Путешествия на берег Маклая

почему, увидев пирогу с туземцами, я приказал рулевому направиться к ней и почти что силою взял одного из них, другой же бросился в воду. Я отвез моего пленника на корвет, убежденный, что это обстоятельство побудит Каина или Марамая вернуться на корвет. На палубе я начал с того, что убедил знаками (диалект Сегу был для меня незнаком) моего пленника, что его не ожидает никакая опасность и напротив того – он получит много подарков, из которых многие были вручены ему немедленно.

Перед заходом солнца вид высоких гор, с их вершинами, пиками Канта и Шопенгауэра, был великолепен. Двум людям из команды было поручено смотреть за пленником, который, благодаря благодушию матросов, чувствовал себя совершенно спокойно, принимая все, что ему только давали.

20 марта. Был одет в половине пятого и после завтрака отправился с лейтенантом Б. ^{109} в бухту Эремпи, которая оказалась гораздо более обширною, чем мы думали, и состояла собственно из трех бассейнов. Глубина воды в бухте совершенно достаточна для больших судов. Берега кругом были покрыты лесом. Мы видели нескольких туземцев, которые, однако ж, побоялись приблизиться к паровому баркасу, дым которого очень смущал их.

На обратном пути я попросил лейтенанта Б. войти в речку Аю, которая была мне знакома еще с 1877 г. Речка оказалась достаточно глубокою, хотя и узкою. Растительность кругом была роскошная. Одна лиана, с пучками лиловых цветов, попадалась очень часто. Очень высокие бананники росли у самого берега. Кроме высокого ствола и узких листьев, они отличались маленькими несъедобными плодами, полными зерен.[213]

Недалеко от устья речки Аю я заметил небольшое озеро <Моут-Монгун>, которое я видел, отправляясь в деревню Эремпи в 1877 г. Я решил, вернувшись на корвет, отпустить нашего вчерашнего пленника, и поэтому сам отправился с ним в деревню Сегу, которая, однако ж, оказалась совершенно безлюдною. В одной из покинутых хижин я увидел два круглых щита, несколько горшков с орнаментами вокруг горла и один очень замечательный «телум», представляющий мужскую и женскую фигуры in copula.

Наш пленник остался на острове и не отходил от шлюпки до нашего отъезда. Он был бы не прочь вернуться обратно на корвет, где все обращались с ним очень хорошо. Встретив на обратном пути к корвету несколько пирог, я стал уговаривать туземцев (говоря на диалекте Бонгу, который они, по-видимому, отчасти понимали) вернуться в деревню, откуда они выбрались вчера вечером вследствие прихода нашего корвета. Дав им несколько подарков (табаку, красного коленкору и бус), я сказал, чтобы они привезли нам на другое утро кокосовых орехов.

Когда стемнело, можно было разглядеть во мраке несколько пирог, возвращавшихся на о. Сегу. Огоньки, замелькавшие там и сям, показали нам, что туземцы послушались и вернулись по домам.

21 марта. До восхода солнца я отправился в деревню Сегу и отпустил шлюпку. Кругом не было ни души, но я был убежден, что туземцы скоро покажутся, и не ошибся. Не только мужчины явились ко мне, но от них не отстали и женщины. Каин был между первыми. Очень радостно пожимая мне руку, он сказал, что вчера он потому только сбежал с корвета, что боялся оставаться там среди тамо-рус без меня, но что со мною он готов вернуться хоть сейчас и отправиться, куда я пожелаю. Я поймал его на слове и предложил ему отправиться со мной в деревню Бомассия, про которую я только слышал в 1876 г., побывать же там самому мне не удалось. Кроме Каина, я взял с собою еще и моего амбоинца Яна.

В небольшой пироге мы отправились к реке Аю, затем через небольшой приток по имени Маус мы переплыли маленькое озерко Аю-Тенгай, окруженное лесом. Около тропинки мы вытащили пироги на берег и втроем отправились вперед. Часа через полтора мы пришли к деревне, очень похожей на Эремпи. Жители ее сперва бросились было бежать, но несколько слов, сказанных Каином, успокоили их совершенно. А когда я роздал несколько подарков, вся деревня, как мужчины, так и женщины, сбежалась, чтобы получить от меня что-нибудь; мужчинам я давал табак и гвозди, женщинам – бусы и красную материю, разорванную на длинные полосы.

Здесь, как и в Эремпи, жители – людоеды. Мне хотелось приобрести несколько черепов, но Каин уверил меня, что мозг обыкновенно варится в самом черепе, а затем, когда все уже съедено, кости выбрасываются в море. Мне предложили купить здесь очень интересный для меня и довольно длинный щит – не деревянный, а сплетенный из ротанга. Этот щит был приобретен туземцами от жителей Кар-Кара (о. Дампир). Так как владелец щита хотел получить за него топор, которого у меня даже и не было с собою, и не хотел доверить его мне и подождать уплаты при посредстве Каина, да и самому ему не хотелось идти на корвет, где он мог получить топор, то мне пришлось отказаться от приобретения щита. Тем не менее мне удалось приобрести копье, лук и стрелы, весьма тщательной работы, и этим пополнить небольшую коллекцию папуасского оружия, которую я имел намерение послать е. и. в. великому князю Алексею Александровичу как образцы искусства туземцев, живущих у порта имени е. в. Концы стрел в особенности были вырезаны очень искусно: разными зарубками и засечками.

Когда нам подали угощение из вареного таро и т. п., я пожелал узнать, имеют ли здешние жители специальные табиры для угощений, на которых бы подавалось исключительно человеческое мясо. Ответ получился отрицательный. Мне сказали, что человеческое мясо варится в обыкновенных горшках и подается тоже в обыкновенных табирах.

Так как сегодня меня не угощали мясом, то на этот раз я мог быть уверен, что мне не преподнесли человеческого мяса.

На обратном пути нам пришлось пройти несколько довольно больших и очень хорошо обработанных плантаций. По-видимому, земля здесь особенно плодородна.

Мы вернулись на корвет как раз перед самым ливнем. От адмирала я узнал, что он намеревается сняться на следующий день. Это меня крайне удивило и опечалило, так как на карту еще не было нанесено и половины обширного порта Великий князь Алексей. Все бухточки и якорные места около островов Рио, Тиaра, Григер и др., т. е. вся южная часть этого порта, не значились еще на карте, сделанной офицерами корвета «Скобелев». Я несколько раз начинал доказывать адмиралу, как было бы хорошо распространить промер и на остальную часть порта Алексей. Адмирал, однако же, оставался непреклонен, говоря, что уже сделано все необходимое и что лучшей якорной стоянки, чем мы имели около о. Сегу, искать нечего и что ему необходимо крайне дорожить временем и т. д. Мне было очень досадно, что не русскому военному судну удастся сделать полную карту отличного порта Алексей.[214]

22 марта. Встав до рассвета, отправился на мостик и сделал эскиз гор Мана- боро-боро и Архипелага Довольных людей.

Сильный противный ветер помешал нам сняться, почему я отправился на небольшой островок по имени Меласпена, покрытый растительностью и представляющий во многих местах некоторые удобства для причаливания шлюпок. Оттуда я переехал на о. Сегу, отыскал Каина и через него спросил у туземцев, которые считают о. Мегаспена своим, согласны ли они дать мне этот остров для того, чтобы поставить там дом в случае моего возвращения. Все оказались не только согласными, но даже очень довольными, услышав, что я поселюсь недалеко от них.

23 <марта>. Снялись с якоря в 6 часов и около 8 проходили пролив «Изумруда» между Новой Гвинеей и о. Кар-Каром. У SW оконечности последнего мы заметили несколько парусных пирог, и часа через три я убедился, что эти самые пироги были вытащены на берег у мыса Круазиль; это послужило мне доказательством постоянного сообщения между туземцами Kap-Кара и жителями материка.

Чтения Н. Н. Миклухо-Маклая в Географическом обществе 29 сентября – 8 октября 1882 г

Чтение первое[215]

1 октября^{110}

Г. Председатель!^{111}Милостивые государыни и милостивые государи!

Чрез восемь дней, 8 октября, исполнится 12 лет, как в этой же зале я сообщил гг. членам Географического общества программу предполагаемых исследований на островах Тихого океана. Теперь, вернувшись и вполне взвешивая значение каждого слова, могу сказать, что исполнил мое обещание, данное Географическому обществу 8 октября 1870 г., выраженное тогда мною в следующих словах: «Со своей стороны я сделаю все, что будет в моих силах, чтоб мое предприятие не осталось без пользы для науки».