Потому-то и выступают на такую охоту сыновья Тигрольва редко. Только в крайней нужде и только с согласия старейшин.
Аймик согласие получил, и духи ему способствовали. Но уже подобравшись к молодой мамонтихе, вдыхая ее запах, слушая спокойные вздохи и довольное хрумканье, он вдруг почувствовал жалость. И перед тем, как нанести Удар, прошептал: «Прости своего убийцу! Твои бивни и твое сердце очень нужны моей Ате! Нам обоим очень нужны!» И потом, два дня преследуя смертельно раненного зверя, безнадежно пытавшегося уйти от этой невыносимой боли, он снова и снова повторял: «Прости меня за то, что я убил тебя!»… Нет, любая другая охота легче, чем эта.
Аймик не рассказывал подробности охоты своей жене: женщинам не положено знать слишком много о мужских делах. Спросил только:
– Ты знала, что со мной все в порядке? Они должны были вернуться еще две ночи назад.
– Да. Заходил Сильнорукий. Он сказал.
(Сильнорукий. Бывший Крепыш-младший. Теперь он относился к своему дяде-ровеснику совсем не так, как в детстве.Даже там, в Мужском Доме, до Посвящения. Видно, знал, что рядом с ним – победитель волосатого единорога. У них даже что-то вроде дружбы стало складываться – там, в Мужском Доме, пока к Посвящению готовились. Потом все изменилось, о дружбе и речи нет, но Сильнорукий знает: победить единорога может не каждый…)
Аймик внимательно посмотрел на жену. Ему показалось: Ата чего-то не договаривает.
– Что-то случилось?
– Нет… Но… Только не сердись на меня, хорошо?
– Говори.
– Муж мой! Ведь такой амулет… Говорят, он может принадлежать только вашим сестрам. Или дочерям Ледяной Лисицы.
(Вот оно что. Когда они преследовали несчастную мамонтиху, никак не желавшую умирать, его спутники поглядывали на Аймика если не с восхищением, то по крайней мере с удовлетворением. Как на своего. А Ловкач, старый охотник, даже бросил: «А ты, оказывается, охотник! Зря Чужаком кличут!» Но потом, когда они уже разделывали тушу и Аймик принялся укладывать в заплечник сердце и связывать бивни, тот же Ловкач хмуро пробурчал:
– Гоже ли для чужой – наши амулеты?)
Плохо! Значит, и Ате что-то такое сказали. Но почему же тогда ни колдун, ни вождь, ни старейшины не возражали против его охоты? Вслух же ответил одно:
– Ты – моя жена!
Ата вздохнула:
– Все же поговори с колдуном, хорошо?
– Ну конечно же, поговорю. Без него все равно не справиться.
Он постарался улыбнуться как можно ласковее. И, ободренная, Ата решилась вновь заговорить о запретном:
– Аймик! Муж мой! Выслушай… Я знаю: ты хочешь как лучше… Но у вас другие обычаи, а я к вам пришла… И видишь, как все вышло. Третья весна минула… Послушайся отца, стариков послушайся – возьми вторую жену! Поверь: всем будет лучше. И мне тоже.
(Год назад к ним в дом пришел отец.И сказал сыну, не глядя на чужачку, словно ее и нет здесь, словно они только вдвоем:
– У сыновей Тигрольва по две жены, по три жены. И они рожают. Или мой сын – не мужчина?
Тогда Аймик вспылил и наговорил лишнее. А когда отец ушел и Ата сама заговорила о том, почему бы ему не взять вторую жену, если таковы их обычаи, – он обозлился еще больше и навсегда запретил Ате даже упоминать об этом.
Прошел еще год, и уже старейшины призвали молодого охотника. Женатого, но бездетного. Говорили, что негоже такое. Другая жена нужна, если первая не рожает, – так исстари повелось! Намекали, что духи их Рода потому-то, должно быть, и отказывают в потомстве, что не рады чужачке. «Попроси отца, братьев попроси, пусть высватают тебе дочь Ледяной Лисицы. Родит от тебя одна из тех, что самими предками сыновьям Тигрольва в жены назначены, – может, тогда и над твоей Серой Совой наши духи смилуются, чрево ее откроют».
Аймик слушал в угрюмом молчании. Согласия не дал, но вспомнил о древнем амулете, который их женщинам помогает от бесплодия. Слышал, и не раз: особенно действен родильный амулет, если муж бесплодной сам, один на один, молодую мамонтиху убьет и принесет своей жене кость для амулета и заговоренное сердце как снадобье. Говорят, средство верное, только мало кто решается на такую охоту. А и решится – не всякому позволят: мужчин мало. И он решил: «Попробую еще это! Если не поможет – возьму вторую жену!»
Старикам не все сказал, только разрешение на одинокую охоту попросил. Уж с кем говорили они и о чем, Ай-мик не знает, а только через день сказали ему: «Иди, если хочешь!» И спутников дали…)
– Ата, ты знаешь, – его голос был ровным, спокойным, – мне никакая другая не нужна. Только ты. Будут у нас дети. Амулет поможет. Ну а если нет… посмотрим.
С бивнем на плече – своим малым даром — Аймик шел к жилищу колдуна. Кивал встречным охотникам, сдержанно поклонился своей старшей матери Койре, сидящей у входа в отцовское жилище и растирающей на песчаниковой плите какие-то коренья. Та ответила на поклон, и на губах зазмеилась улыбка. Торжествующая улыбка! (Или ему уже невесть что мерещится?)
Может быть, может быть… Ему и во взглядах охотников чудится что-то… нехорошее. Словно его рассматривают. То ли с жалостью, то ли с насмешкой…
(Не думай об этом, не чуди. Ничего особенного не происходит вокруг. Вообще ничего не происходит; все как прежде… Нет, прав отец, и Ата права. Надо взять вторую жену, – глядишь, перестанут смотреть как на чужого. И к Ате переменятся, быть может…)
Полуземлянка колдуна. Вкопанные черепа мамонта у входа, волчьи черепа на палках. Но за пологом – голоса; колдун не один. Придется подождать.
…Вот уж чего он никак не ожидал. Из жилища колдуна вышли отец и два брата. И вновь что-то не то почудилось Аймику в односложных ответах на его приветствие. Отец едва кивнул своему младшему, во взгляде Оймиро-на явно угадывалось сочувствие, а вот Пейяган поприветствовал своего брата материнской улыбкой. Такой же, как и Койра.
Все трое удалились не сказав ни слова, кроме необходимых приветствий. Аймик смотрел вслед своим родственникам, словно позабыв, зачем он сам пришел сюда. Низкий, густой голос вывел его из задумчивости:
– Что привело к моему обиталищу Аймика, молодого сына одного из славнейших охотников детей Тигрольва, сына того, чье прозвище Сильный?
Аймик вздрогнул и оглянулся. Массивная фигура колдуна заполняла собою весь вход. Молодой охотник, как подобает простому просителю, опустился на колени и, положив к ногам колдуна свой малый дар, принялся сбивчиво излагать просьбу.
Колдун слушал стоя неподвижно, как камень. Сам не присел и гостю сесть не предложил. Лицо его, бесстрастное, с резкими чертами, подчеркнутыми раскраской, казалось высеченным из камня. Все как тогда, в детстве; даже церемониальная одежда. Но теперь Аймик Чужак видел многое, чего не замечал Нагу Волчонок. Старческие морщины видел, и под глазами складки; их даже раскраска не скрывает. А взгляд бесцветных глаз… не такой уж он и страшный, каким казался тогда, много лет назад. И верхняя губа как-то жалко подрагивает… Но ответные слова колдуна падают твердо. Непреклонно.
– Почему молодой охотник нарушает обычаи своего Рода? Сыновья Тигрольва исстари берут в жены дочерей Ледяной Лисицы и отдают им взамен своих сестер.
– Великий колдун! Но на дочерей Волка запрета нет. И отец говорил мне… говорил своему сыну…
