Из теплицы он идет в сарай. Там двери открыты. На бревне сидит Урбан Дэвис и жует головку сыра. Он только что молотил овес, и в воздухе стоит пыль от мякины.
— Доброе утро, Дэвис.
— Доброе утро, мистер Дайер. — Приветственным жестом Дэвис поднимает сыр.
— Надеюсь, ты не испугал Сисси своей молотьбой.
— Не-е. Только сейчас глядел на нее. Лежит себе преспокойненько.
— Вот и хорошо. Пойду ее навещу.
— Сисси! Сисси!
В конце прохода в темном уютном и сухом местечке под балками крыши примерно на уровне человеческого роста заметно какое-то шевеление, а затем раздается и тоненькое мяуканье, встревоженное, но в то же время просящее. Божья тварь привыкла к нему, узнает его поступь и, так или иначе, убежать от него теперь уже не может.
Ее нашли на второй неделе сентября, эту рыжую кошку. Она дышала часто и тяжело, укрывшись в некоем подобии гнездышка, которое сама для себя соорудила внутри посаженного пастором куста жимолости. Первым ее обнаружил Сэм и рассказал Джеймсу, который пролежал у куста в траве, пока у него не онемела рука, разговаривая с ней sotto voce,[6] а кошка пристально и удивленно на него глядела. Это была кошка с фермы, усталая, старая, умевшая за себя постоять и к ласке не приученная. Терпением и принесенными с кухни подачками Джеймс втерся к ней в доверие. И спустя три дня смог взять ее на руки, на удивление легкую, точно какая-то маленькая кошечка влезла в шкуру большой. Джеймс отнес ее в сарай, уложил в коробку с тряпками и соломой и осмотрел при свете фонаря. Обследование выявило опухоль повыше печени. Старая кошка умирала в мучениях.
Что было делать? Оставалось три пути: не мешать ей умирать, убить или лечить. Приемлемыми ему показались лишь два последних. Ведь он уже вмешался в существование несчастного создания, а вмешавшись, возложил на себя ответственность, которая не позволяла махнуть на кошку рукой. Что до убийства, то быстрая смерть, несомненно, была бы для нее облегчением, а Джордж Пейс ловко умеет убивать животных, не мучась угрызениями совести. Сильный и точный удар — дело для него самое обыкновенное.
И все-таки отчего жизнь кошки должна быть менее ценной, чем жизнь человеческая? Ценной даже в болезни, даже in extremis,[7] нет, как раз тогда-то еще более ценной. А ежели боль можно ослабить, заметно ослабить, ежели он обладает спасительным средством, не будет ли это наилучшим исходом? Не назначено ли ему так поступить? Но может, это существо есть лишь невольный объект его опытов? Последняя мысль ему явно не по душе. Лучше об этом не думать.
Вынув из кармана губку, он отрывает от нее кусочек и макает в теплую воду из чайника. «Ну-ну, Сисси, на, возьми, ты же это любишь». Страдания научили животное, что надо делать, и, когда разбухшая губка оказывается у ее мордочки, кошка начинает нюхать ее и жевать, втирая влагу в чувствительную кожу ноздрей и десен, — смехотворные, жалкие движения. Опухоль гложет кошку изнутри, и доза каждый день увеличивается. Всякий раз, приходя в сарай, Джеймс ожидает, что найдет ее мертвой. Ему кажется, что она заставляет себя жить, чтобы вновь и вновь принимать наркотик. Он гладит потускневшую шерстку и следит за тем, как кошка погружается в состояние безмятежной имбецильности.
Внизу Урбан Дэвис вновь принялся за молотьбу, слышатся его размеренные удары под бормочущие звуки церковного гимна. Что это он поет? «Приди, о ты, паломник неизвестный». Джеймс собирает вещи, спускается по приставной лесенке и прикладывает перчатку к лицу, чтобы не вдыхать пыль.
2
Пастор, его сестра, мистер Астик и Джеймс обедают за столом в гостиной, куда сегодня вечером приглашены фермеры-джентльмены. Остальных, попроще, согласно обычаю, будут угощать на кухне. Большую столовую, не использовавшуюся с Михайлова дня,[8] зимой приходится протапливать двое суток, чтобы она как следует прогрелась, к тому же она чрезмерно велика для одной компании и чересчур изысканна для другой.
— Еще кусочек этого славного жирного барашка, мистер Астик? — Его преподобие в восторге от утренней охоты, принесшей в качестве трофеев двух крупных зайцев. Джеймс видел в кухне их истерзанные тушки.
— Нелл — это та серебристая сука, доктор, — ни дать ни взять настоящий леопард. Прямо бешеная. Еле-еле домой дотащилась — трясется вся и язык на плече.
— Позвольте наполнить ваш бокал, доктор, — говорит сидящая рядом с Джеймсом Дидо.
— Смотри, Дидо, не напои доктора, — предупреждает пастор, которому слегка ударил в голову предобеденный пунш. — Ему сегодня предстоит нас резать.
— Я думаю, доктор, — вступает в разговор мистер Астик, — врачи, как и пациенты, сами не прочь выпить перед операцией. Ибо мужество требуется и тем и другим.
— Мне подобные случаи известны, — говорит Джеймс, ковыряя мясо в тарелке.
— Но доктор Дайер таким никогда не был, — замечает его преподобие.
— Я хотел сказать, — продолжает мистер Астик, — что храбрость нужна не только тому, кого оперируют, но и тому, кто оперирует. Разве не так?
— Я был свидетелем, — отвечает Джеймс, — как одного очень почитаемого хирурга в известной больнице стошнило перед входом в операционную. Я видел, как врач с годовым доходом в тысячу фунтов сбежал посреди операции.
— Прошу вас, джентльмены, — говорит Дидо, постукивая вилкой по столу, — нас еще ждет пудинг.
— Совершенно справедливо, дорогая, — подхватывает пастор, — я мечтаю о пудинге миссис Коул с самого завтрака. Ха-ха-ха!
— Ты зубами выроешь себе могилу, братец.
— Раз уж ты ничего не ешь, сестрица, мне приходится есть за двоих. Когда вы сможете заняться нами, доктор?
— Когда вам будет удобно.
— В таком случае я сначала обчищу вас в «мушку», а уж потом вы отыграетесь на мне по- своему.
Над шуткой пастора смеется даже Дидо. Странным нервическим смехом.
3
Джеймс сидит в гостиной и читает, когда за ним присылают Табиту. Он уже четыре или пять раз прочел один и тот же пассаж из «Родерика Рэндома» — о том, как Родерик обхаживает престарелую мисс Спаркл, — но не воспринимает ни комичности, ни жестокости этой сцены. Даже теперь, когда все уже решено, он пытается придумать какую-нибудь отговорку, прислушиваясь к стуку тяжелых шагов пастора у себя над головой. На ломберном столике у камина рядом с картами его последней проигранной партии лежит аккуратный черепаховый футляр с ланцетами. Это футляр пастора, а раньше он принадлежал его отцу. Что сталось с футляром Джеймса — неизвестно. Должно быть, нашел себе место в чужом кармане.
В гостиную входит Табита:
— Мисс Лестрейд просит вас к ней подняться.
— Мисс Лестрейд?
— В еёную комнату, сэр, — и Табита неопределенным жестом показывает наверх.
— Что это у тебя там? — спрашивает он.
Табита подходит и передает ему фаянсовую миску:
