что та авария не сказалась на его здоровье — равно как и то, что из-за истории с увольнением начало сдавать сердце. И если честно, я хотел бы обвинить в его смерти тех, кто выжил его с поста главы «Нефтабанка», — но, к сожалению, не могу. Я ведь серьезный политик, Юля, — а такое заявление, увы, сочтут безответственным. Фактов же, к сожалению, нет…
«Сожалел бы — нашел бы факты», — произнесла про себя, обращаясь к поспешно удаляющейся от меня спине в черном пальто. И тут же отвернулась, всматриваясь в тех, кто приближался ко мне, выходя из глубин кладбища, — и медленно двинулась туда, откуда шли они. Просто так двинулась — потому что, судя по моей обширной практике, на сегодня с откровенными беседами было покончено.
Однако я предпочитала убедиться в этом — и заодно имело смысл проведать Андрея Дмитриевича Улитина, с которым мне все-таки следовало познакомиться, пусть и заочно И сообщить ему, что если факты, об отсутствии которых сожалел его бывший шеф, все же существуют, то я их найду. Обязательно найду…
— Никак медведь в лесу сдох, раз такие люди на работе появляются!
В голосе Наташки был привычный сарказм — которого я предпочла не заметить. Хотя бы потому, что мы старые боевые подруги. Почти одиннадцать лет в одной редакции — срок солидный, особенно с учетом нашей текучки кадров. Тем более что я знала всегда — что бы там она ни говорила, на самом деле она очень хорошо ко мне относится.
Ну, может, не так трепетно, как до той истории с главным — до нее она меня боготворила буквально и всем в пример ставила, и восхищалась моим талантом, и предрекала мне великое будущее. И опекала всячески — толкала вверх по карьерной лестнице, помогла вступить в Союз журналистов, куда попасть было непросто, и перед главным меня вечно воспевала. И вообще более любимого журналиста у нее, тогда ответственного секретаря, не было.
А потом любовь ушла на время — но снова вернулась. Только не восторженная и трепетная — а трезвая уже и сдержанная, как у много лет живущих вместе супругов. Которых не чувства питают, но прожитые бок о бок годы и память о них.
Кстати, мы с Наташкой во многом похожи — не внешне, разумеется. По крайней мере начинала я, как она — в смысле, пришла в газету после школы.
Правда, Наташка пришла на семь лет раньше и курьером — а я внештатницей.
Правда, Наташка стала первым замом главного редактора, а я предпочла должность спецкорреспондента и выше не поднимусь, потому что не хочу. Правда, Наташка до сих пор мечтает женить на себе главного — хотя тот, женившись в третий, что ли, раз в прошлом году, кажется, разводиться не собирается — и, похоже, периодически затаскивает-таки его на правах первого зама и верной испытанной соратницы в свою девичью постель. А я этого никогда не хотела — ну разве чуть-чуть. И с самого начала воспринимала наше интимное, так сказать, общение как приключение.
— Да ладно тебе, Антош, — Сережа же сам говорит, что я вольный стрелок, ну вот и охочусь по дебрям да кущам. Ты лучше скажи — ты мне газету с моим пятничным материалом оставила?
Я миролюбиво подмигнула Наташке, заходя в небольшой, но уютный кабинет, вытянутый такой, с массивным столом, на котором мощный компьютер терялся среди бумажных завалов. И, повесив пальто в стенной шкаф — в своем крошечном кабинетике без окон, выделенном мне шефом для индивидуального пользования в знак уважения, я еще не была, сразу сюда, — прошла и села напротив, на один из выстроившихся у стены стульев. И продолжала улыбаться, зная, что теоретически повод для негодования у Наташки есть. В редакции я в последний раз была в среду — а сейчас был понедельник и уже два часа дня. То есть планерка, на которой я по идее должна присутствовать, давно кончилась. Равно как и понедельничная редколлегия, на которой я как ее член должна была быть обязательно — но проспала.
Наташка скорчила недовольную физиономию и неохотно начала рыться в лежащих на столе бумагах. Бардак у нее царил совсем не женский — но, впрочем, Наташка сама много раз заявляла во всеуслышание, что она существо среднего пола, потому что ни о чем, кроме работы, ей думать некогда. Это отчасти самокритично, насчет среднего пола, — она высокая, худая, плоская, коротко стриженная, и косметики минимум, и я, если честно, никогда не понимала, как шеф с ней ложился в постель. Но не совсем искренне, если вспомнить ее многолетнюю любовь к шефу и желание сочетаться с ним законным или хотя бы гражданским браком.
Зато даже в условиях царивших когда-то в редакции свободных нравов, когда на протяжении нескольких лет по вечерам во многих комнатах пили горячительные напитки и совокуплялись, у Наташки не было ни одного любовника.
Кроме изредка снисходившего до нее Сережи.
— Не было бы интереса шкурного — и не заглянула бы. — Антонова протянула мне две газеты, которые каким-то чудом умудрилась отыскать. — Цени — у меня столько дел тут, голова кругом, а о тебе не забываю. Думаю — ведь объявится Ленская, а кто ей, кроме меня, газетку-то оставит, стрелку вольному?
На, полюбуйся на свой шедевр, а я схожу кое-куда — а заодно жопе своей скажу, чтоб кофе принесла…
Жопа — это не Наташкин худой зад, но Ленка, Антошина секретарша, молодая девчонка, которой вечно нет на месте, а если есть, то треплется по телефону, забывая про Наташкины указания. Она до ужаса бестолкова, Ленка, так что жопа — это даже мягкая для нее характеристика. Особенно если учесть Наташкину любовь к нецензурным выражениям.
Но для того чтобы принести кофе, Ленка годится. По крайней мере на этот раз она появилась с двумя чашками всего-то минут через десять — хотя от Наташкиной двери до редакционного бара, в котором Ленку как посланницу Антоновой обслуживают без очереди, ровно пять шагов.
— Ты смотри-ка — я думала, еще полчаса ждать придется! — Вернувшаяся Наташка, кажется, изумилась расторопности своей секретарши. — Я ж говорю — сегодня медведь в лесу сдох. Ну что, шедевр свой прочитала? Небось кончила от удовольствия?
Насчет оргазма — это, конечно, слишком. Это Наташка от зависти — потому что она фригидная. Несколько лет назад в нетрезвом виде сама мне в этом признавалась — хотя, . протрезвев, сей факт отрицала. И особенно горячо заверяла, что уж с шефом кончает всегда и много раз — в тех редких случаях, когда оказывается с ним в постели. Но заверения мне казались слишком горячими, чтобы быть правдой.
Так что насчет оргазма — это слишком. Да и материал — не шедевр, конечно. Но читабельный — это точно. Про один частный университет, открытый в свое время известным в прошлом экономистом. Экономист, рыночник и демократ, гремевший в конце восьмидесятых — начале девяностых, потом оказался не у дел, как и большинство прочих демократов горбачевских времен. Но не потерялся в жизни — выбил у города здание под частный экономический университет, в котором планировал воспитывать экономистов будущего, столь необходимых многострадальной нашей родине. Акул российского Уолл-стрита, банкиров и менеджеров.
Ну то, что университет платный и платят там за обучение очень приличные деньги, — это ерунда. А вот то, что принадлежащие государству площади сдаются в аренду коммерческим структурам, в то время как сам университет ютится на десяти процентах выбитой поборником гласности и перестройки площади, — это уже интересно. Причем сумма аренды такова, что университет в принципе можно закрывать — выгода от него минимальная.
И еще там есть фактик, что часть фирм, в том числе небольшой такой автосалончик, торгующий всего- навсего «БМВ», принадлежит самому светочу экономики. Для которого университет — в общем-то ширма. Ну, может, в какой-то степени и хобби — это я в конце приписала, чтобы его не обидеть. И название дала — «Учитель танцев», в том плане, что легко порхает по жизни человек и не дай Бог обучит студентов своим хитростям, они ж растащат все, что не растащили до них. И подзаголовок — «Маленькое хобби большого ученого». Так что в целом неплохо.
— Планировали только на этот вторник — а шеф в четверг днем вдруг дал команду материал снять, который на второй полосе стоял. В своей манере — материал давно заявлен, здоровенное интервью политическое, я его сама читала и ему давала, и тут в последний момент поступает приказ снять. Взбрендило ему там что-то, беззубо, видите ли, написано, рекламой отдает. Вот твой и поставили.
Мне спасибо скажи — я порекомендовала. А он сразу — раз Ленская, значит, ставим!
— Ну и как, понравилось ему? — спросила без интереса, не сомневаясь, что шефу понравилось. —
