Вообще-то Желтухин не собирался оставаться до завтра: зашел с женой повидаться да сообщить ей, что уезжает в длительную командировку — Ниночка Загогулина ждет-пождет его, предвкушая сладкую ночь. Но теперь, когда в семье такой беспорядок, ни о какой загогулине не могло быть и речи. Желтухин решительно придвинул к себе телефон, набрал номер и грустно признался:
— Ниночка, я придти не смогу.
— Что случилось? — всполошилась она.
— Кое-какие неурядицы. Завтра приду и все расскажу. Спокойной ночи.
И не дожидаясь новых вопросов, Желтухин положил трубку. На душе кошки скребли. Жизнь пошла под откос. Накануне всю ночь просидел под кроватью Глафиры. Сегодня утром поругался с секретаршей- Галочкой. Теперь клянет его, обманщика, Ниночка, а в спальне лежит мертвецки пьяная жена.
Большое хозяйство — большие проблемы.
“Что ж так погано? — гадал Желтухин, потирая мохнатую грудь и рассеянно блуждая взглядом по кухне. — Нервы на взводе. Теперь не усну. Бессонная ночь гарантирована, а водку мою выжрали, черти. Даже нечем себя полечить”.
Тут он вспомнил: “Где-то в заначке был коньяк. Пойду поищу”.
Коньяк нашелся, но для лечения нервов его не хватало. Во всяком случае, Желтухину так показалось — доза не та. Он снова сосредоточенно обвел глазами кухню и наткнулся на Липочкины пилюли. Вот оно, спасение от докучливых мыслей. “Сразу две замахнуть и до утра отрубиться”, — решил Желтухин.
Так и сделал: проглотил две пилюли, лег рядом с Липочкой и захрапел. Липочка, кстати, тоже не молчала: попискивала в пьяном беспамятстве. Из-под кровати доносился и храп Романа. Все спали и все храпели. Даже Пончиков за стеной.
А вот Глаша спать не могла, ее мучила зависть, терзали горькие думы: “Липке все, а мне алкоголик- Пончиков”. Не выдержав, она позвонила Желтухину. С трудом вывалившись из сна, он едва проворочал деревянным языком:
— Алео…
— Ваня, ты что, тоже пьян? — всполошилась Глафира и подумала: “Втроем уже горькую пьют!”
— Нет, я сплю, — отчитался Желтухин.
— А Липа?
— Мертвецки пьяна.
— Спит?
— Как убитая.
— Да-ааа…
И Глафира задумалась. А Желтухин опять провалился в сон. Но очнулся Роман. Разбуженный телефонным звонком, он ощутил естественное желание и с пьяной храбростью, не таясь, отправился в туалет. Там он приснул в неудобной позе, но вскоре, не приходя в себя, решил устроиться с комфортом. Не слишком осознавая что делает, Роман проследовал в спальню, рухнул в кровать и, уже спящий, обнял Липочку. Бедняжка во сне страдала, ей не хватала мужского тепла, а потому она с явной охотой отозвалась на ласку Романа…
Их возня разбудила Желтухина. Не пугайтесь, не слишком, слегка. Однако он все же заметил, что в постели кроме него еще двое. “Что я делаю?” — с ужасом подумал Желтухин, в темноте принимая жену за Глафиру, а Романа за Пончикова.
И Желтухин лихорадочно полез под кровать. Какое-то время сердце его бешено колотилось, в голове мелькали шальные мысли: “Зачем здесь я? Зачем?” Телом он порывался вон ползти из квартиры Глафиры — домой! домой! — но ноги-руки уже бездействовали, Желтухин практически был во сне.
Но недолго. Естественная надобность его разбудила и погнал из-под кровати прямиком на унитаз. Вернулся Желтухин на автопилоте и лег (по-привычке) в свою постель. И мгновенно захрапел, уткнувшись лицом в теплую спинку жены, которая крепко спала, с пьяной нежностью обнимая Романа. Но Романа Желтухин уже не заметил, а потому безмятежно спал.
Но совсем не спала Глафира. Она ворочалась в постели, изредка с ненавистью лягая хмельного Пончикова. Тот даром времени не терял, а во сне до краев наполнял стакан, свирепым бурчанием огрызаясь на пинки Глафиры:
— Тише ты, тише, не дай бог расплещу!
— У-у, урод, — выла Глафира. — Дрыхнет, скотина, и все равно водку пьет.
Но она была неправа: Пончиков пил вино. Красное. Дорогое.
Он пьет, а Глафира без дела лежит. И это в то время, когда за стенкой спит с мертвецки пьяной женой Желтухин. Мучил Глафиру вопрос: куда они дели Романа?
“Хоть бы Романа, изверги, уступили мне”, — страдая, мечтала Глафира.
Долго ворочалась она. Сон не шел, и пошла сама Глафира. На балкон. Постояла там, пощупала- пощупала перегородку да ножку через нее и перекинула. Потом — другую и оказалась во владениях четы Желтухиных. Вошла в спальню и охнула. На кровати лежали все трое: в центре Липочка, а по бокам Иван да Роман.
“А-ах, ешкин кот!” — прикусила губу Глафира.
Подумала-подумала она да и легла четвертой. Под бочок к Желтухину.
Чумной от таблеток Желтухин решил, что это его благоверная распалилась и, ни секунды не медля, добросовестно отдал свой супружеский долг.
Отлично отдал: разожженная, истошно кричала Глафира. Разумеется, от удовольствия.
Но она разбудила Романа. От крика ее тот очнулся, обнаружил себя в постели и мгновенно испытал страшный шок. Он Глафиру принял за Липочку, пришел в ужас, запаниковал и полез под кровать. Полез, даже не задаваясь вопросом кого он, в таком случае, в руках держал, если Липочка стонет в объятиях мужа. Впрочем, уже под кроватью в его чумную голову пришел этот вопрос, и Роман, погружаясь в беспамятство, тут же на него и ответил: держал свою Загогулину.
Однако, покончив с Желтухиным, Глафира не успокоилась: решила приняться и за Романа. Оставив угасшего любовника храпеть на кровати, она рьяно отправилась под кровать, соблазнять мнимого любовника подруги. Когда ее ненасытное тело пылко навалилось на пьяного Романа, он не ударил в грязь лицом. Очень по-мужски среагировал: сгреб чертовку в охапку и, поскольку заснул с мыслью о жене, то, не просыпаясь, и отдал свой супружеский долг Глафире.
“Вот так-то!” — вдвойне удовлетворенная, восторжествовала она и вернулась к Желтухину за третьей порцией.
На этот раз, обессиленный пилюлями и истощенный Загогулиной Желтухин кое-как исполнил свой супружеский долг. Разочарованная Глафира решила дать любовнику шанс и, дождавшись утра, все повторить снова. Она прилегла к нему под бочок да и задремала. На супружеской кровати снова лежали трое, но на этот раз с двух сторон был зажат Желтухин: с одной — Олимпиадой, с другой — Глафирой.
На исходе ночи Липочка постепенно начала от пьянки очухиваться. Тело ее наконец ощутило рядом лежащее тело, а разум подсказал, что это мерзавец Иван.
Возмущенная Липочка не пожелала мириться со столь близким присутствием подлого изменника. Она демонстративно покинула мужа и полезла под кровать к Роману, где сразу же и забылась сном.
Ночь сделала свое дело и ушла.
Утром первым проснулся Желтухин.
Проснулся в знакомой сырости, приятно говорящей о знойной ночи. Иван Семенович “помацал” себя, умилился и повернул голову вправо в надежде увидеть подгулявшую, но все еще любимую жену. Однако обнаружил он лишь ее примятую подушку. Озадаченный Желтухин повернул голову влево и…
И увидел спящую Глафиру. Легко представить тот отчаянный крик, которым разбудил он любовницу.
Липочка и Роман, сраженные пьянкой и коварными пилюлями, даже не шелохнулись. Обнявшись, как голубки, — Липочка с Ваней прощалась во сне, а Роман со своей Загогулиной — они лежали под кроватью и мирно спали.
А вот Желтухину мгновенно стало не до сна. Он по-своему понял отсутствие жены и начал проклинать бессовестную Глафиру, которую перед этим едва не парализовал своим воплем отчаяния.
— Это все ты! Все из-за тебя! — бубнил он, выпихивая из постели ту, которую еще недавно страстно
