не какой-то идиот-филантроп, который отказался от лесной империи ради того, чтобы нянчится с ордой ничтожных людишек!
Безразличие, которое ощущал Гриффин, удивило даже его самого. В ту ночь, когда, вернувшись из Сан-Франциско и еще на пристани услышав сплетни, ворвался в дом Джонаса и обнаружил Афину, развлекавшуюся в чужой постели, Гриффин так рассвирепел, что способен был на убийство. Теперь воспоминание об этом не вызывало в нем никаких чувств – даже презрения.
Он хрипло расхохотался; он смеялся над Афиной, над Джонасом, над собой.
– Ты мстила мне за отказ от щедрого предложения отца, верно? Ты прыгнула в постель к Джонасу, потому что я не бросил медицину ради того, чтобы валить лес и проматывать прибыли, раскатывая с тобой по всей Европе.
Афина откинула покрывало, готовая забиться в истерике от бешенства.
– Дурак! – завизжала она. – Ты мог стать богатым!
Гриффин обвел взглядом трепещущее, роскошное тело Афины, но ее нагота не возбудила его. Единственное, что он ощутил,– это патологическую скуку.
Он снова рассмеялся.
– Прощай, Афина,– сказал он. Затем повернулся и вышел.
Что-то ударилось о дверной косяк и упало на пол водопадом звенящих осколков. Продолжая смеяться, Гриффин выскочил из дома под дождь.
ГЛАВА 34
Мэри Луиза Клиффорд, одна из обитательниц палаточного городка, промокшая с ног до головы, терпеливо ожидала Гриффина у ворот дома Шеридана.
– Доктор...– неуверенно начала она, теребя руками пропитанную влагой юбку.– Доктор, моя дочка... У нее такая лихорадка, что она не узнает меня.
Гриффин тотчас же забыл про Афину – а заодно и про Рэйчел. Он взял Мэри Луизу под руку и торопливо повел по деревянному тротуару к палаточному городку; по дороге он громко, стараясь перекричать шум дождя, расспрашивал женщину о симптомах болезни.
Когда Гриффин и Мэри Луиза вбежали в палатку, возле лежанки девочки сидела Фон Холлистер и от красноречивого взгляда ее карих глаз они застыли на месте.
– Слишком поздно,– сказала Фон.
У Мэри Луизы вырвался горестный крик, и этот звук придал Гриффину сил, заставил его броситься к неподвижному маленькому тельцу, распластанному на лежанке.
– Сделай что-нибудь,– прошипел он, хотя Фон уже сама кинулась к потрясенной женщине и ободряюще обняла ее.
Гриффин опустился на колени рядом с лежанкой, приложил ухо к груди ребенка. Сердце не билось. Он выругался себе под нос, запрокинул головку девочки и начал вдувать ей воздух через ноздри и рот. Плач за его спиной продолжался. Гриффин надавил основанием ладони на крохотную грудную клетку, мысленно приказывая сердцу забиться вновь. Несколько минут он продолжал делать искусственное дыхание, чередуя вдувание воздуха в легкие девочки с нажатиями на область сердца.
Наградой за его усилия был прерывистый, едва различимый вздох и легкий трепет, пробежавший по маленькому восковому личику.
– Как ее зовут? – спросил он у женщины, которая теперь молча стояла за его спиной.
– Элис,– прошептала Мэри Луиза.
Гриффин снова опустил голову на грудь Элис и услышал дрожащее, неровное биение. В нем проснулась слабая надежда, и он поднял голову.
– Элис! – резко приказал он. – Слушай меня! Здесь стоит твоя мама, и она хочет, чтобы ты вернулась – Элис, вернись обратно!
У девочки вырвался тихий короткий вздох, и на ее щечках появился бледный румянец.
– Обратно...– пробормотала она.
– Правильно,– уже спокойнее продолжал Гриффин.– Пожалуйста, вернись обратно.
Веки Элис затрепетали: происходящая в девочке борьба отражалась на ее маленьком бледном лице. Гриффин положил руку на лоб малышки.
– Хорошо,– сказал он.
На какое-то время дочка Мэри Луизы Клиффорд вернулась домой. Гриффин встал на ноги и поднял глаза к намокшему протекающему потолку палатки. Элис вовсе не была вне опасности, и Гриффин никак не мог заставить себя обернуться к полной радостного облегчения матери ребенка. Выздоровление нельзя гарантировать даже в идеальных условиях – а здесь условия были явно далеки от идеальных.
Мэри Луиза стояла за его спиной, дергая за рукав рубашки и в изумлении глядя на спящего ребенка.
– Доктор? – умоляюще произнесла она.
Гриффин заставил себя взглянуть в лицо женщине.
– Она по-прежнему в критическом состоянии,– сказал он.– А эта палатка...
– Гриффин,– перебила его Фон тихим, сдавленным голосом. – Гриффин, у нас дома ей будет тепло.
Он обернулся так круто, что обе женщины вздрогнули.
