— Витуся, милый, подари мне, пожалуйста, красивую раковинку!
— Вита, я хочу отшельника.
Будь Витка дельцом, он бы заработал кучу денег. Как тётка Важиниха. Она скупала рапаны у подводных изыскателей вёдрами, словно картошку.
С аквалангом и дурак рапану найдёт. С аквалангом по дну можно, как по огороду, ходить и рапану вместо репы дёргать. Ты с простой маской попробуй! За каждой рапаной по два раза в лучшем случае нырять приходится. И метров на десять, а то и глубже.
Важиниха скупала рапаны оптом, а продавала поштучно. Отмочит их в тёплой воде, очистит от моллюсков, лаком протрёт — и налетай, хватай экзотику!
Пока фабричного снаряжения не было, Витка тоже не отказывался от серебра в награду за нелёгкий труд. А обзавёлся маской, трубкой и ластами, перестал деньги брать. Какая радость от торговли?
Он не промысловик, а исследователь, плавает и ныряет, чтобы изучить подводный мир. Витка перечитал все книжки о жизни моря, помнил названия водорослей, русские и иностранные имена рыб, моллюсков, крабов.
Здорово, что космос осваивается. Только и моря-океаны забывать нельзя. В школе рассказывают о Луне, Марсе, кометах, заставляют вызубривать, сколько колец у Сатурна. А как начнётся про море — смех и грех.
«Моря омывают нашу Родину почти со всех сторон». Забегала указка по карте.
«Моря и океаны, омывающие наши побережья, богаты ценными породами рыб и млекопитающих». Пошёл списочек богатств! И все почти на одну букву: киты, котики, кефаль, кета, килька, краб камчатский…
Подумаешь, в Камчатском море — камчатский краб! В Чёрном море не только черноморские живут, а и балтийский краб, и океанский, эмигрант из Северной Америки, Blackfordia Virginiana. По-русски — Блэкфордиа Виргиниана. Или чуточку иначе. Витка ещё не изучал чужие языки, но расшифровал это имя полностью, по словарям. Black — чёрный, ford — брод, virg — ветвь. В общем, Витка перевёл так: «Ветвистый чёрный бродяга». Наверное, не очень точно. Но и Витку неправильно называли. Виктор он, Витя, Витька, а не Витка. Женька, когда маленьким был, без мягкого знака обходился. С тех пор и прилипло — Витка.
Новый Виткин друг — он до всего дотошный — сразу выяснил настоящее имя и обращался как к равному: «Виктор». Или по-модному: «Старик».
— Зови меня без отчества-мотчества, старик, — сказал он. — Надоели церемонии-антимонии. Зови просто: Станислав.
СТАНИСЛАВ
Дружить с ним было весело и интересно. Они встречались ежедневно на прокатной станции, ровно в шесть часов. Брали шлюпку и выходили в море.
Витка садился на вёсла, а Станислав удобно устраивался на корме.
Станиславу за тридцать, но выглядел он моложе. Высокий, мускулистый, с курчавым пушком на груди. Короткая причёска с боковым пробором, дерзкие умные глаза, рот с постоянной иронической усмешкой. Полная противоположность Витки.
Витке — одиннадцать, а на вид все пятнадцать. Поджарый, загорелый дочерна; выцветшие белёсые волосы не стрижены с начала лета. Лицо до глаз — отцовское: крепкий подбородок, добрые губы, прямой нос. А глаза неизвестно в кого: янтарные, в густых ресницах.
Станислав сбрасывал полосатую тенниску и оставался в одних шортах из тёмно-синей болоньи.
— Итальянские? — спросил как-то Витка.
— Шорты-морты? Нет, старик, наши. Мэйд ин тут. Тутошние.
— Мэйд — это маде?
— Мэйд — это мэйд. Пишется — маде, читается — мэйд.
— Ты и английский знаешь, Станислав?
— Болтаю немного… Возьми левее, Виктор.
Витка несколько раз сильно гребнул левым веслом.
— А как перевести слово «Блакфордиа»?
— Блэкфорд?
Букву «р» Станислав произносил как-то особенно. Вместо одного звука получалось два — «рл».
— Блэкфорлд? «Блэк» — чёрный. «Форлд» — брод, бредущий. Чёрный бредущий, вероятно. Где ты это вычитал?
— В книжке.
— Да? А я думал, что на вывеске. Ресторан «Чёрный бродяга». Звучит!
— Это не ресторан. Это краб такой, переселенец из Северной Америки.
— Мэйд ин УСА… Хватит, старик. Суши вёсла. Подрейфуем.
Витка переставал грести и настраивал самодур. Самодурами называют рыболовные крючки с перышками селезня вместо наживки. Перышко крепится цветной ниткой. На одну леску подвязывают штук шесть-семь самодуров. Тяжёлый свинцовый грузик и — снасть готова. Ни удилища, ни червей не надо.
Самодуром ловят ставриду. Известно, что в августе ставрида не идёт. Станислав и не гнался за богатым уловом. Подложив под спину пробковый круг, он блаженно грелся под мягким утренним солнцем.
Опустив за борт самодуры, Витка стравливал несколько метров лески и плавно подёргивал её. Когда ставрида идёт, сразу по нескольку штук нацепляется. Глупая рыбёшка принимает яркое перышко за малька и бросается на крючок.
— Не клюёт? — лениво спрашивал Станислав.
Витка оправдывался:
— Рано, сезона нет.
— Аллах с ней, старик! Разве в этом счастье?
Конечно, счастье заключалось в том, что Витка и Станислав вместе, рядом. Утренние морские прогулки были лучшими часами в Виткиной жизни.
Отпуск Станислава подошёл к концу. Они ещё раз встретились на лодочной станции.
— Завтра-мавтра уже не выйдет, старик. День сборов и прощаний. После ужина — автобус, вокзал, поезд-моезд и… Такова жизнь! Сплошные расставания. А вы чего страдаете, старики?
Женька и Серёжка, глядя на печальное лицо Витки, тоже загрустили. Взять брата на рыбалку велел Витке отчим. Женька его настропалил. Витка запротестовал, но отчим сказал, как отрезал: «Тогда и сам не пойдёшь». Мало того, Женька и Серёжку, внука Николая Петровича, потащил за собой.
Витка махнул рукой: всё равно последняя прогулка испорчена.
— Так что же вы страдаете, старики?
— Недоспали, видно, — хмуро ответил за ребят Витка и освободил лодку от цепи.
Серёжка с Женькой устроились на носу, Станислав, как обычно, разлёгся на корме, а Витка сел на вёсла. Он выгреб на середину бухты и закинул самодур. Ничего не ловилось, и Витка занервничал.
— Брось расстраиваться, старик, — успокоил Станислав.
Женьке понравилось, что Станислав так беспокоится о его брате.
— Он хороший дядька, правда? — тихо спросил Женька у своего друга.
— Ага, — подтвердил Серёжка. Дядя Станислав и ему симпатичным показался. Весёлый такой! «Стариками» всех называет.
— Брось расстраиваться. Аллах с ними! Аллах-феллах. Кстати, а кто такие феллахи?
— Египетские колхозники, — ответил Витка, подёргивая леску.
— Стари-ик! Какие же в Египте колхозники-совхозники? — Станислав засмеялся.