Да потому что муж Лели фантастически осторожный и предусмотрительный человек. На полке с пометкой «защита» лежали записи, из которых узнала я, что Турянский далеко не лох. Он соорудил недурную систему, мгновенно срабатывающую после его насильственной смерти — весь компромат сразу выбрасывается в Интернет, а копии документов отправляются в органы.
Если верить этим записям, то насильственная смерть Турянского просто взорвет наше общество, прокатившись волной потрясающих разоблачений.
И предотвратить эту волну никак нельзя: кто отправит в Интернет информацию, знает один лишь Турянский: та часть записей, которая освещает эту проблему, зашифрована. Живет, думаю, где-нибудь старушенция, которой Турянский ежемесячно добавляет к пенсии солидную для нее сумму, а может, студент там какой, может, просто знакомый или близкий ему человек, бывший сосед, да кто угодно…
Думаю, людей этих много, и сами они понятия не имеют, что за информацию должны явить свету в случае гибели того, кто им платит. Если Турянский умрет после долгой и продолжительной болезни, они, следуя инструкциям, просто уничтожат данный им на хранение материал, если же в СМИ промелькнет сообщение о его убийстве, материал пойдет в Интернет. Все просто. Бедная Тамарка.
Дальнейшее исследование показало, что бедная Тамарка не одна. Вскоре к ней присоединились и другие мои знакомые, к примеру, Маруся.
То, что Маруся шельма, я знала давно, но суммы, из-за которых она рисковала своей свободой, были столь незначительны, что только диву давайся и руками разводи — из-за какой глупости эта хитрая бестия попала на крючок к Турянскому.
Вот к чему жадность приводит.
Каково же было мое удивление, когда среди прочих жертв я обнаружила и Пупса, и не жадного, и не плутоватого, а просто нашего честного Пупса, мужа благороднейшей из благороднейших Розы.
Турянскому, видимо, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он заманил осторожного Пупса в свою ловушку…
Э-хе-хе! В нашей стране заниматься делом и совершать преступление — это одно и то же.
Порой преступление уже просто жить.
Как тут осудишь Пупса?
Естественно, у меня сразу же возникло желание документы, компрометирующие Пупса, порвать и сжечь, но не тут-то было. Мгновенно выяснилось, что это всего лишь копии, с помощью которых, думаю, Турянский проводил свой текущий шантаж и которые поэтому ему нужны были частенько и всегда находились под рукой. Подлинники же он хранил в каком-то надежном и отдаленном месте.
Но я же не бесчувственный чурбан — конечно же, я расстроилась, распереживалась за них, за шельмоватых своих друзей: ах, Тамарка, ах, Маруся, ах, Пупс!
Больше всего огорчилась за Пупса. Раз в жизни человек согрешил, и так неудачно. Бедная Роза, она-то за что пострадает? Ах, как она любит своего Пупса, как не захочет его лишаться, но если Турянского нет в живых, участь Пупса предрешена.
«Не будут нарушать законы! — от бессилия тут же разозлилась я. — Почему бы им не жить честно, как это делаю я, давая неподражаемый пример благородства и непорочности!»
Не успела я так подумать, как обнаружила папку, на которой стояло и мое громкое имя.
Сначала я не поверила глазам, произнесла свое имя вслух и не поверила ушам.
Я-то здесь при чем?
Откуда у Турянского компромат на меня?
Господи, да что же могла я нарушить, если никогда ничем от роду не занималась, не считая, конечно, сплетен, флирта и обжорства. Изредка, правда, спасала от неприятностей друзей (над чем и сейчас работаю), но это все от скуки, «промежду прочим», как любит говорить моя Маруся.
Открыв папку, я вынуждена была признать, что оставаться честной в нашей стране невозможно даже теоретически. Эти депутаты — господи прости — понаставили, понимаешь, ловушек. Шагу не сделаешь, какой-нибудь закон не нарушив. Даже такой кристально честный человек, как я, вынужден жульничать, мошенничать и плутовать.
Обидней всего, что я совершала противоправные поступки не ради себя, а из самых чистых, из самых благородных, из самых благих побуждений!
Но Турянскому-то как стало известно о моих грехах?
Ах он жук!
Каков подлец!
Своими руками задушила бы его…
Стоп, своими руками нельзя. Если этот негодяй умрет насильственной смертью, весь мир узнает о моих грешках…
Соседи узнают…
Подруги узнают…
Муж узнает…
Издатель мой узнает!
Ну и пусть знают, я же от этого не похудею. И очень жаль, что не похудею, была бы прекрасная диета. Нарушаешь себе закон и худеешь, хотя все, что хочешь ешь: пирожные, всяческие копчености, балычок, икорочку с маслицем и даже сало.
Боже, лет десять, наверное, не ела сала! Даже вкус его забыла… Этак нет-нет да и позавидуешь хохлам.
Но куда опять меня понесло? При чем здесь сало с хохлами, когда о моих грехах узнают не только подруги и соседи, но и читатели, елки-палки, узнают.
Мои читатели узнают!
Боже!!!
Подлый Турянский замахнулся на святое!
Меня бросило в жар. Пот прошиб. Током прошило. Начался озноб. Мурашки по коже забегали.
Нет, Турянский — подлец, он должен, конечно, умереть, но лишь своей смертью: от сердечного приступа, спровоцированного клаустрофобией.
В этом месте я, как порядочный человек, не могла не задать себе вопрос: «А почему, собственно, я возлагаю на себя такой труд — решать: должен умереть или нет этот несчастный Турянский?»
Ответ появился вместе с вопросом: 'Только я, порядочный человек, могу соблюсти справедливость в таком сложном и деликатном деле. Турянский опутывает людей густой сетью компромата и заставляет их действовать себе во благо. Вот пылится на полке папка с моими мелкими грешками, которые не тянут даже на приличную статью, но которые для меня, как человека незапятнанного и с именем, очень губительны.
Мое счастье, что я абсолютно ни на что негожая. Лишь в силу своей бездарнейшей никчемности и лени я не понадобилась Турянскому. Но есть же люди, одержимые жаждой деятельности. В какие только сферы их не несет. Да взять, хотя бы, мою Тамарку…
Это же не значит, что их надо шантажировать и заставлять совершать нехорошие поступки.
Ах, как не повезло моей Марусе! О Пупсе с Тамаркой уже и не говорю. Им совсем будет нехорошо, если вдруг киллер случайно влепит Турянскому пулю в лоб. Следовательно, нельзя подвергаться такому риску, и нужно срочно помочь Турянскому умереть достойно и (главное!) своей смертью. Ведь, возможно, наступит час, когда и я вдруг пригожусь Турянскому со всей своей ленью и бездарностью. Бывают и такие парадоксальные исключения.
И что тогда?
Он достанет эту папочку и заставит меня делать черт-те что!
А я не хочу!
Я честная!
У меня даже принципы есть! Наверняка!'
В общем, я прочувствовала и осознала, какие серьезные мотивы имеются для естественного умерщвления Турянского не только у его компаньона Перцева, но и у моих друзей: у Тамарки, у Маруси и даже у Пупса. Когда же я заглянула в папки, лежащие в отделении с пометкой «долги», то и вовсе укрепилась в своем мнении. Долгов не было лишь у Перцева и у меня. И Пупс, и Тамарка, и даже Маруся
