должности старшего инспектора общественных школ Бенджамина К. Уиллиса. Но под этим лозунгом им не удавалось собирать более сотни-другой демонстрантов. Кинг решил им помочь. Несмотря на легкое недомогание и общую усталость, 24 июля он вернулся в Чикаго для организации трехдневного марафона митингов, собраний и шествий. Кинг выступал повсюду. Послушать его в церквях и в других общественных местах собирались тысячные аудитории. Даже в Виннетке ― чисто белом, процветающем, утопающем в зелени северном пригороде на встречу с ним собралось около 10 000 преимущественно белых горожан. В последний день он прошел во главе 20 000 демонстрантов, как черных, так и белых, от Букингемского фонтана в самом центре Чикаго до здания Городской управы. Здесь он заявил на митинге: «В Чикаго расходуется чуть больше половины того, что тратят на образование одного школьника в Нью-Йорке. Девяносто процентов негритянских детей в Чикаго вынуждены учиться в переполненных классах, в которые специально собирают только цветных. Поэтому они и не получают полноценного образования».
Через день после его отъезда на демонстрации в Чикаго стало собираться менее 200 участников. Передовица в «Крисчиен сенчури» так прокомментировала это: «Крупный, гордящийся своим благополучием и искушенностью в житейских делах, вечно занятый Чикаго приветствовал приезд Кинга. Он его принял и даже проглотил, быстро забыв о нем, как об очередном временном развлечении типа городского парада». Мартин Кинг и сам ломал голову, почему так вышло, продолжая тем временем поездку по городам Севера. Он побывал в Детройте, Кливленде и Филадельфии, выполняя программу КЮХР «лицом к лицу». И повсюду он без устали повторял свою мысль о необходимости создания «коалиции всех совестливых людей». 6 августа он был в Белом доме на церемонии подписания президентом Джонсоном закона об избирательном праве. Через неделю он выступил в зале Городской управы Бирмингема, вмещающем 4000 слушателей, впервые публично признав необходимость немедленных переговоров по Вьетнаму. Это было его личное мнение, но вскоре на съезде КЮХР, собравшем 400 делегатов, оно было принято в качестве официальной позиции всей организации.
Затем Кинг вылетел в Сан-Хуан на всемирный форум Учеников Христа, однако вскоре покинул его, как только пришли первые сведения о массовых беспорядках в Уоттсе ― черном гетто Лос-Анджелеса. Почти сразу ему пришлось высказывать прессе свое личное мнение по данному поводу. «Ввод крупных полицейских подразделений для прекращения беспорядков был необходим, ― заявил он, ― но с помощью силы можно добиваться только временного умиротворения. Что действительно необходимо, так это улучшение жилищных и материальных условий существования негритянских общин, а также расширение открывающихся перед ними возможностей».
Это заявление не отличалось особой глубиной или пониманием реальной сути проблем. Мартин Лютер Кинг сам с удивлением понял это, прибыв в Лос-Анджелес. Сначала его принял в штыки губернатор Калифорнии Эдмунд Дж. Браун, полагая, что Кинг прилетел с целью возглавить правозащитные демонстрации. Кинг сразу попытался уверить Брауна, что тот «введен в трагическое заблуждение»: «Бунты и погромы привели в замешательство все белое общество, напугав его идеей исторического мщения. Однако мы добиваемся не мести, а общества, основанного на любви к ближнему». После этого миролюбивого заявления состоялась «дружественная» встреча Кинга с Брауном, омраченная лишь одним обстоятельством: Кинг обнаружил, что «шеф полиции штата... не способен улавливать социальные требования текущего момента». Первоначально Кинг намеревался посетить Уотте. Но от этого ему пришлось официально отказаться по причинам, «связанным с вопросом личной безопасности». В определенной мере так оно и было в действительности. Он не был уверен в своем понимании проблем жизни в городских гетто и поэтому не вполне ясно осознавал свою собственную роль. Еще прошлогодние бунты в Гарлеме поставили перед ним целый ряд вопросов, так и остававшихся без ответа. Теперь жизнь заставляла его пристальнее присмотреться к проблемам, поднятым негритянским восстанием в Уоттсе. Почему, например, движение ненасилия встречается со столь бесчувственным непониманием? Малколм Икс при своей жизни почти не интересовал людей в негритянских общинах Юга, тогда как его влияние на чернокожих жителей Гарлема было вполне ощутимым. Кинг признавал факт существования воинственно настроенных негров. Но лучше всего он был знаком с тем типом радикализма, который воплощался в Джеймсе Формене. В Уоттсе он ощутил живое присутствие духа Малколма Икса. Почему?
Преподобный Малколм Бонд, белый священник епископальной церкви, непосредственно участвовавший в освободительном движении с 1961 года, заявил на одном из собраний в Майами, что городские негритянские «массы чувствуют, что Мартин Лютер Кинг ― не их лидер и что он не выражает ни их мыслей, ни их интересов». Сам Бойд прожил в Лос-Анджелесе восемь лет, часть из которых пришлась на период после мятежа. Он был близко знаком с еще одним священником епископальной церкви ― преподобным Моррисом Сэмюелем, который приезжал в Селму для участия в демонстрациях и был единственным белым священнослужителем, остававшимся в Уоттсе в самый разгар волнений. Теперь Бойд сказал, что жители черных гетто рассматривают Кинга лишь в качестве посредника между неграми и белым начальством.
Эта оценка не столько обидела, сколько встревожила Кинга, заставив его заняться самоанализом. Оценка Бонда событий в Уоттсе, появившаяся в «Крисчиен сенчури», активизировала и без того мучительный процесс переоценки ценностей, происходивший в сознании Кинга. Он должен был во что бы то ни стало разобраться в этой проблеме, так как вознамерился сыграть важную роль в ее решении. Он собирался заняться этим, как только закончится очередная избирательная кампания на Юге.
Кинг сел работать над статьей для «Сэтердей ревю». Он писал, что пожары в Уоттсе осветили недостатки в самом движении за гражданские права. «Лидеры правозащитного движения, ― Кинг имел в виду и самого себя, ― полагали, что Север будет автоматически получать дивиденды от борьбы, которая ведется на Юге. Они предполагали, что определенные системные преобразования неизбежны и без усиления массового давления ― по мере того, как в нации происходят нравственный поиск и переоценка ценностей. Это была ошибка». В течение десятилетия, когда движение ненасилия приводило к улучшению положения негров на Юге, условия жизни в черных гетто на Севере только ухудшались. «Дома, которые уже тогда были убогими и запущенными, за минувшие десять лет совсем обветшали. Сегрегация в школах не уменьшилась, а, напротив, только усилилась. И самое главное ― безработица среди негров резко возросла и никак не зависит от общего экономического развития. Вся нация ― как цветные, так и белые, была потрясена и возмущена полицейской жестокостью на Юге. С полицейским произволом на Севере общество смирилось: оно либо оправдывает его как необходимость, либо вообще отрицает факт его существования».
За последние два года официальные лица Севера часто с восхищением превозносили борьбу чернокожих. Однако стоило разговору коснуться насущных проблем северных негритянских общин, как от их благодушия не оставалось и следа и позиция их становилась жесткой. Хотя движение против расизма добилось общенационального признания, его ориентация оставалась в целом региональной. Добиваясь изменений в законодательстве страны, оно разрабатывало свои предложения, учитывая в основном ситуацию на Юге. Но теперь, заявил Кинг, негритянское освободительное движение приступает к корректировке своей деятельности. Оно сконцентрирует внимание на положении негров на Севере.
«Главный вопрос заключается в том, примет ли это движение силовую форму или же оно удержится в границах ненасилия... Когда нуждающиеся сталкиваются с неумолимым бессердечием или же с изощренным издевательством, они утрачивают благоразумие, приходя в ярость... Белое руководство на Севере слишком долго использовало разного рода отговорки, рассчитывая на терпение негров. Этот путь ведет в тупик. Весьма сплоченная, потенциально взрывоопасная черная община Севера готова воспламениться от любой искры: слишком уж много накопилось у нее обид».
Таким образом, Мартин Кинг расширил сферу своих интересов на Север, реально начиная превращаться в политическую фигуру государственного масштаба. Может показаться, что его жизнь превратилась в бесконечную серию выступлений. Официальные лица пресвитерианской церкви на Юге приглашают его выступить с приветственной речью в адрес конференции в Монтрите, штат Северная Каролина, посвященной обсуждению расовых проблем. Причем приглашают, рискуя вызвать осуждение со стороны консервативной части своей паствы. Затем Кингу предстояло выступить при получении почетных степеней доктора в колледже Св. Петра в Джерси-Сити и в Свободном университете Амстердама. Он действительно стал своего рода знаменитостью. Однако он давно уже находился на самой вершине своей славы, и поэтому внешние признаки признания не производили на него большого впечатления. Ему многое еще предстояло сделать, и это казалось куда важнее. Нобелевская премия служила постоянным
