За шлагбаумом, который сторожит мордастый и сонный мент, ах, простите, «сотрудник частной охранной структуры», на территории бывшего завода создан фальшивый европейского образца культурный мирок. Книжные магазины с альбомами по искусству, модный бутик, где продается особый и не применимый к жизни вид одежды из серии «застегивать нужно асимметрично», кафе. И несколько подыхающих в отсутствие покупателей художественных галерей. Та, с которой мы договорились о съемке, галерея «Пасифик» – какая-то особенно лузерская. Она торгует паршивой антикварной мебелью, и в ней царит уж совершенно гулкая пустота: кажется, в нее никогда не ступала нога человека-покупателя. Но зато интерьер – большое пространство с крутой лестницей без перил (даже смотреть на нее страшно, не то что ходить по ней!), сплошь от пола до потолка облицованное белой квадратной сантехнической плиткой, нам очень подходит. Тут можно в красивых позах рассадить и разложить наших мальчиков-моделей и нащелкать нужное количество разных кадров с минимальными затратами. И свет в помещении хороший – естественный…
Найти эту галерею «Пасифик», правда, нелегко – она в глубине одного из корпусов завода, и нужно долго брести по бетонным коридорам, выискивая указатели и ориентируясь по приметам в жанре «следуй за белым кроликом». Но в конце концов мне это удается – я прибываю на место, и мне на шею немедленно бросается перевозбужденная девушка-продюсер по имени Лиля.
Она трясет коротко стриженной белокурой головой и чуть не плачет:
– Влад, господи, я так рада, что ты приехал! У нас тут полная задница… Мы простаиваем… Фотограф в бешенстве… Модели устали… А мы ничего не сняли!!!
Я делаю успокаивающий жест, пытаясь прервать это бессвязное словоизвержение:
– Лиля, спокойно, а? Что случилось? В чем проблема? Где Олежка?
Голос белобрысой Лили срывается на визг:
– В том-то и дело, что я не знаю! Его нет! Он не подходит к телефону! Вещи здесь – слава богу! – а его НЕТ!!! И мы не можем снимать! А модели устали… И фотограф… И аренда света знаешь сколько стоит?!
ОК, продюсер, конечно, не должен так истерить, но, в принципе, я понимаю ее возбуждение: ситуация действительно внештатная. Бросив один беглый взгляд на помещение, я и сам вижу масштабы бедствия. Четыре парня-манекенщика сидят, накрашенные и причесанные, с лоснящимися от жары лицами, на которых застыли четыре варианта гримасы глубочайшего презрения к бульварному листку, который не может нормально организовать съемку. Им, кстати, грех жаловаться на простой – им платят за количество проведенных на съемке часов. Но денежку-то они получат, а рассказы о том, какие в Alfa Male работают козлы, в своей тусовке, конечно, распространят. Ну и фиг с ними – чего-чего, а смазливых юнцов в нашей индустрии достаточно, замутят воду эти – других найдем. Фотограф – другое дело: это мой старый знакомый, вполне себе звезда нашего дела Игорь Протасов, он серьезный человек и очень нервный, и его злить в самом деле не хочется. А я вижу по его испитому бородатому лицу – еще пять минут, и он начнет орать стандартный набор упреков про свою язву, и про наше неуважение к профессионалам. Черт, что у Олега в голове – и куда он, в самом деле, подевался?! Но ответа на этот вопрос можно дожидаться долго, а время не ждет. Нужно действовать, и как можно быстрее. Я вполголоса переспрашиваю Лилю:
– Ты говоришь, одежда здесь – ее-то Олег привез?
Она кивает – уже чуточку успокоилась:
– Да. Митя – вон тот блондин, модель, они вроде вместе живут – сказал, что он еще с вечера сюда завез вещи и тут оставил, потому что девушки из галереи ему предоставили место для хранения. Я проверила по гарантийным письмам – и правда, все вещи здесь, ничего не пропало.
Я недоуменно пожимаю плечами:
– Ну если у нас тут Олежкин бойфренд, то почему мы не знаем, где сам Олежка?
Лиля корчит раздраженную гримасу:
– Митя не ночевал дома. Гулял в «Детях ночи». Олежка типа тоже туда отсюда собирался приехать, но Митя его не дождался и с утра дома тоже не видел. У них, видишь ли, «свободные отношения». Пидоры чертовы.
Выразив таким образом презрение и гомофобию, которые она испытывает к коллегам всем своим оскорбленным женским существом, Лиля удаляется в коридор – за новой порцией минеральной воды, которой она с утра отпаивает компанию. Кто-то кричит ей вслед, чтобы она сварила еще и кофе.
Мои мысли в полном смятении. С одной стороны, передо мной стоит острая производственная проблема и ее нужно решать – съемку надо начинать как можно скорее. С другой – я испытываю иррациональную, паническую тревогу. Где, черт подери, Олег? Куда он подевался? Ладно, в «Детях ночи» был вчера не он, а его ветреный дружок… Олег, видимо, загулял в каком-то другом месте. Может, напился где-то и тупо проспал – с кем не бывает. Но все равно – на Олежку это не похоже. Он, конечно, раздолбай порядочный, но есть вещи, которые для него важны. Съемка – это съемка. Он ни разу еще меня не подводил. И он ни за что не захотел бы расстроить Марину…
Марина. Надо бы позвонить Марине и сказать ей, что случилось.
Но ничего особенного пока не случилось. Просто съемка задержалась – я смотрю на часы – на какой-то час. И стилист пропал. И телефон его не отвечает.
И все это, тем не менее, чухня по сравнению с тем фактом, что у меня сейчас съемочная команда начнет материться.
Я стараюсь изобразить на лице лучезарную улыбку – интересно, что у меня получилось? – и поворачиваюсь к черным, как тучи, моделям и фотографу:
– Ребята, у меня слов нет описать, как мне жаль, что так вышло. Обещаю персонально надавать Олегу по ушам. А пока – давайте работать, ладно? Даст бог, вместе что-нибудь придумаем.
Ответом мне служит хмыканье. Но дело двигается с мертвой точки: визажистка, словно по какому-то условному сигналу, бросается поправлять мальчикам попорченный макияж. Протасов бросает на меня злобный взгляд, но тем не менее идет к камере – он уже установил ее на первую точку, по своему разумению. Он весьма крут, и я в общем согласен с его точкой – я подхожу к нему и говорю тихонько:
– Игорь, с меня причитается. Ты чего предпочитаешь – вискарь?
Фотограф смотрит на меня искоса:
– Пошел ты к черту, Потоцкий. У меня ж язва… – Он, однако, ухмыляется. Льщу себя надеждой, что где-то в глубине своей пропитой души он испытывает ко мне симпатию. – Вискарь, конечно, что за вопрос? Ладно, иди, одевай своих парней…
Следующие четыре часа я провожу в аду. Арт-директора, конечно, задействованы в планировании съемок, на уровне концепции, так сказать. Но придумывать каждый образ из восьмиполосной съемки – это не моя работа. Одеть моделей красиво и с воображением я могу, но это только половина дела. Стилист модной съемки обязан еще следить за тем, сколько в каждом кадре вещей от той или иной марки, – мы же должны не просто ублажать рекламодателей, но и соблюдать между ними баланс. Нельзя, чтобы в кадре было одинаковое количество вещей от людей, которые покупают, допустим, пять разворотов в год, – и от тех, кто регулярно покупает козырное рекламное место, четвертую обложку. Олежка такие вещи делает на автомате – он все это держит в голове. А мне это неведомо, только в теории.
Короче, про баланс рекламодателей мне приходится забыть. Я не Господь Бог – сделаю, что смогу. Потом будем разбираться, сейчас главное – все отснять.
И мы снимаем. Мы бесконечно красим и переодеваем мальчиков, мальчики капризничают, не желая надевать те или иные дизайнерские портки, я их уговариваю, Лиля поит их кофе, Игорь Протасов ржет над нами и переставляет свет. В общем, нормальная модная съемка. Хорошо, что Олег привез вещи – и хорошие вещи.
Где, черт возьми, Олег? Что с ним случилось?
Время от времени я бросаю взгляд на Лилю – она продолжает ему названивать. Судя по выражению ее лица, безрезультатно.
Наконец – по моим ощущениям, несколько столетий спустя – мы заканчиваем. Просто потому, что вещи кончились. Мы сделали кучу кадров – более чем достаточно. И я, как ни странно, даже доволен: по крайней мере тут я знаю, какой будет результат, и съемку делал точно такую, как «вижу» на странице. Интересно все-таки иногда сделать часть журнального продукта своими руками, без посредников.
Я устал как собака. Я обпился кофе, и я страшно хочу курить. И есть тоже очень хочу. Но сначала мне необходимо отлить – как я сейчас понимаю, я с самого утра, как приехал, вообще не выходил из этого чертова «Пасифика». Я обращаюсь к Лиле, снова прижимающей к уху телефонную трубку:
