Тропа длиною в жизнь

…И Хайюрр! Хайюрр-охотник! Хайюрр-воин!.. Отважный Хайюрр!.. Красавец Хайюрр!..

– Эй-хо! Эй-хо! Эй-хо! (Ата! Ата! АТА!!!)

Дрожит земля. Качается небо. Звезды, духи и люди сошлись в соединяющей пляске… АТА! АТА!! АТА!!!

…Аймик понял, что он уже вне круга; он стоит один, тяжело дышит и выискивает глазами Ату и Хайюрра. И когда увидит то… что должен увидеть, тогда… тогда…

Кружащиеся звезды опрокидывают его наземь.

Аймик лежит рядом с Атой в ее постели, слушает звуки ее шепота, не понимая смысла, морщась от ломоты в висках. Он лишь чувствует: жена шепчет что-то радостное, хорошее… Да, Ата нашла свой дом, и как же теперь быть? Как сказать ей, что нужно собираться и уходить неведомо куда, и чем скорее, тем лучше?

(Колдун говорил… О детях Волка: они могут подсказать и помочь… Что ж, они пойдут туда, к Армеру; Ата, быть может, даже обрадуется… Сородичи? Земли детей Тигрольва? Он, Аймик, сумеет пройти незамеченным… Духи помогут – коль скоро он так уж им нужен…)

Аймик рассеянно поглаживает знакомые пряди волос, плечи, спину. Темнота вокруг слегка покачивается… Ата трется носом и щекой о его шею. Он различает в ее шепоте:

– …это ничего, ты не бойся! Все будет хорошо…

(Да,сегодня он был не на высоте. Не то что Хайюрр… Вон он там, до сих пор… Ого! Айюга постанывает, а Малута смеется…)

…«Все будет хорошо?» Да, конечно же. Они уйдут к детям Волка, и Армер поможет…

Запах надвинулся сразу, из тьмы, так, словно кто-то враз забил ему ноздри полусгнившими листьями; тьма замерцала и стала вращаться, и…

…Он лежит лицом на бревнах, медленно скользящих вниз по течению. Пахнет речной свежестью. Затылок припекает. Скользит еле уловимая тень. С неба доносится протяжный трубный клич. Он поворачивается и, прикрыв ладонью глаза, смотрит ввысь. Там парит большая ширококрылая птица, снизу кажущаяся черной.

Черная Лебедъ…

…Нигде ни деревца. Травы, травы до самого горизонта. Колышутся. Он идет. Он должен найти…

…Мелькнуло на миг знакомое: каменные холмы невероятной высоты, и вот он уже там, и снег в лицо, и ветер, такой ветер!..

Ледяное молчание. Туман. А из тумана надвигается что-то…

«Где же ты, мой желанный? Я жду!»

Голос той, кто исчез в черном вихре, а он был там, и сжимал копье, и хотел метнуть его в этот вихрь…

«Несмей!»

Рука. Жесткая, сильная, хоть и старческая. Сухое, острое лицо. Знакомое…

Ее голос – неведомо откуда:

«Я буду тебя ждать! Ты придешь!»

…Плывут тени зверей и замирают на каменных сводах.

«Идем же, идем!..»

«…Муж мой, я приду!..»

– …Муж мой, очнись! Что с тобой? Тебе плохо? Ата в страхе уже не шепчет – говорит и трясет его, едва не плача.

– Нет-нет… Голова что-то… Переел. (Чуть было не сказал: «устал»!)

– Ох, как ты меня пугаешь иногда! – прошептала Ата, склоняясь к нему на грудь.

(Нужно сказать. И кажется, теперь он готов.)

– Ата! Послушай… Нам нужно уходить. Совсем. Ее тело напряглось и замерло.

– Как же так? Ведь… Почему? Куда?

– Их колдун говорил со мной сегодня. Веление Духов. Мне здесь не место. Я никогда не стану сыном Сизой Горлицы, – так он сказал.

Ни слова в ответ. Дрогнуло сердце: на миг ему показалось – не слышно даже ее дыхания. Потом – ровное, бесцветное:

– Куда же мы пойдем? И когда?

– Завтра поутру. Когда охотники уйдут на Обряды. Пойдем на юг, а потом…

(Да, на юг. Север для него закрыт.)

– На юг? – В шепоте Аты чувствуется откровенный страх. – Но там же степняки! Они нас убьют.

(Да. За это время и он много чего наслышался о тех, кто кочует по степям, в низовьях Хайгры и Кушты, у края Великой Воды. Злые колдуны и свирепые воины, они не щадят никого… Но что делать, если южная тропа – воля Духов?)

– Такова воля Духов. Не бойся, они нас оберегут.

Тишина.

– Ата, мне нужно идти к себе. Я еще должен собраться. Подготовься и ты. На рассвете. Ровное, бесцветное:

– Хорошо.

– Ата, ты готова?

Аймик слегка поеживался от утренней прохлады. День, впрочем, обещал быть жарким. Он почти не спал: прислушивался, когда уйдут мужчины. Перед самым рассветом все они должны быть на месте бойни, чтобы, едва появятся кончики рогов Небесного Оленя, начать Обряд Благодарения и Очищения. Прощаться нельзя. Прощальные слова передадут Малута и Айюга. Сборы были недолгими: ничего лишнего. Ате, конечно, помогут женщины…

– Ата!

Она неслышно появилась во входе – и Аймик оцепенел. Босая, простоволосая, в неподпоясанной рубахе…

– Муж мой, я не могу разделить твою тропу.

Чуть подрагивают припухшие губы. Глаза сухие, но под ними темные круги, и веки покраснели; видно, плакала всю ночь… Из глубины жилища доносятся приглушенные женские голоса… Уговорили.

С трудом выдавилось:

– Как же так? Ведь мы…

Голос сорвался, и фраза осталась неоконченной. И Ата торопливо начала оправдываться:

– Я же тебе говорила… Я же не одна! Ну как я пойду теперь невесть куда…

(Вот оно что. «Не одна!» Все-таки Хайюрр… Конечно! Разве могло быть иначе? И сам давно бы мог заметить, только не хотел…)

Она лепетала что-то совсем ненужное, что-то о Хайюрре, который, конечно же, все устроит, как и обещал, что Аймик может остаться, что ему лучше остаться…

Он прервал эту бессмыслицу:

– Я пошел.

И она замолчала на полуслове и прошептала:

– Ну что ж…

Потом, пошарив, протянула ему доверху набитый заплечник:

– Возьми. Еда.

Он молча кивнул и, пристроив мешок на спине, повернулся, чтобы уходить.

– Аймик!

Он замер. Сзади, уже спокойно:

– Я провожу тебя до тропы. Можно? Он вновь кивнул, не говоря ни слова.

Они шли через стойбище детей Сизой Горлицы – рядом, но не вместе, – чувствуя на себе взгляды