— То, которое сильно ругала Фаня.
Здесь я говорила наобум, точно зная, что когда-нибудь что-нибудь Фаина уж обязательно обругает — без этого она просто не может.
Как и ожидала, я попала в цель. Нюра нахмурилась и пробурчала:
— Салатное, что ли? Оно неновое давно. Уже и не ношу его. Вот Фанька ко мне пристала! Вспоминает и ругает, а тут уже и не о чем говорить.
— И все же покажи, — попросила я. Нюра покопалась в шкафу и достала совершенно невозможное платье цвета молодого салата.
«Цвет, конечно, пойдет к ее зеленым глазам, — подумала я, — но сухощавая Нюрка в этом длинном облегающем платье будет похожа на гусеницу».
— Какая прелесть! — воскликнула я. — Примерь, пожалуйста, хочу посмотреть, как этот наряд сидит на твоей потрясной фигуре.
Нюра растаяла и полезла в наряд. Давалось ей это с трудом, видимо, за то время, пока платье висело в шкафу, хозяйка успела поправиться, хотя, на мой взгляд, она все равно была безобразно худа.
— Не смотри, не смотри пока, — пыхтя и извиваясь змеей, просила она, — сейчас застегну «молнию», взойду на каблуки, и тогда можно смотреть.
Когда запыхавшаяся Нюрка предстала передо мной во всей своей красе, я ахнула и, подумав:
«Ужас какой!» — восторженно закричала:
— Бесподобно! Нет, Фаня не права, платье прелесть! Оно подчеркивает все достоинства твоей фигуры.
Нюрка расплылась в улыбке. Краснея от удовольствия, пожаловалась:
— А Фаня все буравит, что в этом платье я похожа на гусеницу.
— За-ависть, только за-ависть, — заверила я. — Ты в нем неотразима. Хоть бери и себе шей такое. Нет, платье просто шик!
Услышав мои похвалы, Нюрка вдохновилась и закричала:
— Это еще ерунда! Сейчас покажу, что я на днях прикупила!
Ее изумрудные глаза заблестели, на щеках заиграл румянец — Нюрка помолодела. Она выгребла из шкафа все наряды. Принялась надевать их один за другим и походкой манекенщицы дефилировать по комнате. Я добросовестно аплодировала и кричала:
— Прелесть! Просто блеск!
Так продолжалось до тех пор, пока я не увидела, что Нюрка прониклась ко мне самыми теплыми чувствами.
— Слушай, Сонька, — наконец воскликнула она, — ты классная баба! Почему никогда ко мне не зайдешь, не посидишь запросто, без церемоний?
— Редко в Питере бываю, — пожаловалась я. — Хоть и дел здесь по горло.
— Ты заходи, почаще заходи, всегда тебе рада, — пригласила Нюрка, возвращаясь к зеркалу и с удовольствием разглядывая в нем себя. — Так, говоришь, и этот костюмчик мне идет?
— Бес-по-доб-но, — заверила я. — И Фаня еще будет утверждать, что у тебя ни вкуса, ни фигуры, только хвастовство и снобизм. По мне, ты и хороша, и мила.
Нюра изменилась в лице и закричала:
— Фанька говорит, что у меня нет фигуры? Это она-то говорит? Эта горилла?
Демонстрируя скорбь, я кивнула и прошептала:
— Как это ни глупо, да.
Нюрка подперла руками бока и с чувством негодования вопросила:
— Вот кто после этого Фаина? Кто она? Кто?
— Нехорошая женщина, — подсказала я. Мгновенно забыв про наряды, Нюрка плюхнулась рядом со мной на диван, схватила меня за руки и запричитала:
— Сонька, ты же видишь, как запросто я со всеми, так почему она заладила про снобизм?
— За-ависть!
И вот тут-то ее прорвало. Памятуя, чья я подруга, Нюрка больше всего упирала на аргументы, касающиеся Алисы, понимая, что уж тогда-то я не останусь безучастна.
— Точно, зависть! — согласилась она. — Завидует, причем всем. Знаешь, что она сказала, когда мы возвращались с Алискиного вернисажа?
Я закатила глаза:
— Могу представить!
— «Не картины, а мазня!» — сказала Фаня. «Истина!» — подумала я, а Нюрка вдохновенно продолжила:
— Лора напомнила о положительных отзывах критиков, Фанька же начала нас убеждать, что критиков Герман купил. Страшно завидует она Алиске.
— Если и завидует, то беззлобно, — притворно заступилась я.
Нюрка возмутилась:
— Что-о?! Беззлобно?!
— Да, беззлобно. Ни разу не видела, чтобы Фаня злорадствовала. Конечно, она излишне прямолинейна и груба, но не злорадна. Порой она и не подозревает, что ранит подруг своим искренним мнением.
— Ха! Ты слишком хорошо о ней думаешь. Фаня злорадна. Когда Алиска получила анонимку и полезла в петлю, Фаня целый год ходила счастливая. В таком приподнятом настроении с тех пор ее никто больше не видел. Кстати, я просто уверена, что сама же Фаина анонимку и послала.
Нюра так увлеклась, что не заметила, как проболталась, я же сделала вид, что пропустила «анонимку» мимо ушей.
«Помолчим до поры до времени», — решила я.
Нюрка тем временем вошла во вкус и осуждала Фаину с большим смаком.
— Всех, всех ненавидит эта горилла, — страстно сообщала она. — Лору курицей за глаза называет, Карину мартовской кошкой, Алиску дразнит овцой, а тебя звездуньей-сказочницей.
— Что-о-о-о?!
Я как ужаленная подскочила и…
Короче, не могу сказать, что стоически перенесла сообщение Нюрки. Тут же захотелось побить и ее, и Фаню, однако я сдержалась и подумала:
«Вот теперь пора! Пора приниматься за дело!»
— Дорогая, у меня появилась срочная необходимость видеть Фаину! — вставая с дивана, воскликнула я. — Так что извини, но вынуждена тебя покинуть. Не волнуйся, Фане о нашем разговоре ни слова не скажу.
— Да я сама ей сейчас кое-что скажу! — грозно пообещала Нюрка, хватая телефон.
Не желая мешать общению старых подруг, я послала Нюрке воздушный поцелуй и удовлетворенная отправилась к Фаине.
Фаина рвала и метала.
— Ты, Мархалева, бесы тебя дери! — завопила она, едва я переступила порог ее кабинета. — Зачем пустила новую сплетню? Зачем Нюрку натравила на меня? И вообще, что ты взъелась? Чем я не угодила?
— Фаня, дорогая, — делая невинные глаза, сказала я, — как могла ты обо мне такое подумать? Сама знаешь, как я к тебе отношусь…
— Знаю, ненавидишь! — заявила она.
— Фанечка, ты прямолинейна, а простоту я выше всего в людях ценю, — обиженно надувая губы, призналась я. — Да, согласна, мы часто ругаемся…
— Всякий раз, как увидимся, — грозно вставила Фаина.
Не обращая внимания на ремарку, я спокойно продолжила:
— Но симпатий к тебе не скрывала никогда. Фаина с издевкой пробасила:
— Да что ты?
Я и ухом не повела:
— Алиска может подтвердить. Всегда говорю:
