Тропа длиною в жизнь

Йорр усмехнулся:

– И то, пойду сейчас. Тебя хотел видеть; кто знает?.. Хонка… Армеру скажи: мать сама скоро к нему придет. Скажи, скажи. Да он уж знает, поди. А мать…

Нагу, поддерживая своего друга, уже начавшего заговариваться, довел его до дома. Заплаканная мать встретила у входа, подхватила почти падающего сына, повела в глубь жилища, крикнула, обернувшись:

– Нагу! Тигренок! Найди Армера, скажи, пусть ждет. Сейчас приду, сейчас… Что бы вчера еще, дура этакая! Так ведь показалось: полегчало. А оно вон как…

Не слушая больше, Нагу бегом кинулся к их жилищу; скользил, дважды падал в мокроту… Армер был дома.

– Йорр… Его мать сейчас…

– Знаю. Второй день жду. Но прежде – ты.

– Нет! Йорр…

– Молчи. Только Хонки нам и не хватало. Ату один раз уже едва отбил… Раздевайся!

И вот он лежит голый на своей лежанке, дрожа мелкой дрожью – то ли от холода, то ли от волнения. Армер склонился над ним, губы сжаты, глаза властные, – Нагу и не подозревал, что он так смотреть может, – а руки скользят вдоль тела, и оно расслабляется от успо- кающего покалывания… Колдун пропел короткое заклинание, накрыл Нагу шкурой, бросил: «Лежи!» – и занялся его промокшей одеждой. Придирчиво осматривал шов за швом, порой останавливался, бормотал что-то. Затем каждую вещь окунул в очажный дым и развесил на распорки… И вот улыбается прежний Армер:

– Вставай, переодевайся в сухое. Трудная ночь будет у нас. Ты ведь пойдешь со мной? Поможешь Хонку прогнать?

А у входа уже причитала мать Йорра.

Да. Эту ночь он никогда не забудет. Людей много, и они все сгрудились на мужской половине жилища вождя детей Волка. На женской половине только больные – Йорр и его сестренка. А перед очагом, на почетном месте, на белой кобыльей шкуре восседаетОн , Армер, их великий колдун! Очаг засыпает, и виден только темный силуэт. Голова склонена на грудь, на коленях – широкий барабан, в правой руке било. Барабан пока безмолвен: колдун только готовится, только собирается с силами для полета в Нижний Мир. К духам.

Виден только силуэт, но Нагу знает: сейчас он в полном облачении: широкой рубахе, снизу доверху увешанной костяными и деревянными амулетами-оберегами. А на голове… в багровом свете засыпающего очага сверкают страшные клыки и оживают мертвые глаза на волчьей морде.

Их много, они сидят плотно. Нагу тесно прижат к правому боку самого вождя Тилома, затылок и уши ощущают чье-то дыхание. Все молчат; только дыхание и отдельные, сдерживаемые вздохи. Меркнет очаг, и словно замирают даже эти звуки…

Надрывно прокричал лебедь – прямо здесь, в жилище! – и Нагу вздрогнул от неожиданности.

Еле слышный дрожащий звук, словно комариное пение… (Откуда? Сейчас, весной?) Но вот он усиливается, переходит в рокот, и становится понятно: это колдунский барабан.

Рокот все сильнее и сильнее, и вот уже не рокот – дробные, частые удары перерастают в МОЩНЫЕ УДАРЫ, – невозможно поверить, что барабан способен издавать такие звуки. Дрожит земля, содрогаются стены!..

Все обрывается – и мертвая тишина. Такая тишина, что Нагу кажется: он здесь один. Только где – «здесь»? В жилище вождя?..

И вновь – комариное жужжание, переходящее в рокот и неистовые удары… Обрыв. Тишина. И снова, и снова…

Нагу не заметил, когда началось пение. (Это что, голос Армера?) Очаг, никем не подкармливаемый, давно бы должен окончательно уснуть, но почему-то багровый свет не гаснет, хотя и не разгорается. С ним происходят какие-то неуловимые изменения. Нагу понял: в такт пению и барабанной дроби стали меняться оттенки – от багрового до оранжевого, почти желтого. И в полумраке, пронизанном этим невиданным светом, под барабанную дробь, под какой-то ритмический шелест, под завораживающее пение, мечется темная, почти человеческая фигура с оскаленной волчьей мордой…

…Не было никакого жилища; никого не было, кроме них двоих, – в полете через Нижний Мир, закрытый для Нагу, но открытый для его могучего спутника, его вожака; и нужно было ему помочь, чтобы спасти друга, чтобы изгнать эту проклятую Девку; и он не знал, как помочь, но это было не важно, главное – хотеть этого; и он хотел; и всеми силами тянулся к Нему, Соединяющему Миры…

Все оборвалось. Сразу. Он – Нагу, и он в жилище вождя, притиснут к правому боку хозяина, и видит, как колдун, шатаясь, направляется на женскую половину и склоняется над больными. Темно, но все же видно: его трясет, его корчит… Резкий гортанный приказ на неведомом языке – и тонкий нечеловеческий крик, замирающий, но продолжающий давить на уши… А колдун уже бежит к входу, откидывает полог, плюет и отбрасывает что-то туда, в ночь. И Нагу видит: там на миг мелькнула, искаженная злобой, харя Огненной Девки…

Люди зашевелились, заговорили. И вот уже в очаге весело пляшет разбуженный огонь, и жена вождя, всхлипывая, шепча слова благодарности, отирает пот с лица колдуна, обессиленно завалившегося на белой кобыльей шкуре. Голова матерого волка свешивается с его плеча. Мертвая. Общинники один за другим проходят мимо него, кланяются, оставляют на шкуре свой дар и исчезают за пологом. Армер никого не видит; глаза его полузакрыты, дыхание прерывисто. Он еще там — на грани Миров…

Несколько дней спустя Йорр, бледный, но вполне здоровый, показывал своему другу, как он наводит лук для дальнего выстрела, и спрашивал совета, а его сестренка вместе с матерью принимала гостя: молодого охотника из Рода Рыжих Лисиц. Должно быть, жених.

7

Армер не только расспрашивал – рассказывал сам. А что еще делать зимними вечерами втроем, у домашнего очага, когда спать еще рано, а за полог носа не высунешь: мороз, и вьюжит… Нагу и Ата сидят в своем углу, под одной медвежьей шкурой, тесно прижавшись друг к другу, а колдун напротив, по другую сторону очага сидит скрестив ноги, не на ребят смотрит – в огонь; руками своими словно с пламенем играет и говорит. Можно подумать – не им говорит, а духам огня. То простыми словами, а то напевным речитативом.

Он рассказывал о незапамятных временах, о начале их Рода, Рода детей Волка. Оказывается, их предки жили не здесь, а далеко на юге, там, где было вдоволь лошадей и оленей, где люди жили долго и счастливо, не зная ни болезней, ни горя.

…И было их два великих Рода, и женщины одного из них были женами мужчинам другого, и жили они в мире и довольстве.

Но из Великой Тьмы, из Предначальной Бездны явился злобный дух и закрыл Солнце и Луну, и во тьме люди забыли свои имена.

И потеряли друг друга во Тьме, объявшей Средний Мир. И разбрелись кто куда, забывшие имя, утратив-шив свою тропу.

Но Небесная Охотница, изгнанная злобным духом со своих Черных Лугов, на которых она преследует по ночам Небесных Гусей, Жеребца и Оленя, спустилась в Нижний Мир. И встретилась там со своим мужем, тоже ушедшим со своих Лазурных Полей из-за злобного духа. И они соединились. И Небесная Охотница родила двух братьев-близнецов.

И сказала она своим сыновьям: «Спуститесь на Землю и прогоните злобного духа назад, в Великую Тьму, в Предначальную Бездну.

Чтобы ваша мать могла вернуться на свои Черные Луга, чтобы отец ваш вернулся на свои Лазурные Поля.

Чтобы люди перестали блуждать во Тьме, нашли свою тропу, вспомнили свое имя…»

Многое рассказывал Армер о подвигах братьев-близнецов. И о том, как злобный дух все же внушил им