После этой песни диктор объявил: «Слушайте „Радио Белград“, время такое-то (не помню), далее – новости». И то, что я услышала, было просто невероятно. Я не верила своим ушам. Как будто это была какая-то научная фантастика! Женский голос сообщал о военных операциях в моей стране, занятых и освобожденных поселениях и городах, об убитых, взятых в плен, о погибших мирных жителях. Вскоре сигнал пропал, и я ничего больше не смогла услышать. В эту ночь я не сомкнула глаз, и из-за того, что наконец-то слышала сербскую речь, даже песню, и из-за войны, которая шла у меня на родине. «Радио Белград» я слушала несколько дней, а потом батарейки сели, и мне больше негде было их раздобыть. Я знала: если радио найдут, это будет расцениваться как серьезное нарушение дисциплины. Я не собиралась больше повторять своей ошибки.
В послеобеденное время, когда я отдыхала, в дверь позвонили. Это был мой охранник. Он вежливо сообщил, что я могу написать родителям письмо. Он предупредил меня по-английски, что только подпись будет сделана моей рукой. Закрыв за ним дверь, я начала размышлять: не ловушка ли это, не провокация ли, с помощью которой они хотят что-то выяснить?
После ужина они позвали меня в большой зал, часть которого была оборудована как компьютерный центр. Я села около молодого человека, которому было поручено напечатать письмо, но, прежде чем начать, Хафез проинструктировал меня о том, как надо писать. Он упирал на то, чтобы я сообщила родным об успешной работе в далекой стране, что мне все нравится, но из-за долгих командировок по всему миру я не писала и т. д.
Я настаивала, чтобы в письме было написано, что я очень люблю своих родных, что они мне снятся, что я мечтаю наконец увидеть Белград и всех своих близких. Я диктовала, парень печатал, а Хафез следил за нами.
Я нашла это письмо, когда вернулась в Белград. Это было единственное письмо из ОАЭ, и мама хранила его как семейную реликвию. Она сказала, что письмо показалось ей странным. С какой стати я пишу по- английски? Но хоть какое-то утешение она нашла в моей подписи. В письме я описывала свою работу менеджера, путешествующего с места на место по всему миру, я много писала о работе, которой якобы занимаюсь. Например, что после приезда в Дубай я шесть месяцев возглавляла один эксклюзивный бутик, а потом меня повысили. Письмо я подписала на кириллице, Хафез рассматривал подпись немного дольше, но никак не прокомментировал это. Честно говоря, я не верила, что письмо дойдет до Белграда, но вот чудо, все-таки дошло!
Дни проходили монотонно, каждый следующий был повторением предыдущего. Я читала книги, мировую классику. Помню, меня очень удивило, когда по моей просьбе, на исполнение которой я не особо надеялась, мне принесли собрание сочинений Максима Горького и Бориса Пастернака. И это спустя всего несколько дней после того, как я попросила об этом!
Я бывала у хозяина в среднем раз в двадцать дней, это означало, что я нравлюсь ему больше, чем как минимум половина других девушек из гарема. Однажды после секса, который понравился нам обоим, он спросил меня, из какой я страны. Когда я назвала Югославию и Белград, он улыбнулся и сказал, что в середине восьмидесятых был в Белграде проездом, всего один день, ездил по поручению своего отца, крупного нефтяного магната, который умер в 1990 году. «А сейчас я работаю в основном с русскими и французами», – сказал он и добавил, что в следующий раз, когда он полетит в Москву, я могу поехать с ним.
Я молчала, зная, что нужно следовать совету Хафеза, который говорил, что нам не позволено высказывать свои мнения, принимать какие-то решения и задавать вопросы. Хозяин любил заниматься любовью при заходе и восходе солнца. Случалось, что я проводила с ним ночь, одна или с другой девушкой, а пробуждение обязательно сопровождалось сексом.
Как-то пообедав, как обычно, в прекрасном саду, в обществе шведки Эны, моей ровесницы, я поспешила в комнату, чтобы спастись от невыносимой жары с помощью кондиционера. Я хотела вздремнуть, а потом пойти в спортзал и в бассейн. Нам теперь разрешили купаться до полуночи. Некоторые девушки приносили фрукты к бассейну и не ходили на ужин. Я иногда тоже так делала. Обычно я запасалась огромным количеством ломтиков ананаса – это с детства мой любимый фрукт.
Но сон не шел, поэтому я по телефону попросила охранника прийти за мной, чтобы отвести сначала в спортзал, а потом в бассейн. В тот день я делала упражнения на мышцы бедер, не более тридцати минут. Не приняв душ, а только вымыв руки, я пошла к бассейну. Примерно через двадцать минут не более чем в пятидесяти метрах от меня и охранника послышался сначала один, а потом еще несколько выстрелов. Мы остановились, охранник сразу схватил меня за руку и вынул пистолет. Удивительно, но я вообще не испугалась. Я была заинтригована.
Несколько секунд мы стояли на месте, а потом из парка вышел человек с пистолетом в руке. Он посмотрел по сторонам и жестом подозвал моего охранника. Тот, перед тем как пойти, пригрозил мне, чтобы я ждала его на ближайшей скамейке. Немного отойдя, он обернулся и бросил через плечо, что любая глупость, если я ее совершу (конечно, имелся в виду побег), закончится для меня фатально. С тех пор как я пыталась убежать и была жестоко наказана, я не решилась бы повторить подобное.
Я сидела на скамейке несколько минут, когда справа от меня послышались странные звуки. За моей спиной была высокая стена, расписанная узорами, в нескольких местах которой были отверстия. За стеной начинался парк. Я опустила голову, рискуя быть наказанной за нарушение правил, и пыталась удовлетворить свое любопытство, всматриваясь сквозь ветки деревьев.
Тот человек с пистолетом вышел из парка. Я увидела, что он вместе с моим охранником склонился над человеком, на спине которого была рана от выстрела. Светлая рубашка была в крови, и мне показалось, что он еще подает признаки жизни. Он был белый. Я уверена, это был не араб. Его голова была как-то неестественно повернута и лежала под углом по отношению к телу, и мне было хорошо видно его лицо. Ему было не больше тридцати. Те двое все еще стояли над ним. Мужчина, вышедший из парка, разговаривал с кем-то по мобильному телефону. Я, все так же пригнувшись, ждала, что будет дальше.
Через какое-то время мой охранник подошел к скамейке. При его приближении я приняла прежнюю позу и сделала безразличный вид. Он сказал, чтобы я оставалась на месте, вернулся обратно в парк, и через пару минут они вместе с тем человеком вынесли убитого, пересекли тропинку и затерялись в другой части парка. На белом мраморе остались следы крови. Не прошло и десяти минут, как мой охранник вернулся с еще одним молодым парнем. У того в руках были ведро и тряпка. Он вытер кровь, охранник дал мне знак – и вскоре мы уже были у бассейна.
Охранник сказал мне, чтобы я забыла обо всем, что видела. «В ваших интересах не говорить девушкам о том, что произошло. Это вас совершенно не касается, так и знайте!» – пригрозил он и отошел к столу, за которым он обычно сидел, пока я плавала в бассейне.
На следующий день я опять ходила к бассейну и слышала от голландки, что все девушки знают об убийстве и что речь идет о каком-то иностранном журналисте, который, скорее всего, узнал о том, что скрывается за высокой стеной, и попытался проникнуть внутрь. Может, он искал какую-то девушку. Может, у него здесь сестра или невеста, которую, как и меня, увезли обманом. Я отказалась от этой мысли и
