между желанием и реальностью, он решил для начала записаться на курсы вождения, а там видно будет.
На этом раздумья о несбыточном прервались, потому что пришло время пересаживаться. Он поднялся в лифте на пять этажей, едва не угодил в грандиозную драку, но все-таки сумел проскочить на станцию радиальной ветки. Через три остановки Марат вышел из трамвая в доме-башне на городской окраине.
Дорога до университета — полкилометра через парк. Те, которые побогаче, добирались на работу по воздуху, а рядовые сотрудники топали пешочком под летящим с неба снегом. Было морозно, кристаллики замерзшей воды быстро покрывали очищенную роботами-дворниками дорожку, и подошвы ботинок хрустели по белому полотнищу.
Университетский городок был окружен высокой решеткой, все ворота охранялись вооруженными полицейскими, да и по парку бродили патрули. Коллеги рассказывали Марату, что местная шпана имела привычку избивать студентов, насиловать студенток, да и преподавателям доставалось — образованных здесь не любили, как и на Гермессионе.
Сейчас посторонних в парке не было. Свернув к Центру венчурных исследований, Марат оказался в толпе людей, к чьим лицам успел привыкнуть за недолгие недели работы. Один из попутчиков окликнул его с добродушной улыбкой:
— Кажется, вы новенький из отдела физики? Если не ошибаюсь, прилетели с Меркурия.
— Точнее с Венеры. Марат Ирсанов, исследователь, доктор физики.
— Эрвин Сандерс. Когда-то был доктором высших технологий, а теперь заместитель директора по общим вопросам.
Вот оно что! Стараясь не выдать настороженности, Марат присмотрелся к немолодому, но все еще подтянутому и крепкому попутчику. Может, наивные аборигены всерьез верили, что директору Центра нужен заместитель по таинственным вопросам общего порядка, но Марат еще на Гермессионе навидался таких профессионалов широкого профиля.
Безусловно, Сандерс представлял одну из спецслужб. Это могло быть Бюро Расследований, или Агентство Информационной Безопасности, или военная контрразведка, или Комитет защиты конституционного строя. Все ведомства такого рода присматривали за согражданами, а потому представляли потенциальную опасность.
— Вы уже акклиматизировались на Земле? — любезно осведомился Сандерс.
— В общих чертах. — Ирсанов не удержался и добавил: — Если вы не в курсе, у нас в отделе сегодня семинар.
— Что вы говорите! — не очень убедительно поразился замдиректора. — Зайду непременно. Семинары профессора Зу всегда интересны.
Сандерс действительно пришел, по-свойски кивнул Ирсанову и принялся кокетничать с молоденькими сотрудницами.
— Все собрались, — резюмировал начальник отдела профессор Джошуа Зу. — Начинайте, Нина Олеговна.
Нина Тарусова была супервизором лаборатории волновых процессов. Бойкая старушка поведала, что задача, над которой ее команда работала много лет, принесла результат — сверхсветовая связь возможна.
Марату новость показалась невероятной, но остальные, видимо, были в курсе, а потому не удивились. Между тем Тарусова коротко пересказала свою идею, и Марат восхитился изяществу замысла.
Материальные тела не могут двигаться быстрее света, но фаза световой волны на это способна. Тарусовой удалось протянуть луч лазера от Луны до Сатурна и гонять колебания туда и обратно. Правда, фазовые скорости разных участков волны все время менялись, сигналы накладывались и искажались, но технические трудности удалось преодолеть.
— Таким образом, теперь мы можем сигналить морзянкой на скоростях до двадцати световых, — похвасталась Тарусова. — Уже есть интересные наработки, так что через год-другой появится аппаратура для передачи звука.
Зу поздравил коллег и объявил, что Контрольный Комитет Великих Гостей выделил грант для поощрения исследований в этом направлении. Марат по-доброму позавидовал: по сотне галаксов ежемесячно для рядовых исполнителей — это было втрое больше, чем получал он сам даже с учетом гранта от эйнштейновского фонда.
— Не так уж плохо, коллеги, — заметил шеф, но лицо его оставалось равнодушным. — Четвертый грант Великих Гостей за два года. На нас обратили внимание.
Кто-то добавил с места:
— Можно понять, какие проекты они готовы оплачивать.
Погрозив пальцем, Зу сказал:
— А теперь наш новый сотрудник поведает о своем открытии, за которое Великие Гости платить не собираются.
Ирсанову показалось, что обмен репликами имел тайный смысл, которого он не уловил. Тем не менее Марат подошел к видеостенду, вставил мини-диск с демонстрационными материалами и начал традиционно:
— Если честно, то открыл эффект вовсе не я…
Лет тридцать назад Ирсанов-старший, возглавлявший физическую лабораторию Гермессиона, обнаружил загадочное явление. За несколько часов до некоторых солнечных вспышек начинали давать сбои антигравы. Отец долго исследовал эффект, нашел кое-какие закономерности, но сути феномена понять и объяснить не сумел.
В середине 90-х к исследованиям подключился Марат, и эта проблема легла в основу его диссертации. У них с отцом складывалась модель, которую со временем приняла примерно половина физиков, работавших в близких областях.
Процессы, приводящие к вспышке, зарождаются в центральных зонах Солнца, утверждали Ирсановы, причем волна будущего взрыва движется к поверхности много часов. Однако при этом возникает и другая сила, природа которой человеческой науке пока не понятна. Очевидно, это взаимодействие распространяется значительно быстрее волн плотности и вступает в резонанс с полями антигравитации. Еще при жизни Роберта Ирсанова феномен подтвердили научные группы, работавшие на Меркурии. Вот тогда-то и выяснилась самая невероятная сторона явления: если колебания неизвестной силы регистрировались на Венере, то возле Меркурия антигравы сохраняли обычный режим, и наоборот. Даже в тех случаях, когда обе планеты находились в противостоянии.
Закончив короткий доклад, он вывел на экран формулы для проекций гравитационного потенциала. Соотношения получились чудовищно сложными и уродливыми: множество тензорных параметров, интегралы всех мыслимых видов, причем практически все переменные — комплексные. И тем не менее даже такой монстр описывал явление не слишком правильно.
— Как видите, выражения сводятся к произведению двух операторов, — прокомментировал Марат. — Первый связан с вероятностью, а второй напоминает уравнения гидродинамики. Словно взаимодействие распространяется подобно сферическим волнам в упругой среде, причем эффект может проявляться в разных объемах пространства с некоторой переменной вероятностью.
По его докладу шеф заметил, что объяснение звучит вполне шизофренично, но это не страшно, поскольку теоретическая физика безумна по определению. После короткой паузы он глубокомысленно добавил:
— Вся так называемая наука — большой сборник мифов. И физика, и математика, и философия с историей. Мы пытаемся описать словами, формулами и придуманными понятиями явления и события, хотя не знаем, почему они происходят и как связаны между собой.
И тут началось. Коллег словно прорвало — все заговорили нестройным хором, перечисляя феномены,
