— Я — Шейла, здешняя повариха.
— Клем Гласс. Моя сестра здесь находится.
— Клэр, да?
— Да.
— Она знает, что вы приедете?
— Я звонил пару дней назад. Может, можно поговорить с Паулин?
— Сестра ваша — большая сладкоежка.
— Правда?
— Вы что, не знали?
— Забыл, наверное.
На лице поварихи появилось такое выражение, словно она выиграла очко в важном диспуте.
— Пойдемте со мной, — сказала она, — Я не могу вас одного отпустить. С меня потом шкуру сдерут.
Она повела его мимо лестницы наружу через пожарный выход с тыльной стороны дома.
— Гидротерапевтический комплекс, — махнула она тряпкой на стоящее перед ними новенькое кирпичное здание. — Тут можно жить припеваючи.
Повернув налево, они прошли через сад; повариха переваливалась тяжелой поступью толстухи, худой долговязый Клем следовал за ней шагом, каким мог двигаться часами.
— А вот этот малюсенький домишко называется «бельведер», — сказала она, произнося «бельведер» так, будто в слове было что-то комичное. Они стояли перед деревянной хибаркой, приподнятой над землей на коротких каменных подпорках, с парой лиственниц по одну сторону от нее и верандой с другой стороны. Внутри, освещенные мягким светом, сидели в креслах или занимались чем-то за столом восемь-десять обитателей «Итаки». Звучала кассета с монотонной, усыпляющей музыкой — флейта, маленькие колокольчики; у Клема такая музыка всегда ассоциировалась с магазинами диетических продуктов или приемными модных дантистов. Он узнал мужчину, с которым курил в прошлый приезд; на этот раз вместо халата с «огуречным» узором на нем был мятый белый костюм для крикета и горчичного цвета галстук; он алчно уставился на разложенную перед ним на столе головоломку, мозаику, похожую на сделанную со спутника фотографию Атлантического океана. Края головоломки были уже собраны, и он двигался от левого верхнего угла вниз, собирая волну за волной, выискивая среди остающихся кусочков (а их было еще не меньше тысячи) клочок пены или особенную зеленую складочку. На взгляд Клема, чтобы закончить эту головоломку, нужно было не меньше месяца, хотя вид у мужчины был такой, словно он собирался расправиться с ней сегодня и, заверши он свой героический труд вовремя, ему подадут машину и повезут на ближайший винный завод.
В комнату вошла Паулин и, улыбкой отпустив повариху, поздоровалась с Клемом. Они вышли на веранду. Тонкие, как иглы, капли дождя падали с края крыши и разбивались о деревянные перила. Они уселись на складные стулья. Клем закурил.
— Не лучше ли погода в южных графствах? — поинтересовалась Паулин.
Клем сказал, что лучше.
— Вы в курсе, что решила Клэр? — спросил он.
— Мне кажется, она хочет поехать с вами.
— Значит, она поняла?
— Да, конечно.
— А ей можно уехать?
— В любое время можно было. Здесь никого насильно не держат. И уж конечно, не вашу сестру.
— Я имею в виду, по вашему мнению, она достаточно поправилась, чтобы уехать?
— Думаю, что да.
— Босуэлл, как мне показалось, проявлял в ее случае оптимизм.
— Мы в «Итаке» во всех случаях проявляем оптимизм. Иначе, какой смысл? — Заправив за ухо седовато-белокурый локон, она бросила взгляд на часы, — Вы едете в Сомерсет?
— Да.
— Отыщите там хорошего семейного врача. Это нужно сделать в первую очередь. Хорошо бы у него был опыт работы с психическими расстройствами. — Она помолчала. — А вы когда-нибудь ухаживали за больными?
Клем помотал головой.
— Ничего, справитесь.
— А темнота?
— Что темнота?
— Она ее по-прежнему боится?
— Она предпочитает спать со светом. Но, в общем-то, ее просто нужно ободрять.
— А вы знаете, чего именно она боится?
— Нет, не знаю.
— Но ей кажется, что она в опасности?
— Да.
— Думаю, что она расскажет мне, когда придет время.
— Клем, хотя мы и признаем наличие у наших пациентов страхов, мы стараемся не потворствовать им. Страхи Клэр по большей мере лишены логического основания.
— Фантазии?
— Очень навязчивые фантазии, которые сама Клэр не всегда воспринимает как фантазии.
— Фантазии, в которые она верит.
— Можно сказать так.
— То есть ее болезнь заключается в том, что она верит в нереальные события. В то, чего нет на самом деле.
— Это одно из проявлений ее болезни. А сама болезнь, к сожалению, очень реальна. Так же как и депрессия. Так же как и физические проявления. И страдание.
— Понимаю.
— Вы справитесь, — опять сказала она.
— Мы справимся.
— А как же работа?
— Моя? Я взял отпуск на время.
— Клэр говорила, что вы — фотожурналист.
— Да.
— Она рассказывала, что вы были в… как это место называется?
Он подсказал ей.
— Это, наверное, очень тяжелая работа.
— Это тоже, — указывая пальцем на дверь, сказал Клем.
— Я сообщила Финоле, что вы приедете забирать Клэр, — сказала она.
— И что она?
— Не очень обрадовалась.
— Конечно.
— Не думаю, что она сдастся легко.
— Когда сможет, Клэр ей позвонит. Мы не собираемся прятаться.
Он потушил сигарету в стоящей рядом со стулом маленькой песочнице. В ней уже торчало около дюжины окурков, одинаково измазанных ярко-красной помадой.
— Ну что, — сказала Паулин, — Пойдем к ней?
Оставляя в траве серебристые следы, они направились к главному зданию, прошли через стеклянные двустворчатые двери в столовую и поднялись на этаж, где находилась комната Клэр. Здесь стоял запах цветочного дезодоранта и перебивающий его аромат подаваемого на обед жаркого. Клэр сидела на кровати, волосы ее были стянуты назад черной бархатной лентой, глаза полностью закрыты темными, закругленными по бокам очками, какие носят лыжники. Это что-то новое. Паулин сказала, что подождет внизу в офисе.
