и мы? — сказал Гэндзи. — Сомнительно. Если б они так же любили поплакать, как японцы, они бы вместо науки создали, как и мы, театр кабуки.
Он взглянул на поднос.
Интересно, чем она думала, когда несла всего одну чашку? Ну, да ладно.
К изумлению Хэйко, Гэндзи взял чашечку с подноса и приподнял, ожидая, пока ее наполнят. Ошеломленная гейша уставилась на него в полном недоумении.
Я предпочитаю пить сакэ, пока оно не остыло, — сказал Гэндзи. — А ты?
Хэйко окончательно перестала что-либо соображать. А потому взяла бутылку с подноса и налила Гэндзи сакэ. Гэндзи выпил и предложил чашечку ей.
Но Хэйко не взяла чашечку.
Господин… — промолвила она.
