Тропа длиною в жизнь

голос у него немного странный, часто сбивающийся на скороговорку. Но по тону понятно: он здесь хозяин. Впрочем, в женской речи не чувствовалось ни угодничества, ни страха. Скорее, безразличие…

А вот люди они или нет, в Среднем ли он Мире или уже ТАМ, – Аймик не мог решить. Похоже по всему – люди. Но с другой стороны, разве это мыслимо – уцелеть после такого падения? И что же это за люди, за Стеной Мира живущие? Сколько лун прошло с тех пор, как он в последний раз принял дар, в последний раз с живыми людьми беседовал…

В конце концов Аймик понял: продолжать притворяться нет смысла. Ничего он не узнает, пока не познакомится со своими… Спасителями? Проводниками в Края Сновидений, Земли Истоков? Понять нужно. Для начала – хотя бы это.

Она уже давно догадалась: тот, кого они выхаживают, пришел в себя, только вида не подает. Слушает. Подсматривает. И думает. Сказала Даду, но тот только рукой махнул:

– Пусть отдыхает; путь-то был неблизок. Скоро заговорит – куда денется? Лишь бы силы своей мужской не потерял.

Уходя, бросил с усмешкой:

– А ты смотри, с ним надо поласковее. Знаешь ведь… Сама так решила. Вот и выхаживай!

Она закусила губу и долго невидяще смотрела в темный угол.

Поднялась. Приготовила травный отвар. Всыпала в него щепоть порошка, оставленного Дадом, и, медленно помешивая, нашептывая Слова, подошла к лежанке.

Гость, по обыкновению, притворялся спящим, и по обыкновению – неумело. (Будь с ним поласковее…)

Она присела на край лежанки и, придерживая на коленях чашу с отваром, стала внимательно вглядываться в лицо «спящего».

(А он… ничего. Только усталый. Не стар, а уже седина пробивается. И морщины.)

Дрогнули веки, шевельнулись усы. Что ж, она – дочь Дада, ее взгляд тяжел.

Протянула руку и легонько взъерошила его длинные, давно нечесаные волосы.

– Ну хватит притворяться. Глотни-ка вот этого…

2

Аймик вздрогнул и широко распахнул глаза в полном недоумении. Язык… Невозможно ошибиться: с ним заговорили на языке детей Волка! Стало быть, он и вправду уже ТАМ… У предков или в преддверии…

Женщина убрала руку с его лба, привычно помогла приподняться и поднесла к губам деревянную чашу со знакомым, кислым с горчинкой питьем. Напившись, Аймик вновь откинулся на шкуры. Это не было притворством: лежа, он чувствовал себя вполне бодрым, почти здоровым, но стоило только приподняться, начиналось сильное головокружение, тело охватывала слабость, даже тошнота подступала. Впрочем, этот напиток со странным привкусом бодрил; сегодня, пожалуй, больше, чем прежде.

Аймик уже достаточно хорошо изучил облик своей целительницы, но сейчас впервые смотрел на нее открыто, глаза в глаза. Взгляд ее глубоких черных глаз был не просто спокойным – отстраненным. Если он и впрямь уже по ТУ сторону, – наверное, так оно и должно быть.

– Кто ты?.. И где я? – проговорил Аймик и сам удивился тому, с каким трудом дались ему эти слова. (Ослаб, совсем ослаб! Или… уже мертв?) Женщина чуть улыбнулась:

– Я? Мада. Где ты? В нашем доме. Мы вдвоем тут живем: Дад и я.

(Все же люди.)

– Дад – это муж?

– Нет. Отец.

Словно легкое мимолетное облачко на мгновение скользнуло по ее лицу.

(Люди! Точно – люди! Живые! Значит, и он жив!) — А как я… попал?..

– Ого! – Мада подсела ближе. – Ты с такой высоты сверзился! Видел бы свой след в снегу! Мы с Дадом еле-еле тебя выкопали. И как только жив остался?..

Аймик слушал вполуха; навалилась слабость, даже на лежачего. Голову понемногу начал стягивать обруч боли… Спросил для чего-то, плохо понимая свои собственные слова:

– Так, значит… вдвоем… на самой Стене Мира? – «Стена Мира»? – Женщина искренне удивилась.

– О чем это ты? – Но, заметив его состояние, перебила сама себя: – Ну все, хватит, хватит для начала. Вот, глотни-ка еще – и спать, спать!

Аймик не заставил себя упрашивать.

3

Аймик беспробудно проспал до следующего утра и, очнувшись, почувствовал себя намного бодрее, чем прежде. Косой солнечный луч падал на его постель, и пылинки в этом свете плясали, словно бесчисленные духи. Женщины рядом не было (Мада. Кажется, так ее зовут); судя по звукам, она кормила очаг. А рядом с лежанкой непо– движно сидел мужчина и пристально смотрел на Аймика, очевидно поджидая его пробуждение. Заметив, что тот открыл глаза, пошевелился, растягивая рот в улыбке:

– Ну наконец-то! А то ты все с Духами общался; с людьми и поговорить не хочешь? Я Дад Одинокий. Отец Мады. Той, что тебя выходила. – Он слегка кивнул назад, в сторону очага.

– Аймик…

(Ах ты! Вчера-то даже имени своего не назвал. И ведь нужно рассказать как можно скорее, что он – Избранный, что привечать его небезопасно, что ему нужна тропа к Могучим…)

Дад поднял руку. Показалось: пылинки-духи, резвящиеся в солнечном свете, окружили его широкую короткопалую ладонь, выплясывая вокруг нее какой-то замысловатый танец.

– Знаю, знаю. Ты – Северный Посланец, идущий к Властителям. Что ж, ты дошел. Но об этом потом потолкуем, когда ты сил наберешься. А пока…

У губ вновь оказалась чаша. Аймик сделал два или три глотка чего-то смолистого, вяжущего рот, едко пахнущего, под монотонное бормотание старика («Старика»? Ой ли?) произносящего частой скороговоркой какие-то неведомые, скребущие слова…

(Странно – дневной свет словно слегка потускнел… Или это от слабости?)

– Пей-пей! Это силы дает, гонит всякую хворь.

Прищуренные, широко поставленные глаза смотрят цепко, но не зло. Скорее добродушно. И улыбка Аймику нравится. Но теплая тягучая жидкость словно застряла в горле. Сделав еще одну попытку глотнуть, Аймик отрицательно помотал головой.

– Ладно. После. Пока лежи, а сготовит Мада еду – встанешь. Пора уже, належался. Ходить, поди, заново будешь учиться.

Аймик молча наблюдал, как возится у огня Мада, как ловко и споро движется по жилищу ее отец. Действительно, какого возраста этот живчик? Огромная лысина, волосенки жиденькие и заплетены как-то по-чудному. Бородка длинная, но тощая, только на подбородке и растет, даже скул не прикрывает. Под глазами мешки, а глаза веселые, живые… И как не похожа на него долговязая, черноволосая дочь.

Когда все было готово, Мада без лишних слов помогла ему подняться, – и Аймик вынужден был всей своей тяжестью навалиться на ее плечо, чтобы справиться с головокружением. На заранее постеленную шкуру он едва не упал.

…Думал – и куска не проглотить. Но когда горячий мясной сок, брызнув из-под зубов, обжег небо, – Аймик почувствовал такой голод, которого, кажется, доселе еще ни разу не испытывал.

(И то! Сколько дней он вообще ничего не ел, только глотал понемногу подносимые Мадой отвары да бульоны.)

Дад, глядя, как жадно ест его нечаянный гость кусок за куском, прихихикивал и одобрительно кивал:

– Вот-вот! Молодец! Теперь видно – на поправку пошел. Давай-давай, а то тут кое-кто тебя заждался…

Аймик плохо понимал его слова, самому же говорить совсем не хотелось. А вскоре, осоловев от сытости, смог не столько сказать, сколько промычать что-то благодарственное.