обрадовался.
— Какие разговоры? — закричал он. — Посмотри, у них нет света. Или уже спят, или отправились в гости.
— Если спят — разбудим, если в гостях — разыщем, — постановила я и грозно приказала:
— Выходи из машины.
Я чувствовала свою власть над ним и пользовалась ей по полной программе. Ой вздохнул и нехотя открыл дверцу «Тойоты». Представляю, как он клял в душе те кусты, и яд из ларька, и женские духи. Если бы не вышеназванные причины и чувство глубочайшей вины, он не задумываясь послал бы меня очень далеко вместе с моей заполошной Марусей. Тем более что он был участником «полетов», которые мне с ней предстояло разбирать. С мужской легкостью совершив грех, Евгений по-мужски не стремился его искупать. Но для этого и существую я.
Уж я-то его заставлю. Искупая этот грех, он еще много сделает хороших дел. С горечью подозреваю, что все великие дела в этом мире вершатся примерно по такому же сценарию.
…Маруся была не в гостях. Она спала в объятиях Ивана Федоровича, и я ее разбудила. Вы видели когда-нибудь слона в пеньюаре? Я вам сочувствую. Сами не понимаете, сколько радости потеряли. Это зрелище способно рассмешить покойника. Оно может вывести из депрессии кого угодно. Я мгновенно забыла про свое горе и расхохоталась.
Не знаю, чем в это время был занят Евгений. Думаю, ему было нелегко.
Смеяться в лицо полуобнаженной женщине все же неприлично.
Маруся, застигнутая врасплох, была рада продемонстрировать свой пеньюар моему Астрову, поэтому не спешила набрасывать халат. Уверенная в собственной неотразимости, она никак не могла отнести мой смех на свой счет и с улыбкой ждала разъяснений. Когда ожидание затянулось, она рассердилась.
— Хватит ржать! — гаркнула она. — Я прямо вся смотреть на тебя не могу.
«А я на тебя», — подумала я и подавилась новым приступом смеха. Маруся грозно посмотрела на Астрова и спросила:
— Она что, приехала в час ночи, чтобы вволю поржать? Прямо трясется вся наша старушка.
Не знаю, чем закончилась бы эта сцена, но в прихожую выполз всклокоченный Иван Федорович, и Маруся вынуждена была стыдливо вскрикнуть:
— Ой, пойду халат наброшу. Когда она набросила халат, мой смех как рукой сняло. Я тут же приступила к делу.
— Мужчины — на кухню курить, женщины — в комнату шептаться, — сказала я, чем зажгла в глазах подруги огонь любопытства.
Она схватила меня за руку и потащила в комнату, не дожидаясь, когда мужчины отбудут на кухню.
— Что случилось? — громогласным шепотом спросила она, опуская на диван свой центнер с гаком.
Я тоже присела и, стараясь не смотреть на торчащий из-под халата пеньюар, спросила:
— Маруся, это ты расцарапала лицо Ивану Федоровичу?
Она потупилась.
Я тут же пожалела о своей роли в ее жизни. Ну зачем, спрашивается, я долбала ее этим Иваном Федоровичем? Теперь она ни за что не согласится признать, что и на ее солнце есть темные пятна. Она грудью станет на его защиту.
— Соседский кот, — скорбно вздохнула Маруся. — Представляешь, старушка, взбесился. Я прямо вся чуть не умерла. Как вскочит, как набросится на меня.
Если бы не Ваня, загрыз бы меня, скотина.
— Знаем мы этого кота, — с ехидной усмешкой сказала я. — Этот же кот твоего Ваню напоил до смерти и женскими духами облил.
Я вскочила, а Маруся как сидела, так и осталась сидеть.
— Откуда ты знаешь? — не своим голосом спросила она.
Нарадоваться не могу на ее простоту. Как приятно иметь дело с такими людьми.
— От верблюда, конечно, — сообщила я, меряя шагами ее комнату.
Усидеть на месте я уже не могла. Энергия била через край, ноги сами несли на кухню к Ивану Федоровичу, но раньше Маруси я туда пойти не могла.
— Буду с тобой откровенна, — шепотом сказала я, радуясь концентрации ее внимания. — В моем дворе была изнасилована девушка. И как раз в то самое время, когда у нас была вечеринка.
— Жанна! — вскрикнула она, тараща глаза и зажимая ладонью рот.
— Тьфу на тебя. Какая Жанна? Она была дома, с нами. Ты что, забыла?
— Точно, вспомнила, вы еще на кухне шептались.
Очень удобно иметь подругу с такой памятью. На всякий случай. Вдруг понадобится алиби. Тогда просто приходишь к ней, вызываешь в ее памяти нужные события, и она свято верит в то, что они действительно происходили, и будет клясться в этом уже по собственной инициативе хоть на Библии, хоть на Коране.
— А кто же это тогда, если не Жанна? — заинтересовалась Маруся.
По-другому и быть не могло.
— Это девушка, живущая в соседнем доме, ты ее не знаешь, — пояснила я.
Маруся пришла в изумление. Она никак не могла переварить мысль, что я знаю кого-то, кого не знает она.
— Изнасиловали ее как раз в тех кустах, — продолжила я, — в которых был замечен твой Иван.
Взгляд Маруси приобрел ястребиность.
— В каких кустах он был замечен? — воинственно закричала она.
— Да тише ты, — испугалась я. — Его надо брать нахрапом. Девчонка утверждает, что поцарапала лицо насильника. Еще она, падая, разбила флакон с духами. Следовательно, от насильника должен исходить сильный запах дешевых женских духов.
— Был! Был такой запах! — воскликнула Маруся, глядя на меня совершенно дикими глазами.
— Еще на рубашке должны остаться следы травы, знаешь, такие зеленые пятна или полосы.
— Были и пятна, были и полосы! — закричала она, срываясь с дивана и устремляя все свои килограммы к двери.
Я с воплем «нет, еще рано!» попыталась преградить ей путь, но тут же была опрокинута на пол. Маруся пробежалась по мне и с тяжелым топотом помчалась на кухню. Я вскочила, отряхнулась и, дивясь, что все еще цела, понеслась за ней.
По пути она где-то прихватила огромные деревянные щипцы для белья, с их помощью она и повела допрос.
— Тебе мало?! Тебе все еще мало?!! — яростно вопрошала она, неистово молотя щипцами своего Ваню куда ни попадя.
Я поразилась его выдержке. Он довольно лениво прикрывался руками и стонал:
— Маруся, Маруся, ну сколько можно…
«Да-а, — подумала я, — такой кого хочешь изнасилует».
Евгений сидел на стуле, нервно курил и сгорал от стыда. Он вздрагивал от каждого удара, на лице его отражалась боль Ивана Федоровича.
Я понимала, что остановить Марусю невозможно. Надо ждать, когда она устанет. К счастью, произошло это довольно быстро, хотя Ивану Федоровичу, думаю, так не показалось. Когда она опустила щипцы и уселась на стул, вытирая пот, он посмотрел на нее с большой благодарностью.
— Ты хоть знаешь, за что я лупила тебя? — с мягким укором спросила Маруся, после чего я поняла: нет такого греха, который она не простила бы своему Ване.
— Понятия не имею, — ответил он, потирая ушибленные места. И тут она зарыдала.
— Ва-аня, я тебя та-ак ждала-аа, я прямо вся тебя ждала-аа, а ты?
— А я? — бестолково поинтересовался Ваня, и она снова подняла щипцы.
— Я больше не могу смотреть на это избиение младенцев, — сказал Евгений и попытался ее остановить, но тут же был выдвинут ею за пределы кухни.
— Маруся, ты сошла с ума! — закричал он, приземляясь в коридоре у двери туалета. — Тебе надо лечиться! У психиатра!
Я бросилась к Евгению, протянула руку помощи и прошептала:
