— Если вы не верите слову фронтовика, начальник штаба передаст вам командировочные документы.
Торопливо расстегивая планшет, Заремба шепнул: «Не нарывайся, это Мехлис». Имя главного инквизитора Красной Армии смутило Часова, сбив немалую долю гонора. Еще свежи были в памяти кровавые подвиги этого щуплого человечка на финском фронте, не говоря уж о недавнем рассказе подполковника Манаева. Да уж, этот гад мог отправить и дальше фронта…
Между тем Мехлис, просмотрев переданные Зарембой бумаги и дважды пересчитав бронетранспортеры, ворчливо, но уже без гнева осведомился, стоило ли гонять тридцать человек из-за пяти машин. Короткий рапорт Алексея о «студебеккерах» и броневиках, переданных армейской службе тылового снабжения, корпусной комиссар выслушал с брезгливой гримасой. При этом он проворчал: дескать, надо будет проследить, чтобы начтыла армии не разворовал провиант, — а потом спросил, для каких целей танковому полку потребовалось столько колесной бронетехники.
— Машины разведки и артиллерийские тягачи? — повторил он за Часовым. — По штату допускается, хотя необязательно. Мы распределяем американские броневики в мехкорпуса, но не в отдельные полки.
Твердо усвоив, что высокое начальство не любит вникать в детали, а врать надо быстро и предельно нагло, Леха рявкнул:
— Техника получена в связи с особой важностью предстоящей операции.
— Возможно, — рассеянно согласился Мехлис, заметно растерявший интерес к теме. — Какой национальный состав в вашей части?
Растерянный Алексей некоторое время хлопал веками, и Мехлис уточнил вопрос: его интересовало, какую часть личного состава составляют русские и украинцы. Часов никогда не задумывался о столь высоких материях, привычно считая всех подчиненных просто советскими людьми, без деления по нациям. И к какой нации отнести, к примеру, Низкохата — по паспорту хохол, но вырос в Сибири, разговаривает только по- русски. Или москвич Борька Раппопорт — какой он на хрен еврей? Вырос среди русских, в синагогу отродясь не ходил, никаких заветов предков не знает и не признает… Тем не менее Часов ответил, что примерно три четверти народа в хозяйстве — славяне, причем украинцев и русских примерно поровну, а белорусов — поменьше. С последним пополнением в полк прислали много воронежских и кубанских колхозников — в основном молодых трактористов.
— Кроме того, несколько человек с Кавказа, четверо из Средней Азии, два еврея, — закончил он.
Кисло покривившись, Мехлис буркнул, что национальный вопрос он обсудит с комиссаром части. Затем громко и решительно:
— Немедленно ведите полк в Анапу. Скажете коменданту порта, что я приказал отправить вас в Феодосию.
Обернувшись к свите, Мехлис распорядился подготовить приказ. Документ тут же был оформлен, благо в автобусе представителя Ставки нашлись и пишущая машинка, и машинистка, и бланки штаба Крымское фронта, и все необходимые печати. Однако Часов, набравшись храбрости, попросил терявшего терпение Мехлиса:
— Разрешите выслушать рапорт командира, исполнявшего обязанности командира полка за время моего отсутствия.
Литвин — по-прежнему нервный и бледный — доложил, что техника в исправности, больных среди личного состава нет, но горючего в баках осталось от силы на 30–40 километров марша тихим ходом по хорошей дороге. Снарядов для танковых пушек имеется всего возимый боекомплект, снарядов для буксируемых пушек 76-мм пушек ЗиС-3 нет вообще.
— Безобразие, — спокойно и даже с удовлетворением прокомментировал Мехлис. — Начальника тыла вашей армии следует отдать под трибунал за преступную халатность и вредительство. Майор, ждите здесь. Я распоряжусь, чтобы вам немедленно доставили все необходимое.
С этими словами главный инквизитор отпустил Часова и остальных танкистов.
Распустив строй, Часов собрал командиров подразделений, объявил полученную задачу и велел старшине накормить личный состав ударной порцией заморский продуктов, а командиру батареи Раппопорту — отцепить пушки от танков и прицепить к бронетранспортерам. Литвин, хлебнув из фляги лекарство от нервного расстройства, малость порозовел и пожаловался: мол; непросто было вести машины при таком некомплекте личного состава.
— Десяток механиков водителей вы с собой забрали, пришлось командиров машин за рычаги сажать. А том этот дракон налетел, я уж думал — повезет, если штрафбатом отделаюсь…
— Молодчина, хорошо справился, — Часов хлопнул капитана чуть пониже загривка. — Теперь тебе никакой Гудериан с Манштейном не страшны.
— Точно, — Литвин криво улыбнулся.
Подкатили заправщики и грузовики со снарядами. Общими стараниями личный состав залил под завязку соляркой внутренние и внешние баки, снарядные ящики перетащили в полугусеничных «американцев».
В разгар работы Часов заметил, что замполит полка подпрыгивает возле Мехлиса и что-то говорит, размачивая руками. Расстояние не позволяло слышать содержание бурного монолога, но сомнений не оставалось: ничего хорошего об однополчанах Гаврилей не скажет. Нехорошее предчувствие засосало под ложечкой. Наполнив котелок горячей массой из походной кухни, Часов подумал немного, подозвал начальника штаба и тихонько сказал:
— Возьми «скаут» и слетай на станцию, там в комендатуре телеграф имеется. Отобьешь сообщение в штаб армии. Дескать, по приказу такого-то полк отправляют туда-то.
— Полезное дело, — согласился Заремба.
Вернувшись через полчаса, он доложил, что задание выполнено.
В порту Анапы на побитых бомбами пирсах грузились сразу несколько частей, но комендантские подразделения, усиленные нарядами войск НКВД, поддерживали относительный порядок, направляя подходящие колонны к отведенным для них причалам. После часового примерно ожидания 87-й полк медленно пополз к пароходу «Ольга Громыко». Портовые краны расставили танки на палубе, и личный состав присоединился к команде парохода, помогая закрепить громоздкие машины. Поневоле возник вопрос о личности особы, чье имя было написано на борту и спасательных кругах.
— Наверное, какая-нибудь знатная украинская колхозница, — предположил Петро Чеботарь, ротный второго батальона. — Или героиня Гражданской войны.
— Она из Белоруссии, — сообщил Заремба. — Командир партизанского отряда под Витебском. Немцы ее называют «лесной ведьмой».
Кто-то вставил: мол, девок, летающих на У-2, немцы называют «ночными ведьмами», сорвиголов из морской пехоты — «черными дьяволами», а «горбатые» штурмовики Ил-2 — «черной смертью» или «мясорубкой». Тут же нашлись патриоты танковых войск, припомнивши как немцы бежали от KB, а потом, уже в плену, с ужасом называли тяжелые танки «сталинскими мамонтами». Не совсем к месту пришло на память и «чертово колесо» — непрерывно заходящие в атаку фашистские бомбовозы.
Под незлобивую перепалку бойцов разных частей матросы убрали сходни и швартовые концы. Пароход задымил сильнее и отвалил от причала, гулко сигналя сиреной. Алексей прикинул, что на палубе и в трюма разместилось не меньше двух тысяч красноармейцев, несколько сот лошадей, танки, дюжина гаубиц, а также много обозных фур. Три года назад, когда высаживали десант в Турции, таких вместительных транспортов не было.
Отработав от причала, пароход прибавил обороты. Следом пристроились еще два сильно дымящих кораблика — «Комиссар Ладыженский» и «Винодел Дмитрий Громов». На выходе из бухты их ждали эсминцы и сторожевики, окружившие десантный кильватер.
Надравшийся для храбрости Гаврилей развернул прямо на палубе политмассовую работу. Потрясая кулаками, замполит рассказывал, что немец воевать не умеет, что оружие у противника плохое, вражеские танки нашим в подметки не годятся, а потому русские чудо-богатыри, ведомые бессмертными идеями большевизма, в два счета закидают супостата пилотками.
