Тропа длиною в жизнь

взглядом Близнецов-Первопредков… И Небесные Гуси остались на тех же самых местах…

И вновь – судорога и озноб. И внезапная мысль: «АКайт! Неужели и он что-то успел рассказать?!»

Спросить не удалось. Великий Ворон кивнул и заговорил:

– Хорошо. Сейчас я ухожу, а вы ложитесь спать. На рассвете будет дан ответ. Не здесь. Там, где вы были на закате.

7

Аймик и Кайт пришли на условленное место по такой обильной росе, что их ноги вымокли чуть ли не до колен так, словно они только что пересекли ручей. Великий Ворон уже был здесь. Он сидел на большом валуне и молча ждал, пока охотники омыли свои лица росяной влагой. Потом молча указал рукой на два других валуна, поменьше. В утреннем свете было видно, что он действительно смуглолиц, а глубоко посаженные глаза его бледно-голубые, почти прозрачные, лучистые и цепкие: посмотрит – невольно вздрогнешь.

И уже знакомый озноб пробежал по телу, когда зазвучал его голос:

Тысын Тигрольва, но Вурр – твой второй тотем.

Ты сын Тигрольва, но ты избран связать других.

Ты должен идти на закат, но ты можешь остаться в степи.

Ты Избранный, но ты волен встать на иную тропу…

Голос Великого Ворона как будто усиливался, постепенно заполняя собой весь мир. Казалось, он слетает не с губ сидящего напротив… – человека? — а льется отовсюду: с неба, от воды, из трав… И мир задрожал… заколебался… стал покрываться голубоватой дымкой… Аймик чувствовал, что уже не озноб, не краткая судорога – крупная дрожь сотрясает все его тело, готовое раствориться в этой дымке. Задыхаясь, он усилием воли вернулся было в привычный мир, но тут… Мир вдруг расширился, распахнулся, раскрылся… Свет! Особенный, никогда не виденный прежде! И восторг! И слияние!..

После Аймик вспоминал с несказанным удивлением: на какой-то неуловимый миг (длившийся вечность?) ему показалось вдруг, что ОНПОНЯЛ ВСЕ. И свою жизнь, свое предназначение, и то, что скрывалось в самой глубине его души… как часть невероятно сложного в своей простоте, восхитительного узора… Прежде такого не случалось никогда. Но вынести из этой стремительно промелькнувшей вечности не удалось ничего, кроме ощущения: БЫЛО! Было, но осталась лишь череда беспорядочных, сменяющих друг друга видений…

…По каменной стене струится вода. Проступают звери, красные, черные… Бесконечный хоровод. И в нем… …что-то от того невероятного мига.

…Он теперь понимает: эти каменные холмы с белоснежными вершинами – Стена Мира.

…А эта вода без начала и конца, сливающаяся с грозовым небом, – Великая Вода, отделяющая их Мир от того, где обитают Держатели Мира. И он плывет туда, к ним.

(«Он»? Но кто такой – он? Тот ли, что стискивал тяжелое копье в тоске о невесте, унесенной черным вихрем? Карабкающийся к белой вершине Стены Мира? Плывущий через Великую Воду? И кто такой – силящийся выбраться наружу из черной дыры, захватить власть и тогда…)

Аймик очнулся и не сразу понял, что он вновь в этом Мире и здесь уже не утро, а вечер. Дрожь постепенно утихала; дыхание становилось ровным. Кружилась голова. …Кайт неподвижно сидел рядом, уткнув голову в колени.

– Кайт! – Аймик хотел коснуться его плеча. – Не надо!

Он вздрогнул. Прямо перед ним стоял Великий Ворон, огромный, словно… …словно Стена Мира.

– Встань!

Пошатываясь Аймик поднялся на ноги. (Как кружится голова.)

…Нет, теперь Великий Ворон не казался таким уж большим. Выше Аймика, и только. Аймик почувствовал, как сильные руки слегка его встряхнули, ощутил на своем лице его дыхание, прежде чем услышал вопрос:

– Ты сделал выбор?

Аймик отступил на шаг и обернулся. Там, над краем склона, виднелись остроконечные верхушки жилищ, трепетало пламя костров общины Кайта. Там с тревогой и надеждой ждет его Элана… Перед ним потянулись бизоньи тропы, бесчисленные охоты, праздники, уютные зимние вечера, когда горит очаг и рядом – жена и дети… Надежная жизнь своего среди своих, в которой все прочно, все известно, в которой нет и не нужно ничего лишнего, ничего странного… В которой будут, конечно, и опасности, и беды, и споры, и ссоры, но…

Он повернулся туда, где край неба был охвачен иным пламенем. Закатным. Небесным. Там одиночество, такое, какого он до сих пор не мог и представить. Там – Неведомое. И путь неведом. И опасности. И сможет ли он, Избранный, дойти до неведомого конца своей тропы? Но если сможет… Там, в конце, – ответы. На такие вопросы, которые простому охотнику лучше бы не задавать даже себе самому… Только он, Аймик, похоже, их уже задал… И еще там, в конце…

Аймик посмотрел Великому Ворону прямо в глаза – как равный равному:

– Да. Выбор сделан, — и увидел, что тонкие губы Наставника тронула улыбка. Затем он вновь посуровел.

– Хорошо. Тогда запомни: отныне ты опасен для всех, кого любишь и кто любит тебя. Или привечает. Так что не медли: уходи на рассвете… Удачи тебе, Северный Посланец! Может быть, еще свидимся.

Великий Ворон повернулся и пошел прочь, не к стоянке и не к реке. Вот он скрылся в овражке… Вот показался на его противоположном склоне. Еще немного, и он навсегда скроется за гребнем невысокого холма.

Аймик провожал его взглядом, не в силах сдвинуться с места. Его вдруг охватили сомнения. И запоздалое сожаление…

(«Элана! Что же я, глупый, сделал?») И страшная мысль, затмившая все остальные: «Он же целый день меня наставлял, а я… НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ И НЕ ЗНАЮ!» Аймик сорвался с места.

(Догнать. Спросить хотя бы о самом главном.) — Великий Ворон! Постой, погоди! Он взбежал на вершину холма… Никого. Только какая-то большая птица, распластав крылья, тает в закатном свете.

И неожиданно для себя самого он прокричал ей вслед совсем иной вопрос:

– Великий Ворон, кто ты? И в ответ прозвучало:

– Страж.

8

Когда Аймик вернулся к Кайту, тот уже был на ногах.

– Значит, уходишь. Уходишь, несмотря ни на что. Он не спрашивал. Он знал.

Аймик кивнул, сглотнув слюну. Говорить было тяжело. А впереди – самое трудное. Элана…

– И куда?

– На закат. К Стене Мира… и дальше.

И, встретив недоуменный взгляд Кайта, добавил:

– Там тоже есть Стена Мира… я теперь знаю. И мне нужно туда. На другую сторону.

(«Только… Откуда мне это известно? Я же ничего не запомнил…»)

– Когда же ты пойдешь?

– Завтра на рассвете.

До самой стоянки они больше не проронили ни слова.

Элана была безутешной. Если бы Аймик знал, что она будет так горько плакать о нем… возможно, он бы выбрал иную тропу.