мысли, как жестоко пошутила судьба, отдав Эмелию на его милость.
Отказавшись от комфорта большой кровати, Эмелия приняла душ, переоделась и отправилась на экскурсию по дому. Почти все комнаты казались ей холодными и официальными, необжитыми и неуютными. Живописные полотна и антикварная мебель усиливали сходство с музеем. Эмелия удивлялась, почему за два года замужества не поменяла декор по своему вкусу. Деньги определенно не были проблемой, наверное, ей не хватило духа нарушить историческую атмосферу. Вилла дышала стариной. Предки хозяина провожали ее неодобрительными взглядами с каждой стены. Эмелия не знала, точнее, не помнила, здесь ли вырос Хавьер, но затруднялась представить себе ребенка, растущего в этой холодной благоговейной музейной тишине.
Очередная открытая дверь привела ее в библиотеку, которая явно использовалась еще и как кабинет. Книжные полки занимали три стены от пола до потолка, но внимание Эмелии сразу же сосредоточилось на фотографиях в рамках рядом с компьютером на огромном столе.
Первый снимок, который Эмелия взяла в руки, изображал ее лежащей на пляжной простыне посреди оливковой рощи. Солнце играло в золотисто-медовых волосах, отражалось в серо-голубых глазах, кокетливо устремленных на фотографа.
На следующем снимке Хавьер обнимал жену сзади, слегка ссутулившись, чтобы пристроить подбородок на ее макушку. Лицо испанца освещала широкая гордая улыбка. Даже сейчас Эмелия физически ощутила его сильное тело, прижатое к ее спине, его эрекцию, горячую пульсацию крови…
Дверь кабинета внезапно распахнулась. Рамка выскользнула из рук Эмелии, разлетелась на осколки у ее ног. Замерев, молодая женщина смотрела, как ее муж входит в комнату и закрывает за собой дверь щелкнув замком.
— Не трогай! — скомандовал Хавьер, увидев, что Эмелия начала нагибаться. — Ты можешь пораниться.
— Прости. Ты напугал меня.
— Уверяю тебя, что это не входило в мои планы.
Она разволновалась, когда Хавьер подошел ближе. В рубашке-поло, бежевых бриджах и кожаных сапогах, ее муж выглядел как таинственный герой романа эпохи Регентства. От него пахло травой, ветром, немножко — лошадью, но даже этот коктейль ароматов не мог заглушить его собственный, интенсивно- мужской запах.
— Я… я искала что-нибудь, что подстегнет мою память, — попыталась объяснить Эмелия.
— Нашла?
Эмелия закусила губу, глядя на трещину в стекле, которая разделила их пару на фотографии, острые осколки на счастливых, сияющих улыбками лицах. Следовало ли понимать это как знак свыше?
— Нет, — вздохнула она. — Я не помню, когда и где были сделаны эти снимки.
Хавьер наклонился и убрал с фотографии осколки стекла, прежде чем поставить ее обратно на стол.
— Я снимал тебя в оливковой роще через несколько дней после того, как мы вернулись из свадебного путешествия. На том снимке, что ты уронила, мы в Риме.
— А где… где мы провели медовый месяц?
Он придвинулся ближе, заставив тревожные кнопки в мозгу Эмелии разразиться предупредительным воем. Но отступать было некуда — она вжалась спиной в книжные полки, пыль с потревоженных фолиантов уже сыпалась ей на голову. Еще одно движение, и вслед за пылью посыпятся сами фолианты…
Темные глаза Хавьера гипнотизировали Эмелию, ее сердце забилось чаще в предвкушении поцелуя. Она вдруг осознала, как страстно желает почувствовать его губы на своих.
Испанец отвел в сторону волосы жены, погладил сухими, теплыми пальцами нежный изгиб у основания ее шеи.
— Как ты думаешь, куда мы поехали?
Эмелия заставила свой растерянный мозг поработать сверхурочно.
— Э… в Париж?
— Это была догадка или ты что-то вспомнила?
— Я мечтала провести медовый месяц в Париже. Говорят, это самый романтический город мира. К тому же в моем паспорте стоит штамп, так что догадаться было нетрудно.
— Твоя мечта осуществилась, Эмелия, — сказал Хавьер после того, как несколько бесконечных минут вглядывался в ее лицо. — Я подарил тебе самое романтическое из всех свадебных путешествий.
— Наверное, сейчас, когда я не могу вспомнить ни секунды этой поездки, тебе жаль бездарно потраченных денег.
Небрежное движение его плеч означало «А мне все равно».
— Но мы же можем устроить себе второй медовый месяц, si? Такой, который ты точно не забудешь.
Он опять смотрел на жену с сексуальной ухмылкой, заставлявшей кровь Эмелии нестись по венам раскаленным потоком. Что такого особенного в этом мужчине, почему один его взгляд превращает ее в бессмысленный трепещущий клубок эротических желаний? Почему, как только Хавьер прикасается к ней, Эмелия начинает фантазировать, каково это — ощущать его длинные пальцы в местах, о которых стыдно даже подумать?
Второй медовый месяц?
Но ведь тогда ей придется разделить постель с незнакомым, чужим человеком! Их союз будет основан на плотском влечении, голом животном инстинкте, которому Эмелия никогда раньше не подчинялась. Или все-таки подчинялась?
Откуда ей знать, как на самом деле развивался их с Хавьером роман? Все, что ей известно, известно с его слов. Она не считала себя способной влюбляться в мужчин до такой степени, чтобы выскакивать за них замуж через несколько недель после первой встречи. Эмелию грызло подозрение, что она не столько влюбилась, сколько потеряла голову от похоти. Испанец был чертовски, опасно привлекателен. Она поддавалась его магнетизму и сейчас, утопая в черных глазах, капитулируя перед каждым его прикосновением. Веки Эмелии потяжелели, дыхание стало неровным, когда Хавьер, продолжая массировать ей шею, склонился к ее губам.
— Не нужно… — неубедительно попросила Эмелия чужим, хриплым, едва слышным голосом.
— Разве муж не имеет права поцеловать жену?
— Но я не… не чувствую себя твоей женой.
Хавьер задумчиво посмотрел на нее:
— Может быть, настало время почувствовать? — И его губы накрыли мягкий рот Эмелии.
Глава 4
Сначала Хавьер целовал ее легко, осторожно, словно разведывал обстановку. Сопротивления он не встретил, напротив, губы Эмелии сами собой открылись ему навстречу, приглашая во влажную глубину ее рта. Их языки соприкасались в чувственном танце, пока испанец не пошел на решительный, агрессивный штурм, которому Эмелия охотно покорилась. Прижатая к мужу, она ощущала большое твердое доказательство его возбуждения. Пусть ей только предстояло открывать заново всю историю их сексуальных отношений, ее телу эта ситуация была знакома. Оно с энтузиазмом реагировало на мельчайшие нюансы его поцелуя — руки Эмелии обвились вокруг шеи мужа, бедра терлись о его бедра, вся ее потаенная женская сущность плавилась от вожделения. Жаркая волна сладкой боли наполнила ее грудь, распластанную по железным мышцам Хавьера, и сосредоточилась в бутонах сосков, которые ныли от предвкушения ласки его языка.
Рот Хавьера покинул губы Эмелии, спустился вниз по ее шее, обнаружил и исследовал деликатные косточки ключиц.
— У твоей кожи вкус ванили, — доложил испанец, пощекотав ее дыханием, как перышком.
Электрические разряды возбуждения, пронзавшие Эмелию, добрались до ее ног. Секретная ложбинка
