— Вы по какому вопросу?
— По личному, — отмахнулась Денисия. — По какому же еще вопросу я могу к ней прийти? Она же не мой начальник, производственных дел у нас нет.
— Но по личным вопросам она не принимает, — ядовито сообщила референт.
Денисия взорвалась:
— Девушка, у меня беда. Я к вам не развлекаться рвусь, мне помощь нужна. Запишите, пожалуйста, по любому вопросу. По какому вам в голову взбредет.
Какая разница? У Марии Владимировны всего два уха, и слушать меня она будет только ими, по какому бы вопросу я ни пришла.
— Хорошо, март следующего года вас устроит? — зло буркнула референт.
Денисия пришла в ужас:
— Март следующего года? Вы что, издеваетесь?
Да я просто не доживу! Это что за правозащитная организация? Вижу, вы тут бюрократы все!
Референт рассердилась:
— Если вам помощь нужна, приходите к нам и расскажите о своей проблеме, но вы же сами не хотите. Вам Марию Владимировну подавай, а она очень занята. Но у нас здесь не только она. Она президент Конгресса и не может все текущие дела решать одна.
Сейчас она вообще на заседании пленарного совета, а завтра отправится в Вену на встречу правозащитников Европы. Если вы найдете время посетить наш офис, с вами побеседуют наши лучшие специалисты и расскажут, что и как надо делать.
— Нет, мне ничего рассказывать не надо. Мне нужна Мария Добрынина! Лично! — отрезала Денисия.
— Тогда я записываю вас на март, и это при условии, что она в марте будет в Париже, — устало сообщила референт.
— Нет, спасибо. Лучше скажите, где проходит этот ваш пленарный совет.
— Этого я вам сказать не могу, да вас туда все равно и не пустят.
— Вот и поговорили! — рявкнула Денисия и бросила трубку.
«Как же Ларка связывалась с этой неуловимой Добрыниной? — удивилась она. — Впрочем, Ларка же представлялась и обрисовывала свои задачи, а я по телефону это сделать не могу».
Денисия глянула на себя в зеркало и решила, что теперь уже можно умыться, раз она никуда не пойдет.
Сидеть в номере она не собиралась (было бы глупо так поступить, попав в Париж), но для того, чтобы разгуливать по Елисейским Полям, раскосые татарские глаза не нужны, следовательно, грим, пожертвованный ей артисткой Айзой, невесткой Асии, можно смело смывать. Тем более что он изрядно ей стянул кожу.
Умывшись и сняв с себя броский наряд, надетый по совету сестры Рашида, психолога Фатьмы (чтобы пограничники и таможенники меньше на лицо глазели), Денисия скромно оделась и отправилась на прогулку по Парижу.
Нельзя сказать, что прогулка получилась веселой. На душе было тяжело, мучила неизвестность, и подкрадывалось отчаяние. Хотелось позвонить Асии или Ларисе, рассказать о своих неприятностях, испросить совета, но Денисия не хотела друзей расстраивать.
Без всякого удовольствия побродив по городу (не так она мечтала встретиться с Парижем), Денисия вернулась в отель — вся в грустных мыслях. Когда обратилась к дежурному за ключом от номера, с удивлением услышала:
— Мадемуазель Гюльджагера, вам письмо.
— Мне? — оторопела она. — От кого?
Дежурный пожал плечами:
— Не знаю. А вы внутрь загляните. Думаю, там написано.
Денисия мгновенно вскрыла конверт, жадно пробежала глазами по листку бумаги и ахнула.
«Если вы ищете господина Машикули, то вот его адрес и номера телефонов», — было написано по- русски, а ниже прилагался адрес, ряд цифр и приписка:
"Вряд ли господин Машикули ждет вас с нетерпением, поэтому советую предварительно ему позвонить.
Лучше по первому номеру".
Денисия растерянно уставилась на дежурного.
— Кто это принес? — спросила она.
— Я уже вам сказал: не знаю. Мне этот конверт доставил мальчик-разносчик, а от кого он его получил, я не спрашивал, но, если вам это очень важно, можно вызвать его и спросить.
— Нет-нет, не надо, — отказалась Денисия и поспешила в свой номер.
Там она сразу бросилась к телефону и набрала номер, рекомендованный неизвестным доброжелателем. На этот раз дела пошли живей: трубку снял не какой-нибудь референт, а сам господин Машикули.
Когда он услышал имя Воровского, то сразу припомнил, что тот недавно ему звонил и просил позаботиться об одной милой крошке.
— Не та ли вы крошка? — игриво поинтересовался господин Машикули.
— Та! Именно та! — обрадовалась Денисия.
— И что, вы действительно так милы, как расписывал мне старина Боровский?
— Что проку вам в моих словах, когда об этом можете судить вы сами? — с шекспировским пафосом изрекла Денисия.
— Мило, мило, — похвалил Машикули и сделал заключение:
— Следовательно, крошка уже в Париже.
Денисия подтвердила:
— Да, это так. Крошка не просто в Париже, она в отчаянном положении: ищет защиты и вашего благорасположения.
— Что ж, вам повезло: я болен, а потому свободен и могу вас принять. И жена моя весьма кстати в отъезде. Что? Крошка ахнула или мне показалось?
— Крошка лишь насторожилась, не более.
— Не пугайтесь, — усмехнулся мудрый Машикули, — отсутствие моей супруги вам ничем не грозит, зато очень мне, старику, полезно. Знаете ли, нервничать не рекомендуют врачи, а жена моя страшно вспыльчива и ревнива. Вряд ли ревность ее и пыл поспособствуют нашему с вами общению. Даже рекомендации старины Воровского нас не спасут. Кстати, как он там поживает? Надеюсь, в добром здравии?
«Машикули не знает еще ничего», — ужаснулась Денисия и смущенно ответила:
— Боюсь, это не телефонный разговор.
Он удивился:
— Даже так? Что ж, тогда поспешите. Вы разожгли мое любопытство, а это качество, знаете ли, присуще всем политикам.
— Я готова к вам ехать хоть сию же минуту, — призналась Денисия.
— Прекрасно, принцесса, — одобрил Машикули. — Назовите ваш отель, и я пришлю экипаж.
Глава 5
Старик жил в огромном, ошеломляюще красивом замке, окруженном древним бесплодным садом с неубранной опавшей листвой.
Несмотря на его домашний вид, Денисия мгновенно узнала Бертрана. Там, в Москве, на приеме у посла, он привлек ее внимание своими тонкими комментариями деятельности мировых политиков.
Денисия, на приеме представленная Машикули как Зоя Воровская, специалист по старофранцузскому, его покорила. Он не без кокетства остроумно и много шутил, просил называть его просто Бертран…
Возможно, поэтому она известной его фамилии и не запомнила, зато прочно врезались в память его непослушный вихор на морщинистом лбу, обширная плешь на макушке и склеротические жилки на собранных в задорную улыбку щеках. Старик был колоритен, энергичен, образован, умен — светский лев, лишившийся гривы, но не утративший желания жить и любить.
Узнал ли он ее?
