Значит, даже когда он вернулся, он не вёл себя так, будто он — часть группы?
Я думаю, что была ревность, потому что Никки и Томми были сопродюсерами альбома, и он тоже хотел быть сопродюсером. Он мог бы им быть, но мы не могли заставить его петь в студии, а что уж говорить о продюсировании. Винс один из тех парней, на кого вы не можете надавить (guys who you can’t push too hard). Если он появляется и случайно делает что-то, и случайно это “что-то” получается хорошо, ну, и в итоге, вы имеете то, что имеете.
Памела Андерсон была поблизости во время записи?
Ну, все мы прошли через по-настоящему хорошие времена с Памелой и по-настоящему дерьмовые (shitty) времена с Памелой во время записи этого альбома. Она обычно делала это каждую пятницу, когда она заглядывала в студию с бутылкой водки. Она говорила, “Ладно, сегодня пятница, вам, парни, нужно выпить”. Она так настаивала на этом, что Томми каждую пятницу напивался в стельку. А в скором будущем, когда прошло всего несколько месяцев, у Джея Лино (Jay Leno — ведущий телевизионного ток-шоу) она говорила, “Мой муж — алкоголик”. Я тогда ещё подумал, “О чём она говорит?”
Так, что же, по-твоему, происходило на протяжении всего этого процесса записи? Тебе не приходило в голову, “Вытащите меня из этого кошмара”?
Это было действительно тяжело, потому что, когда им было удобно, у меня было два сопродюсера; когда их не было, всю работу приходилось делать самому. В конечном счёте, я сорвался на крик. Я никогда этого не забуду, потому что моя мать сидела рядом со мной на Рождество, а я разговаривал с Никки по телефону. Я сказал, “Если ты не предложишь лучший вариант первого сингла, считай, что ваша карьера закончена, а через шесть месяцев вы обвините во всём этом меня “. А он, “Нет, я точно знаю, что я делаю, и я всё делаю правильно. Это идеальный первый сингл”. В тот момент я был уверен, что воссоединённые «Motley Crue» не станут бомбой (wasn’t going to blow up) просто потому, что материал был паршивым (material wasn’t good). Если бы у них был правильный альбом (right record), они, возможно, легко бы взяли и двойную и тройную “платину”.
Значит, ты решил, что умываешь руки?
Что ещё я мог поделать? Устаёшь от постоянного, “Нет, нет, нет, нет” и вечных препираний с людьми. Когда первый сингл потерпел неудачу, я получил звонок от Никки, который сказал, “Мне кажется, мы выпустили не тот сингл”.
“Грёбаный ты козёл!” (”You fucking asshole!”) заорал я на него.
Как бы там ни было, но это уже не имело значения, потому что к моменту выхода альбома, «Motley Crue» стали знаменитостями такого масштаба, чего они, вероятно, не могли себе представить даже в самых своих ужасных кошмарах. Это действительно было странно для меня, потому что, внезапно, их личная жизнь стала более важна, нежели их музыка.
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ: “ПУШКИ, ЖЕНЩИНЫ, ЭГО”
Глава первая
«БЕЗУМНАЯ ИСТОРИЯ, ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ВИЛКЕ И ПОСУДОМОЕЧНОЙ МАШИНЕ»
Я думал, что она самая весёлая девушка на планете. Ей нужно было стать комиком. Она постоянно была в движении и говорила быстрее, чем любая другая девчонка из тех, кого я знал. По существу, она была маньяком, и я, чёрт побери, тащился от неё (flipped out over her).
Первая ночь, которую мы провели вместе, случилась во время перерыва в туре с Кораби. Она жила в Ресида (Reseda) со своей дочерью, Тэйлэр (Taylar), от её брака с вокалистом «Warrant» Джени Лэйном (Jani Lane). Помню, я смотрел клип на песню “Cherry Pie” и думал, что она самая горячая тёлка из всех (hottest chick on wheels). У неё были идеально белые волосы, огромные самичьи глаза (huge doe eyes), большие лоснящиеся губы и громадные титьки — кому какое дело, были они настоящие или нет. Её звали Бобби Браун (Bobbie Brown), и она украла моё сердце. Второе, что она сделала, открыла свой рот.
Я спал в её кровати после нашего первого свидания примерно в четыре утра, когда внезапно здание начало раскачиваться. Я понятия не имел, что происходит: сначала я подумал, что это какой-то безумный сон, затем я подумал, что какой-то чувак пытается проникнуть внутрь. Когда я медленно вернулся в сознание, я вдруг понял, что весь дом ходит ходуном. Мы лежали голые в её кровати, не зная, что делать, как вдруг её большой платяной шкаф (armoire) рухнул на пол, разбив при этом экран телевизора на тысячу мелких кусочков.
“Тэйлэр!” закричала вдруг Бобби. Её дочь находилась одна в другом крыле дома, и никто не знал, что там происходит. Мы соскользнули с кровати и упали на пол, практически наложив в штаны. Мы распахнули дверь и выскочили в коридор. Всё валилось на пол, а дом так жутко раскачивался, что нас постоянно кидало от стены к стене, когда мы пытались ползти. Чем ближе мы подбирались к двери Тэйлэр, тем сильнее грохотал дом, и нам казалось, что сейчас он просто рухнет, мать его. Пока мы ползли до её комнаты, я оглянулся назад и увидел, что весь дом разваливается на части. Кухня и гостиная просто полностью откололись и исчезли, оставив после себя зияющую дыру темноты. Я был уверен, что мы погибнем.
Тэйлэр лежала на полу и плакала, в то время как землетрясение бросало её по всей комнате. Я схватил её и закричал, “Чёрт, давайте выбираться отсюда”. Затем Бобби и я выскочили из комнаты в направлении передней, осторожно, чтобы нас не выбросило в оторванную часть дома, где нас, в любом случае, внизу поджидала пропасть. Входной двери не было, так что мы выбежали в тот проём, где она обычно находилась, и оказались на улице. Снаружи земля дрожала не так интенсивно, и мы присоединились к её соседям, которые оплакивали то, что осталось от их домов.
После такого первого свидания, пути назад не было. Бобби и Тэйлэр переехали в моё жильё (pad) на берегу, и после шести месяцев совместного веселья (partying together), я положил обручальное кольцо за пятнадцать тысяч долларов на верхушку шоколадно-орехового пирожного (brownie), которое она заказала во время обеда, затем встал на колени и попросил её стать моей женой. Она сказала “да”, и это был момент, когда всё покатилось под откос. Но покатилось медленно, так медленно, что я едва ли мог это заметить.
Скотт Хамфри однажды прослушивал музыку, которую я написал, а Бобби в это время набросилась на меня за то, что после бритья я не смыл волосы с раковины или что-то типа этого. “Эй, чувак”, сказал Скотт. “И ты позволяешь ей высказывать тебе подобные вещи?”
“Ты о чём?” спросил я его.
“Она обходится с тобой так, будто ты вовсе не человек. Она всегда такая?”
“Ну, да”, сказал я. И вдруг эти любовные шоры упали с моих глаз, и я начал замечать вещи, которых никогда раньше не замечал. Вещи, связанные с ней, которые казались из ряда вон (things about her just seemed off): она крадучись передвигалась по дому, прятала от меня вещи, пропадала в странных командировках (strange errands), получала телефонные звонки от парней, которых я не знал, а когда я просыпался по утрам, её обычно не было в кровати. Можно было подумать, что у неё другой парень, с которым она обманывает меня. Но я был уверен, что Бобби выше всего этого (Bobbie better than that).
После того, как розовые очки были сняты (love goggles off), я также заметил, что она худеет и постоянно испытывает раздражение, мать её. Иногда я приезжал домой из тура или из студии, а она сидела на полу со всеми этими художествами и поделками (arts and crafts), раскиданными вокруг неё. Она склеивала термоклеем фрукты и цветы (hot-gluing fruits and flowers) или покрывала вазу с композицией (bowl of potpourri) золотой краской из болончика.
