На следующий год брат Френсис Джерард из Юты вновь отправился в пустыню поститься в одиночестве. Вернулся он опять отощавшим и слабым и вскоре был призван к аббату Аркосу. Тот поинтересовался, общался ли на сей раз послушник с Воинством Небесным.
— О нет, господин аббат. Днем я видел лишь стервятников.
— А ночью? — подозрительно осведомился настоятель.
— Только волков, — ответил Френсис и осторожно добавил: — Вроде бы…
Аркос сделал вид, что не расслышал последних слов, и лишь нахмурился. Недовольная гримаса на лице настоятеля представлялась брату Френсису источником разрушительной энергии, до сих пор еще не изученной наукой. Эта страшная сила обрушивалась на живые предметы (обычно таковыми становились послушники или кандидаты в священники) и испепеляла их на месте. Воздействию сих смертоносных лучей Френсис подвергался в течение целых пяти секунд, и лишь потом прозвучал следующий вопрос:
— А как насчет прошлого года?
Послушник сглотнул слюну.
— Насчет… старика?
— Да-да, старика.
— Ага, дом Аркос, сейчас…
Стараясь говорить ровным, мирным тоном, настоятель подсказал:
— Это был просто старик. Самый обычный. Теперь мы знаем это точно.
— Я тоже думаю, что это, скорее всего, был просто старик…
Отец Аркос устало взял со стола деревянную указку.
Бах!
— Боже милостивый!
Бах!
— …
Когда Френсис брел по коридору прочь, настоятель выглянул из своей кельи и крикнул ему вслед:
— И еще вот что…
— Да, преподобный отче?
— Никакого обета в этом году, понял? — рассеянно обронил аббат и захлопнул дверь.
7
Семь лет отслужил брат Френсис в послушниках. Семь раз постился он в пустыне и научился очень искусно изображать вой волков. Ради развлечения братии он ночью поднимался на стену и так зазывно выл, что волки сбегались со всей округи. А днем Френсис работал на кухне, скреб каменные полы. И еще продолжал ходить на занятия в класс древности.
А потом настал день, когда из новоримской семинарии, верхом на осле, приехал посланец. Он долго разговаривал о чем-то с настоятелем, после чего разыскал брата Френсиса. Вид послушнического облачения последнего, а также его малопочтенное занятие (тот как раз мыл пол), похоже, немало удивили римлянина. Френсис был уже не юнцом, а вполне зрелым мужем.
— Мы уже несколько лет изучаем найденные вами документы, — сказал посланец. — И многие полагают, что они подлинные.
Френсис опустил голову и тихо произнес:
— Мне не разрешается разговаривать на эту тему, отче.
— Ах, ну да.
Посланец улыбнулся и протянул послушнику клочок бумаги, на котором стояла печать аббата и его собственной рукой было написано: «Се инквизитор курии. Слушай и повинуйся. Аркос. Аббат. Альбертианский орден Лейбовица».
— Ничего ужасного не произошло, — поспешно сказал инквизитор, заметив испуг на лице собеседника. — Я говорю с вами неофициально. Позже придет член суда, который запишет ваши показания. Вы же знаете, что ваши бумаги находились в Новом Риме? Часть из них я привез обратно.
Брат Френсис помотал головой. Несмотря на свое самое непосредственное отношение к обнаружению реликвий, он знал о них меньше, чем кто бы то ни было. Он заметил, что посланец одет в белое облачение доминиканца, и с опаской подумал о суде, упомянутом монахом. На тихоокеанском побережье шло инквизиторское расследование против катарской ереси, но какое это могло иметь отношение к реликвиям Блаженного Лейбовица? Записка гласила: «Это инквизитор курии». Однако доминиканец казался человеком мягким, и при нем вроде бы не было никаких пыточных инструментов.
— Очевидно, вскоре дело о канонизации основателя вашего ордена будет возобновлено, — объяснил посланец. — Ваш настоятель — человек мудрый и очень осторожный. — Тут он хмыкнул. — Передав реликвии на исследование в другой орден и опечатав убежище без предварительного осмотра, он… Ну да вы и сами понимаете, верно?
— Нет, отче, не понимаю. Я думал, что он просто счел это дело не заслуживающим внимания.
Монах рассмеялся.
— Не заслуживающим внимания? Скажете тоже. Просто, когда вам орден представит все доказательства — реликвии, чудеса и тому подобное, — суд начнет следствие. И ваш аббат мудро распорядился до той поры убежища не трогать. Я понимаю, как все вы это переживаете, однако, конечно же, будет лучше, если печать будет взломана в присутствии посторонних свидетелей.
— Так вы войдете туда? — встрепенулся Френсис.
— Не я. Когда все будет готово, суд пришлет наблюдателей. Тогда любая находка, способная оказать влияние на ход расследования, будет официально зарегистрирована, и никто уже не посмеет усомниться в ее подлинности. Ваша находка заставляет думать, что в убежище могут обнаружиться веские доказательства, которые решат дело в ту или иную сторону.
— Каким образом, отче?
— Дело в том, что еще во времена беатизации[1] Блаженного Лейбовица сомнение вызывал ранний период его жизни — до того, как он стал монахом и священником. Противники беатизации особенно напирали на допотопную биографию Лейбовица и еще утверждали, будто он разыскивал пропавшую жену недостаточно усердно, и в момент произнесения им монашеского обета она могла еще быть жива. Такое, конечно, случается, и иной раз на это даже смотрят сквозь пальцы, однако суть в другом. Главное, что адвокат дьявола — обвинитель в церковном суде — пытался заронить сомнение в человеческих качествах вашего основателя. Мол, он стал монахом и принял обет, не удостоверившись в исполнении своих земных, семейных обязанностей. В тот раз сомневающиеся потерпели поражение, но они могут попытаться вновь. Однако если найденные вами останки действительно… доминиканец пожал плечами и улыбнулся.
Френсис кивнул.
— Это позволит установить время ее смерти.
— Да. Еще в самом начале войны. Мое личное мнение, что записка из ящика написана самим Блаженным. Или это очень искусная подделка.
Френсис покраснел.
— Нет-нет, — добавил инквизитор, — я вовсе не думаю, что вы можете иметь какое-либо отношение к подобному мошенничеству.
На самом же деле послушник просто вспомнил, как отнесся поначалу к почерку писавшего записку.
— Расскажите, как это произошло? Как вы обнаружили то место? Я должен знать все подробности.
— Все началось с волков…
Доминиканец принялся записывать. Через несколько дней после отъезда посланца дом Аркос вызвал к себе брата Френсиса.
