— А почему ты решила, что похищение надо держать в тайне? — поинтересовалась я.
— Перцев мне так порекомендовал.
— Перцев, Перцев, где-то я уже слышала эту фамилию… Кто он?
— Компаньон моего мужа. Когда-то, еще в советские времена, когда Сашенька в крупном чине работал в министерстве, этот Перцев был у него в подчинении. Говорят, был красавец писаный, что теперь уже совсем незаметно.
«Точно, — вспомнила я, — он же компаньон Турянского, Тамарка мне о нем говорила. Темная личность этот Перцев, подпись поставил, а денег не дает, на пропавшего банкира ссылается. А может, он и должен так поступать, я же в этих банковских делах совсем не разбираюсь. Эх, хоть бери и учись».
— А как аргументировал Перцев свой совет держать похищение Александра Эдуардовича в тайне? — поинтересовалась я.
— Сказал, что раз похитители приказали ничего никому не говорить, так лучше их не злить, — с горестным видом сообщила Леля.
— Ах, так это похитители захотели держать все в тайне, — прозрела я. — Слушай, а почему бы нам в милицию не обратиться?
Леля запаниковала.
— Ни в коем случае! — закричала она. — Бандиты меня предупредили, что если я обращусь в милицию, уже на следующий день труп Сашеньки будет лежать у дверей его банка.
«Да-ааа, — подумала я, — с милицией что-то не то у меня получилось. Разве можно так рисковать?»
— Хорошо, обойдемся без милиции. Можно подумать, там найдется хоть кто-то умней меня. Значит так, очерчиваем четкую линию. Кто мог похитить Александра Эдуардовича, как ты думаешь?
Леля лишь развела руками:
— Если бы я знала…
— Пойдем методом исключения. Очевидно, это не абсолютно посторонний человек. Во всяком случае, тот, кто знает о существовании Александра Эдуардовича. Кстати, как это произошло? Откуда его похитили?
— Трудно сказать. Вчера утром, когда Сашенька завтракал, кто-то позвонил ему на мобильный. Я не прислушивалась к разговору, но в общем-то поняла, что его просят о срочной встрече.
— Женщина или мужчина? — уточнила я.
— Конечно, мужчина, скорей всего молодой; Сашенька за что-то попенял ему и сказал: «Что же вы, молодой человек, так плохо свое дело знаете?»
— Имени он не называл?
Леля грустно покачала головой:
— Нет, имени я не слышала. После завтрака Сашенька собирался отправиться в банк, уже и охрана за ним приехала, но после разговора он почему-то решение переменил и отпустил охрану прямо во время завтрака. Мне сказал, что уезжает, что у него важная встреча и разговор должен состояться без лишних свидетелей.
Леля снова всхлипнула. Я поспешила ее отвлечь вопросом:
— Он что же, поехал совсем без охраны? На Александра Эдуардовича это не похоже. Я знаю его как предельно осторожного человека.
— Так и есть, Сашенька всегда был очень осмотрителен, — согласилась Леля, бережно, чтобы не повредить косметику, вытирая платочком слезы. — Я тоже удивилась, что он отпустил охрану, и выразила опасение, но Сашенька меня успокоил, сказал, мол, человек, который за ним заедет, так обложен «телками», что бояться нечего. К тому же и поговорить мы особо-то не успели, потому что Сашенька заспешил. Он даже кофе не пил, что само по себе удивительно.
— И ты его не проводила? И не выглянула в окно? И на балкон не вышла?
— Сама себя за это ругаю. Ах, если бы наперед знать, — Леля махнула рукой и опять, зарыдала в голос.
Сердце мое зашлось от жалости.
— Успокойся, дорогая, не стоит так убиваться, — пролепетала я. — Не все потеряно. Надежда есть. Мне уже ясно, что Александра Эдуардовича заманили в ловушку.
— Я сразу это поняла, — сквозь плач выдавила из себя Леля. — Кто-то, кого он близко знает и кому доверяет, его заманил, но кто? Кто?!
Я задумалась.
— Дорогая, — осененная мыслью, воскликнула я, — то, что в похищении участвовал близкий Александру Эдуардовичу человек, и плохо и хорошо. С одной стороны, нам придется держать в секрете каждый свой шаг, поскольку неизвестно, кто наш враг; зато распространяя информацию дозировано, всегда можно выяснить, кто ею воспользовался. Ясно?
Леля была так расстроена, что ясно было одно: ей не скоро станет что-либо ясно.
— У меня страшно разболелась голова, — сказала она, шмыгая носом, — пойду приму таблетку.
— Где у тебя аптечка? — поинтересовалась я.
— Наверху в спальне.
— Я с тобой. Не возражаешь, если зайду в кабинет и пороюсь в бумагах твоего мужа?
Леля испуганно уставилась на меня.
— В интересах следствия, — пояснила я. — Вдруг там что-нибудь в записях обнаружится.
— Конечно, посмотри, — устало согласилась Леля.
Однако в кабинете ничего интересного я не обнаружила. Точнее, интересного там было достаточно — один еженедельник чего стоил, каких только громких имен там не было, — а вот полезного я ничего не нашла. На день похищения пришлись кое-какие встречи, они подробно были отражены в еженедельнике, но никаких зацепок не давали, если, конечно, не предположить, что Турянского похитил министр по труду, с которым на одиннадцать утра была запланирована встреча.
Отчаявшись, я выдвинула центральный ящик стола — там было полно скомканных бумажек. Я взяла самую верхнюю, расправила ее… Цифры, похоже на номер машины. Бросив бумажку в стол, я задвинула ящик и отправилась разыскивать Лелю.
Она была в спальне, лежала на кровати и, уткнувшись в подушку, снова рыдала, горько-горько. Аптечка — приличных размеров ящичек — стояла на туалетном столике.
— Ты что, теперь постоянно плачешь? — содрогаясь от жалости, спросила я, заглядывая в аптечку и поражаясь обилию лекарств.
— Ничего не могу с собой поделать, — призналась Леля. — Если с Сашенькой что-нибудь случится — жизнь моя кончится.
— Так уж и кончится, — усомнилась я. — Ты молодая, красивая, здоровая. Нового мужа найдешь.
Леля оторвала лицо от подушки и обожгла меня злым взглядом.
— Нового мужа найду? А ты не забыла, как долго я этого искала?
— Тогда ты была не так богата, — возразила я. — Теперь же тебе не надо так высоко планку поднимать. Достаточно, чтобы муж был молод и хорош собой.
Леля перестала плакать, уселась на кровати, прижала к животу подушку и пытливо уставилась на меня.
— Ты что, серьезно думаешь, будто в случае смерти Сашеньки я буду богата?
— А почему бы и нет, — уже с некоторыми сомнениями ответила я.
Леля отбросила подушку и схватилась за голову. Глаза ее лихорадочно горели, нижнюю губку она прикусила и была так хороша, что я залюбовалась. Однако Леля страдала, ей было не до моих восторгов.
— Я только сейчас, когда начала собирать деньги для Сашеньки, поняла, что бедна, как церковная мышь, — воскликнула она. — К счетам я доступа не имею, даже не знаю, где они, эти счета. Из собственности тоже ничем не владею. Даже не могу продать ту дачу, которую Сашенька мне подарил, потому что она все еще на него оформлена. На продажу выставила, а как буду выкручиваться, когда найду покупателя, не знаю.
— Да, но это потому, что он жив, — успокоила я Лелю. — Если бы Александр Эдуардович, не дай бог,
