скрывал свою болезнь, чтобы не обнаруживать ее, принимал всевозможные меры, даже в лифтах не ездил.
Я удивилась:
— Зачем он это делал? Клаустрофобия не сифилис, с какой стати ее скрывать?
Роза решительно со мной не согласилась и начала доказывать, что я рассуждаю так, потому что психически абсолютно здорова. Видимо, она намертво забыла про злополучный карниз. И я забыла, а напрасно.
— Ты лучше Тамарке и Марусе об этом скажи, — посоветовала я, — а то они регулярно сомневаются в моем психическом здоровье. Но слушай дальше про сон. Дальше вообще ужас. Кстати, именно в этом ужасе и заключается загадка. Для этого, собственно, я и приехала к тебе. В общем, во сне все у нас, в смысле у меня — старого облезлого козла — в порядке, жена меня обожает, жизнь бьет ключом, и вдруг ни с того ни с сего я начинаю задыхаться. Корчусь в невероятных судорогах, чего-то жутко боюсь, у меня спазмы, глаза на лоб лезут…
Роза, усевшаяся было на диван, снова с восторгом вскочила и, бурно аплодируя мне, запищала:
— Интеллектуальные волны происходят от мыслей человека и улавливаются монтевистом. Турянский испытывал все эти ощущения и бессознательно передавал их тебе. И еще ты будешь утверждать, что не узнала во сне о том, что он болен клаустрофобией! — победоносно заключила Роза.
— Что ты хочешь этим сказать? — с ужасом воскликнула я.
— Да то, что несчастного мужа Лели, видимо, держат в каком-то закрытом помещении, а он страдает и телепатирует тебе. Ты описала часть симптомов приступа клаустрофобии.
Тут уж с дивана вскочила я и забегала по комнате, приговаривая:
— Ой-ей-ей-ей-ей! Что же с ним теперь будет?
Роза трусила за мной и задавала те же вопросы. Только я их задавала ей, она же — непонятно кому. Наконец я остановилась и спросила:
— От этого человек может умереть?
— Смотря насколько болен. Если в легкой форме, то нет, а если в тяжелой, то запросто. Стоит только надолго оставить его в провоцирующих приступ условиях, и он труп.
— Турянский в какой форме болел?
Роза задумалась:
— Точно не знаю, но думаю он испытывал сильный дискомфорт, раз избегал лифтов. Я не специалист, но сама имею некоторые симптомы этой болезни. Лифты я плохо переношу, каждый раз с замиранием сердца туда вхожу. Также терпеть не могу купе поездов, очень плохо мне в самолетах, в комнате всегда стараюсь держать открытой дверь.
— А что с тобой будет, если ты застрянешь в лифте? — заинтересовалась я.
— Застревала. Как видишь, жива, но к тому времени как меня оттуда извлекли, мне уже было очень нехорошо: рвало, я едва не теряла сознание. Правда потом выяснилось, что я немного беременна. Но ты же говоришь, что у Турянского очень больное сердце. Я ничего не знала об этом.
— Да, — разволновалась я, — у Турянского больное сердце! Очень больное сердце! И еще эта чертова клаустрофобия!
Роза хмурилась и молчала, она была крайне озабочена. Я даже не решалась ее спросить, однако она сказала сама.
— Боюсь, — почему-то прошептала она, — что при таких обстоятельствах Турянского уже нет в живых.
— О боже! — взвыла я. — Кто об этом скажет Леле?!
ГЛАВА 10
Используя все свои мистические знания, Роза тщательно проанализировала мой сон и пришла к выводу, что Турянский погибал как раз тогда, когда я спала и видела себя мужчиной. Несчастный Турянский, корчась сразу от двух приступов (клаустрофобии и сердечного), телепатировал мне свои ощущения, которые удачно легли на мое нервное состояние, обеспеченное идиотской покупкой сапог.
— Теперь мне ясно, почему Леле не дали поговорить с мужем, — воскликнула я. — Раз Турянский не афишировал свои болезни, следовательно, похитители (а их минимум двое) вполне могли и не знать ни о больном сердце, ни о клаустрофобии и вляпались по самые уши. Рассчитывали получить большие деньги, а получили (учитывая размеры Турянского) маленький труп.
— Почему ты решила, что похитителей двое? — удивилась Роза.
— Не двое, а минимум двое. Их может быть и трое, и четверо. Точное количество этих бандитов в данный момент установить невозможно. Пока речь идет лишь о двоих: о том, кто заманивал Турянского в ловушку, и о том, кто названивает нашей несчастной Леле, требуя выкуп.
— А с чего ты взяла, что это не один и тот же человек?
Я торжествующе посмотрела на Розу и с пафосом произнесла:
— Настало время воспользоваться твоими монтевистскими способностями. Зачем ты спрашиваешь, когда легко можешь прочесть это в моей голове?
— Точно! — обрадовалась Роза. — Я прочту!
Она вдруг вся собралась, напряглась, сосредоточилась, уставилась в невидимую точку и сомнамбулически мне приказала:
— Дай свою руку.
Я поспешно протянула руку; Роза вцепилась в нее и по слогам, будто с трудом считывая информацию откуда-то с невидимого листа, заговорила:
— Раз Турянский попался в ловушку, значит, заманивал его туда хорошо знакомый ему человек, тот, кто пользовался его доверием. Такой человек мог быть узнан Лелей по голосу. Следовательно, звонил второй бандит, голоса которого Леля не знает.
— Ура!!! — закричала я и захлопала в ладоши. — Получилось! Получилось! Роза, ты настоящий монтевист!
— Я-то монтевист, — пригорюнилась Роза, — но что теперь будет с Лелей?
Сразу же пригорюнилась и я:
— Бедная Леля. Она еще надеется увидеть мужа живым. Неужели ей придется продавать квартиру?
— Надо уберечь ее от этой глупости, — забеспокоилась Роза. — Не дай бог, она все продаст и заплатит этим извергам, а получит труп.
— Да-а, — согласилась я, — надо уберечь ее от глупостей, но как это сделать? Лично я не найду в себе сил сообщить Леле о гибели ее любимого мужа. Она уже и так вся на нервах. Видела бы ты, как бедняжка убивается. Во-первых, там страшенная любовь, а во-вторых, Леля боится остаться нищей.
— Как гинеколог могу сказать, — заявила Роза, — что сейчас Леля больше думает о себе. Ей не хочется остаться нищей, а когда она узнает о гибели мужа, то и вовсе испугается, но с каждым днем все сильней и сильней она будет постигать утрату. Вот когда для нее наступят настоящие страдания. Уж я навидалась на своем веку таких несчастных, убитых горем баб. Как они мучаются, порой и руки на себя, бедняжки, накладывают.
Мы с Розой, обмениваясь скорбными взглядами, затосковали. И тут я вспомнила, что плохо будет не одной Леле.
— Тамарка! — завопила я. — Наша горемычная Тамарка! Она же теперь летит, как фанера над Парижем! Она же под кредит, который обещал Турянский, залезла в долги и заключила контракт с жуткими штрафными санкциями. Теперь капут ее компании.
Роза из того, что я сказала, ничего не поняла, но пришла в такой ужас, что схватилась за сердце и запричитала:
— Тома, наша бедная Тома…
— Срочно еду к Тамарке! — заявила я и помчалась в прихожую.
— Встретимся вечером у Коровина, — торопливо бубнила Роза, пока я нервно меняла ее древние тапки на свои новые туфли.
— Да, встретимся там, — согласилась я, выскакивая из квартиры.
— Сумку! Сумку забыла! — догоняя меня, закричала Роза. — Боже! Какая ты растеряха! Бедная Тома!
