Слезы навернулись на глаза. Я уже и о свадьбе забыла, как, впрочем, и о Марусе, и о муже моем, подлом Женьке… Да что там о мелочах! Такое горе! Такое горе!
На какое-то мгновение я выпала из реальности, безмолвно застыв у своей машины. Впервые в жизни у меня не нашлось слов. Очнулась от энергичного голоса… Архангельского.
— Сматываемся, Соня! — рявкнул он и волоком потащил меня к открытой двери «Мерседеса».
Из «Альфа-Ромео» высыпали пассажиры и «чисто конкретно» разразились неописуемым матом, в котором оказалось возмутительно много угроз. Любые угрозы, как и возражения, отчего-то действуют на меня как красное на быка. Я сделала стойку, но Архангельский неожиданно плюхнулся за руль моего автомобиля и рявкнул:
— Поехали!
Мне стало интересно — куда?
К тому же в руках у пассажиров «Альфа Ромео» появились стволы, что добавило скорости моей мысли.
«Надо ехать,» — подумала я, прыгая на пассажирское место.
Едва я коснулась сидения, Архангельский задним ходом рванул «Мерседес», роняя куски бампера на дорогу. Дверцы на лету захлопнулись, автомобиль с визгом развернулся и устремился по улице, вливаясь в поток машин. Но ещё до того как это произошло, мимо моего уха что-то тоненько просвистело и мерзко чмокнуло, оставив на сидении круглую обожжённую дырочку.
— Мерзавцы, — возмутилась я. — Они же испортили мне сидение. Натуральная кожа…
— Соня! — взмолился Архангельский. — Уймись, не до сидений сейчас. Шкуру могут попортить!
И тут я по-настоящему разозлилась. Просто рассвирепела.
— Черт возьми! — закричала я. — Что здесь происходит?! Еду на свадьбу и вдруг обнаруживаю, что жених пытается смыться прямо из-под венца, да ещё с кем? С какими-то гоблинами! С головорезами! Бедная моя Маруся! Как неудачно осуществилась её мечта!
Приятно было лишь одно: упоминание Маруси произвело на Архангельского волшебное действие. Он резко рванул руль влево и, нещадно паля мою резину, развернулся. Вызвав панику среди относительно дисциплинированных водителей, он устремился…
Куда? Представить страшно! К ресторану, от которого секундой раньше столь же резво удалялся. К Марусе! К невесте! Храбро! Не взирая на погоню! Не страшась гоблинов! Под пули! Настоящий герой!
Или гоблины для него просто тьфу в сравнении с его бесподобной Марусей?
Архангельский, жадно уставившись на дорогу, мазохистски гнал мой «Мерседес» к предмету своих мучений (и будущих и настоящих, раз уж он связался с Марусей), я же страдала за подарок и причёску.
Однако, путь наш оказался тернист. Жалкий и скособоченный, но все же не потерявший резвости «Альфа Ромео» мчал нам навстречу.
Я зажмурилась и подумала: «Это конец! Сейчас прострелят и второе сидение!»
И сразу же мелькнула надежда: «А может пронесёт? Может не заметят? Мало ли на улицах нашей нищей страны новеньких „Меседесов“? А уж в Москве их больше, чем в самой Германии. Конечно пронесёт,» — решила я.
Но не пронесло. Заметили. Проскочив мимо, кособокая «Альфа Ромео» лихо исполнила полицейский разворот, распугав мирных автолюбителей.
«Ну-у, началось!» — внутренне сжалась я.
Мир померк, настроение резко ухудшилось. Одна радость: преследователи не обошлись без потерь. Подвернувшаяся «Волга» въехала-таки им в заднее крыло, оторвала бампер. Он с грохотом покатился по асфальту.
«С нами будет гораздо хуже, если не удерём,» — обречённо подумала я.
«Альфа Ромео» тем временем, взревев, набрала скорость и устремилась в погоню. Думаю, было слышно за версту визг и грохот металла крыльев, цепляющихся за бешено вращающиеся колёса.
Я нервно вздохнула и уставилась на Архангельского.
— Надежда только на тебя, — пряча ужас, хладнокровно сказала я. — Не подведи. Вспомни, как хвастал какой ты ас.
— Не подведу, — буркнул Архангельский, уходя в обгон на встречную полосу и тут же мастерски просачиваясь на свою между «Жигулем», идущим навстречу, и «Москвичом», мчащем в нашем ряду.
Какой молодец! Кто бы мог подумать, что Марусин Иван, этот Архангельский, способен на такое?
Он действительно не подвёл: виртуозно впихивал мой бедный «Мерседес» в малейшие промежутки между машинами, петлял и выныривал, творил возможное и невозможное. Он только что не расталкивал автомобили изуродованным бампером. И все-таки ни разу ни с кем не столкнулся! Впрочем, я слишком громко переживала за свой «Мерседес».
Назойливая «Альфа Ромео» тем ни менее не отставала. Все время маячила поблизости, давая о себе знать визгом металла, трущегося о резину.
Я нервно крутила головой, пытаясь одновременно увидеть и то, что спереди, и то, что сзади. Порой мне это удавалось.
«Ещё немного, — с надеждой думала я, — и мы сбросим эту консервную банку с хвоста.»
Однако, вскоре выяснилось, что двигаясь с предельной скоростью и презревая все опасности, мы никуда не едем. Точнее, едем по кругу. Мы, конечно, удирали от преследователей, без этого никак нельзя, но и не приближались к Марусе.
Короче, жених кружил по району, в центре которого его ожидала собственная свадьба «прямо со всей невестой» во главе. Этому, похоже, конца не предвиделось. Утратив свежесть, букет и подарок — он-то уж точно разбился — я изрядно охладела к свадьбе, но из любви к порядку напомнила:
— Ваня, ты как честный человек должен бы и жениться.
— Да помню, — досадливо отмахнулся Архангельский, — но не вести же с собой незваных гостей.
И он кивнул на гоблинов, телепающихся за нами.
— Да-а, — пригорюнилась я и с возмущением оглянулась.
И тут раздался рёв милицейской сирены, преследователей как корова языком слизала. «Альфа Ромео» мгновенно сошла с дистанции. Однако Архангельского даже это не обрадовало. Его явно терзали горькие мысли.
— Соня, ты вот что, ты, пожалуй, это, — конфузясь промямлил он.
— Что — это? — сердито осведомилась я.
— Да Машеньке про всю эту заморочку лучше, наверное, не говори.
Я насторожилась и сразу полезла на заднее сидение, где лежали букет и подарок. Букет, естественно, помялся, коробка с подарком подозрительно звенела, хотя звенеть ей ни в коем случае не полагалось.
— Про какую заморочку идёт речь? — зверея, воскликнула я.
Думаю нет смысла описывать интонации моего голоса, там хватало всего: и возмущения и угроз.
Архангельский окончательно заробел, смахнул со лба пот и взмолился:
— Сонечка, ей бы в такой день да ещё про это не надо бы знать.
— Ха! — воскликнула я, разумеется, без всякой радости. — Как раз в такой день узнать про все про это ей и будет полезно.
— Соня!!!
Не могу передать отчаяния, выплеснутого в этом вопле. Сердце моё смягчилось, но что делать с подарком? Да и я не в лучшем виде. Женька с Юлькой, как два голубка, нарядные и счастливые сидят за свадебным столом, и тут вваливаюсь я с разбитым подарком и с остатками красоты, утраченной в общении с мерзкими гоблинами. А Женька и Юлька с обидной жалостью смотрят на меня?!
Что я могу противопоставить их счастью? Осколки подарка и остатки себя? Господи! Как вспомню, что в моем сидении дырка, а бампер помят — жить не хочется!
— Нет! — отрезала я. — Ты, Ваня, как знаешь, а я врать не привыкла!
Он (какая наглость!) искренне изумился:
— Ты? Не привыкла врать?
— Абсолютно, — заверила я. — Потому что совсем врать не умею!
— Неужели разучилась, — расстроился Архангельский и добавил: — Как невовремя, теперь Маруся меня убьёт.
