— Лучше молчи, милый, а то лечиться придется тебе и не только у психиатра. У Маруси опыт, вес и рост, помноженные на темперамент, а у тебя что?
— У меня тоже опыт, вес и рост, — поднимаясь с пола, обиженно сказал он.
— Да, но без ее темперамента грош им цена. Она любит своего Ваню и скорей убьет тебя, чем его.
Астров успокоился и смотрел на Марусю с гордостью за меня. На лице его было написано безграничное счастье. Счастье и прозрение. Он, глупый, считал меня тираном. Оказывается, я ангел в сравнении с ней.
— Теперь видишь, как тебе повезло, что ты влюбился в меня? — шепнула ему на ухо я.
Евгений понял меня с полуслова, нежно обнял, поцеловал и ласково шепнул в ухо:
— Ты ангел, ангел.
— Вы что это там милуетесь, когда я прямо вся в горе? — грозно спросила Маруся, опуская щипцы. — Если этот изверг мне сейчас все не расскажет, я его убью, — пообещала она, с презрением глядя на Ивана Федоровича.
— Расскажу, Маруся, расскажу! — горячо взмолился тот. — Только скажи что?
— Расскажи, как ты насиловал бедную девушку, — потребовала она.
Ваня тупо посмотрел на нее и втянул голову в плечи. На лице его запечатлелась мучительная работа мысли.
— Что? — зарычала Маруся. — Негодяй! Будешь отпираться?!!
— Не буду, Марусенька, не буду, сразу все подпишу, тьфу, сразу все скажу, только намекни что, где и когда? Я плохо помню.
— Ты мне, Ваня, ваньку не валяй! Не помнит он! Что ты плел мне про духи? Целую сагу сочинил! А про рожу разодранную свою?! Козел!
— Марусенька, я всю правду плел, и про сагу, и про рожу, и про духи.
Верь мне, Марусенька, верь. Вот и Женя здесь. Он не даст мне соврать. Мы же вместе были — и я, и Сережа, правда, Женя? — Иван Федорович повернулся к Астрову и посмотрел на него с такой надеждой, что мне сразу же захотелось все ему простить.
Однако этого не захотелось Марусе. Она вновь подняла свои щипцы и, игриво помахивая ими, желчно спросила:
— Может, вы и насиловали вместе?
— Может, — согласился Иван Федорович, — я не помню. Был очень пьян. Тут оживился мой Женя.
— Ну как это не помнишь, Ваня, — обиделся он. — Как на вечеринку собирались, помнишь? Тот кивнул распухшей головой.
— Помню.
— Как решили до этого размяться, помнишь?
— Помню.
— Как распили бутылочку?
— Да, да, это помню, — вдохновился Иван Федорович, услышав наконец хоть что-то приятное.
Евгений облегченно вздохнул.
— Ну вот, а говоришь: «не помню». Потом ты повез нас к Соне.
— Видимо, да, — задумчиво согласился Ваня.
— Как это повез? — возмутилась Маруся. — После бутылки водки? Он что, был пьяный за рулем?
— Видимо, да, — подтвердил Иван Федорович.
Нет, Маруся все же успела выколотить из него все мозги. Что он несет?
Она же его теперь совсем убьет.
— Да не был он за рулем, — поспешно успокоил ее Евгений. — Машину мы поставили на автостоянку.
— Он до сих пор ее не может найти, — вставила она. —Вы-то хоть помните, что это за автостоянка? Нет, я его убью! Я прямо вся сейчас его убью!
— Автостоянок в Москве много, — философски отметил Евгений, — но со временем найти можно. Если постараться.
— Да не отвлекайтесь вы на всякие мелочи, — возмутилась я. — При чем здесь автостоянка, когда мы решаем такие важные задачи. Что было потом?
Поставили вы автомобиль на автостоянку и…
— И в метро, — воскликнул Иван Федорович, чем заслужил одобрительную улыбку приятеля.
— Во-от, — как к маленькому обратился Женя к нему, — помнишь-таки.
Молодец. А по пути завернули в ларек. Там-то, у своего знакомого ты нам яду и купил.
— Какого еще яду? — пожелала знать Маруся.
— Машенька, я же тебе говорил, — пояснил Иван Федорович. — Водка была плохая. Настоящая отрава. Яд. Мы выпили, и дальше уж совсем ничего не помню.
Клянусь. Хоть убей меня!
— Нет, я сейчас упаду! Я прямо вся сейчас упаду! — закричала Маруся. — Зачем вы пили, изверги, когда мы вас ждали на вечеринке?
— Зачем вы, изверги, пили? — присоединилась к ней я. — Разве не для этого мы затеяли вечеринку? Что же вы, дождаться не могли?
Евгений с укором посмотрел на нас.
— Будто не знаете, зачем мы пили, — сердито сказал он. — Будто вы даете нам пить на вечеринке.
— Кто? Мы не даем? — возмутилась Маруся. — Будто вы у нас спрашиваете.
Каждый раз вас разносят по домам пьяных в лежку, а вам все мало.
— Ладно, не будем отвлекаться, — миролюбиво сказала я. — Лучше освежите свою память. Вышли вы из метро и…
— Обнялись и с песнями пошли, — сообщил Иван Федорович, на которого опять снизошло озарение. — Потом Сергею захотелось отлить…
Маруся схватилась за сердце, закатила глаза и прорычала:
— О ужас! Уроды! Уроды позорные! Иван Федорович виновато заморгал глазами и заблеял:
— Ну, Марусечка, это же нормально, мы же пили пиво, много пива.
— Они еще и Пиво пили, — с безысходностью обратилась я к подруге. — Яда им показалось мало.
Она уже потеряла способность комментировать и лишь шептала:
— Уроды… Уроды…
— И что было потом? — спросила я, готовая ко всему.
Иван Федорович, ища подсказки, вопросительно посмотрел на Евгения, но тот чесал в затылке и мучительно припоминал. Тогда на Ваню снизошло новое озарение.
— А-аа! — закричал он. — Так Женька же вспомнил, куда мы шли, и расстроился, и заспешил.
Щипцы мигом поднялись в воздух, и Марусин истошный вопль прокатился по кухне:
— А ты, значит, не расстроился! А ты, значит, не заспешил! Так вот тебе! Вот тебе!
— Марусенька! — плаксиво задребезжал Иван Федорович. — Я тоже расстроился, я тоже заспешил, но не смог подняться!
— Изверг! — гаркнула Маруся и хватила об пол щипцами.
Они рассыпались на части.
— Дальше я помочь ничем не могу, — искренне признался Евгений. — Я упал под лестницей в соседнем подъезде и уснул.
Мы с Марусей скрестили взгляды и, схватившись за сердце, хором воскликнули:
— Уроды!
Иван Федорович мучительно соображал, чем бы порадовать нас, и сообразил-таки.
— Вспомнил, — ликуя, сообщил он, — потом ушел Серега. Я просил его не бросать меня, но он сказал, что Елена ему башку оторвет, и ушел.
Я не стала рассказывать, что в интерпретации Сергея все было наоборот: он просил Ивана пойти с ним, а тот наотрез отказался.
Я лишь сказала:
— Сергей на вечеринку тоже не пришел. Видимо, заснул в другом подъезде.
