И зачем Всадникам Таун? Какие такие богатства можно отнять у этих придурков?..
– Никто не предлагает, – сказала Кали, – распределить полк по всей планете. – Она сидела на софе рядом с Касси. Поза тоже была несколько вольная – ноги вытянуты, сама откинулась на спинку. – Даже вместе с фузилерами и местным ополчением, – продолжила она, – нам не удастся прикрыть все континенты и архипелаги. Об обороне южного полушария думать бесполезно. Если дракам приспичит, пусть высаживаются на островах. Мне кажется, Кусуноки никогда не совершит подобной глупости, – содержание гарнизонов стоит очень дорого, а выгоды никакой. Наша задача – обеспечить охрану наиболее важных пунктов на материке Хибория. Не захватив их, драки не смогут объявить, что овладели планетой. Вам, Гордон, следовало бы почитать Клаузевица или древнего мыслителя Сан-Цзу, они очень толково осветили этот вопрос.
Бейрд поджал губы. Никого из военных стратегов он не читал, однако сама мысль, что Кали изучала их, была ему обидна. Гордон Бейрд вообще только тем и занимался в жизни, что испытывал обиды. Они сыпались на него постоянно, со всех сторон. Порой он тайно завидовал таким, как Касси. Этой все как с гуся вода. Вот и сейчас -развалилась, поигрывает стулом…
Действительно, Касси почти не прислушивалась к разговору. Стратегическое осмысление обстановки, планирование масштабных операций было ей чуждо, она всего лишь исполнитель. В тот момент ее мысли занимал Джон Сатеруэйт, тело которого утром нашли в порту. Он был убит выстрелом в затылок. Вот отчего тоска, душевная боль…
– Не могу поверить, – подал голос Гавилан Камачо, – неужели мы до такой степени испугались, что решили попрятаться, как куропатки?
Он сидел рядом с отцом – нога на ногу, руки сложены на груди.
– Это не охота, Габби, – ответила ему Кали, – это война.
Гавилан даже не взглянул в ее сторону. У «ковбоев» совершенно утрачено чувство уважения к себе и одновременно презрения к противнику, они готовы назвать войной всякую склоку, тем более обмен оскорблениями с грязным сбродом.
– Я не имел в виду крики безумцев, которые каждый день собираются у ворот, – четко выговаривая слова, возразил он. – Я веду речь о концентрации усилий, о войне. Может, нам стоит подумать о превентивном ударе? Кто противостоит нам на планете? Народное ополчение? Два – ну, может, три – боеспособных полка. Этих мы разгромим первым же ударом. Если, конечно, сами не разделим наши силы.
Леди К. даже выпрямилась на софе, удивленно взглянув на Гавилана Камачо.
– Я не согласен, – заявил командир роты Харлей, набранной в Расалхаге, капитан Эрик Йохансен по прозвищу Гринго. – Мы не можем позволить себе вступить в бой с целой планетой. Тремя полками их силы не ограничиваются. А фузилеры? А если принц Дэвион пришлет подкрепление?
– Что может прислать Дэвион, когда он по уши завяз на линии перемирия?! – воскликнул Габби. – – Будет скрести по тыловым частям? Такие подкрепления нам не страшны.
В этот момент подал голос Жареная Картошка – Джон Эймс из роты Аделанте. На его щеке возле уха красовалась длинная, до сих пор кровоточащая царапина, нечесаные волосы челкой свешивались на глаза – взъерошенный, взвинченный, так он выглядел всегда после бурных объяснений со своей женой Воронихой. Она ревновала его ко всем женщинам полка. На этот раз Ворониха поставила мужу в вину слишком долгий разговор с Дженни Эспозито – Марипозой, водительницей «Валькирии», вдовствующей со времен сражения на Хачимане. Весь полк уже знал, что Ворониха поставила мужу ультиматум: либо он перестанет волочиться за юбками, либо она так отделает его, что мать родная не узнает. И для начала продемонстрировала ему, как она это сделает.
– А наши семьи? – Голос у него тоже был раздраженный, слишком нервный и заметно осипший. – Мне совсем не нравится, что мои дети не имеют покоя ни днем, ни ночью. И сам я не желаю, чтобы меня называли дра-ком. Наш контракт не предусматривает выслушивание грязных оскорблений!
Его слова вызвали бурные возгласы одобрения. Безудержная храбрость Дианы Васкес принесла свои плоды. Правда, не в том смысле, как это представлялось руководству полка. Вал протестов нарастал, но теперь все сборища, митинги, демонстрации носили исключительно мирный характер. Каждый митинг продолжался не более получаса; как только страсти начинали накаляться, подъезжала полицейская машина, офицер вежливо просил собравшихся разойтись, и те без возражений исполняли просьбу. Другое дело, что митинги практически не кончались – одна группа сменяла другую с раннего утра до позднего вечера, а то и ночь захватывали. На заборе ТТК появлялись оскорбительные надписи – обслуживающий персонал «Тураниан Транспорт» смывал их каждое утро.
Между собой бойцы все чаще стали называть себя заложниками. Все понимали, что в таком напряжении долго не продержаться. И зачем? Более-менее нормальные отношения у Кабальерос установились только с фузилерами. Люди сэра Озрика, обстрелянные бойцы, нутром ощущающие, как над Тауном сгущаются тучи, сами шли на сближение, но даже они, общаясь с «чужаками», не скрывали некоторой неприязни. Все основные политические партии Тауна, включая ДГ и народную милицию, были едины в неприятии Всадников. Средства массовой информации поливали наемников грязью. Даже правящая юнионистская партия участвовала в этой свистопляске.
– Вот и я говорю, – поддержал Жареную Картошку Гавилан Камачо, почему должны страдать наши семьи? – У самого Габби семьи не было, если не считать отца, однако его поняли правильно. – Почему, – повторил он, – наши семьи должны находиться на линии огня?
– В любом случае, нельзя терять голову, – рассудительно ответил подполковник Бейрд. – Разделяя наши силы, мы тем самым ослабляем их. – Он триумфально глянул на Леди К.
– Давайте не будем забывать: дядя Чанди нанял нас, чтобы мы защитили его собственность – шахты и лесные делянки, а не только ТТК и его центральный комплекс, -возразил Маккаби.
Касси отвернулась. Эта дискуссия – серьезная, на грани срыва – теперь не занимала ее. У нее родился план!
Сразу после полудня Касси покинула «Макбрайт». Как раз в это время Долорес Гальего обходила хозяйственные помещения отеля и проверяла партию белья, которую обычно отправляли в прачечную. Долорес уже давно подумывала о том, чтобы сменить ее, – прачечная явно не справлялась с такой нагрузкой, да и сервис оставлял желать лучшего. Трудность состояла в том, что, согласно контракту, полк не имел права менять обслуживающие фирмы. Тем не менее Долорес всерьез задумывалась, как бы деликатнее обойти этот пункт контракта. С этой целью она лично контролировала погрузку и выгрузку каждой партии белья.
Долорес быстро нашла общий язык с персоналом отеля. Помогли врожденная мягкость, умение убедить словом. Долорес ни разу пальцем не тронула своих пятерых детей, и в то же время никто в полку не мог упрекнуть их в неумении вести себя. Все эти дни, проведенные на Тауне, ее не оставляла тревожная мысль – что-то непременно должно произойти. Не может это напряженное ожидание беды закончиться впустую. Вот почему она постоянно была настороже, стараясь подмечать всякую странность, любой сбой в привычном, устоявшемся распорядке.
Подъезжавший со стороны города обслуживающий фургон сразу привлек ее внимание – слишком медленно он двигался. Шофер старался объехать каждую выбоину, каждую трещинку в дорожном покрытии.
Долорес заторопилась в кабинет управляющего отелем:
– Можно вас на минуточку?
Тот удивленно вскинул брови, затем. поднялся из-за стола и направился вслед за ней. Долорес через боковые двери вышла на низкое крыльцо, к которому обычно подкатывал фургон и откуда начиналась погрузка белья. День выдался пасмурный, над городом висела низкая облачность. Снега, правда, не было, и ближайшие подъезды к воротам ТТК и отелю «Макбрайт» были чисто прибраны. Тот факт, что городские власти первым делом бросали уборочную технику к транспортному производственному комплексу, тоже вызывал недоумение. На глазах у Долорес и управляющего водитель фургона – человек незнакомый, приехал впервые – заранее выключил мотор и, заметив, что за ним наблюдают, остановил машину метров за двадцать до крыльца. Быстро выскочил из кабины, сказал что-то в портативный телеком и быстрым шагом начал удаляться от гостиничного комплекса. Был он какой– то невзрачный, в серой куртке и неприметных штанах. Долорес резко развернулась к управляющему:
