Утраченная невинность

шаг. Третий знак. Двигаться становилось все легче. — Лукнек. — Снова громкое эхо. Эшер нахмурился. Ему показалось, или пальцы действительно покалывает? Нет. Показалось. Просто кисти затекли, вот и все. — Толнек.

Гар откашлялся.

— Эшер… — Голос его звучал странно.

— Заткнись, я стараюсь сосредоточиться, — прорычал Эшер. Какой знак следующий? Ага. Вот этот. Он уверенно начертал его. — Лукнек.

Неожиданно руки и разгоряченное лицо обдало порывом свежего ветра. Шелковая рубашка Эшера зашелестела под напором воздушной волны. Кровь в жилах как будто вскипела.

— Эшер! — настойчиво звал Гар. — Посмотри!

Обливаясь потом, он остановился и открыл глаза. Гар не касался его пальцев, но они были охвачены переливающимся голубым свечением, которое поднималось от кистей его рук до самых плеч. Гар отвел свои руки в стороны, потом вообще опустил их и отступил на шаг.

Но голубой огонек продолжал свой танец на руках Эшера.

— Чтоб я пропал! — закричал он и отскочил от карты так далеко, что ударился о стену. И только поэтому не упал.

В Палате стало тихо. Воздух над картой сгустился, потемнел и начал медленно клубиться. Эшер тупо наблюдал за этими изменениями.

— Что это было? — наконец выдавил он.

— Начинай формулу заново, — чужим голосом сказал Гар. — На сей раз — без меня.

— Черта едва!

— Прошу тебя.

— Нет! Никаких больше «прошу», никаких «помоги». Я уношу отсюда ноги.

Он шагнул к двери, но Гар преградил ему дорогу.

— Эшер. Начинай формулу заново.

Эшеру казалось, что сейчас он задохнется от страха.

— Отойди от двери, Гар. Или я тебя так стукну, что на задницу сядешь. Я ухожу.

— Эшер… Кажется, в твоих жилах есть магия.

— Нет ее там!

Гар указал пальцем на карту.

— Тогда как ты объяснишь то, что там происходит?

— Никак! И ты ничего не сможешь объяснить. Ничего не происходит. И не был я здесь никогда. Я ухожу спать; я вообще всю эту ночь провел в постели!

Он оттолкнул Гара и широко распахнул дверь. За спиной раздался незнакомый холодный голос:

— Если уйдешь, я прикажу тебя арестовать.

Он замер, но оборачиваться не стал.

— Ты мне угрожаешь?

— Я прошу тебя остаться. Пойми, мы должны узнать правду. Здесь. Сейчас. Как ты не поймешь? Если ты обладаешь силой, то это все меняет!

Эшер почувствовал, что у него кружится голова.

— Я не хочу!

— Наши личные желания не в счет. Эшер, в ту ночь, когда казнили Таймона Спейка…

Эшер резко повернулся.

— Не вспоминай об этом!

Гар стоял с бледным, без единой кровинки, лицом похож, скорее, на одну из мраморных статуй в фамильном склепе, чем на живого человека.

— В ту ночь, — настойчиво продолжил он, — я сказал, что Первый Закон Барлы нелеп и не имеет смысла, потому что олки не способны заниматься магией. Но, похоже, ты способен. И это все объясняет. Почему Барла ввела такой закон и почему представители твоего народа должны умереть, если нарушат его? Потому что в королевстве лишь один народ может владеть магией. Мой народ.

— Это меня вполне устраивает.

— А меня нет! Не понимаешь? — спросил Гар. — Мы отняли у вас больше, чем землю. Мы украли вашу магию! На протяжении шести столетий твой народ обманывали! И не кто-нибудь, а мои соплеменники.

— Разве мы похожи на пострадавших? — зло поинтересовался Эшер. — Я так не считаю. Кому какое дело до того, что там случилось шестьсот лет назад?

— Это важно для меня! И для тебя тоже!

— Не согласен. Я не такой, как ты. Не романтик, влюбленный в историю. Я человек практический, живущий здесь и сейчас. Пусть все так и останется. Будем считать, что это был сон. Иначе все кончится плохо — для нас обоих.

— Не могу, — прошептал Гар. — Пожалуйста, попытайся повторить заклинание. Возможно, я ошибаюсь, и никакой магией ты не владеешь. Может быть, имел место странный случай передачи энергии, ведь наши пальцы соприкасались.

Эшер кивнул.

— Прекрасно. Именно так все и было. Проблема решена. Спокойной тебе…

Гар уперся рукой в косяк, не давая ему пройти.

— Но если я прав… Эшер, ты сказал, что сумеешь забыть это, но мы оба знаем, что ты лжешь.

Будь он проклят. Будь проклято все на свете. И зачем он приехал в этот безумный город? Почему не остался в Рестхарвене? Ведь можно было как-нибудь договориться с братьями. Можно было поехать в Риллингкум, или в Бибфорд, или на берег Уха Сплетника. Что на него нашло, почему он оставил спокойную жизнь рыбака ради этого!

Он носит магию в себе? Как такое может быть?

Должно быть, здесь какая-то ошибка.

Проклятие. Но Гар прав в одном: пока он не будет знать наверняка, не спать ему спокойно по ночам.

Мысленно проклиная все на свете и содрогаясь от ужаса, он вернулся к Погодной карте.

На этот раз Эшер не стал закрывать глаза. Но сразу ощутил некую силу, притягивающую его разум и воображение к миниатюрным равнинам на карте. Он видел, как его дрожащие пальцы чертят в воздухе знак за знаком, а чужой голос, в котором он с трудом узнавал свой собственный, произносит вызывающее дождь заклинание. Знаки вспыхивали моментально. Голубое пламя бегало вверх-вниз по всей длине рук. Подул ветер; вначале мягкий и ласковый, он становился все сильнее и, наконец, ударил в лицо, как штормовой заряд, проникший с моря в глубь материка. При воспоминании об океане в жилах забурлила кровь, насыщенная неведомой ему ранее силой. Даже если бы он захотел остановиться… Теперь это было невозможно.

Милосердная Барла! Он не хотел останавливаться. Разве такое возможно?

Воздух над картой сгущался, темнел. Незваная сила, разбуженная им против желания, обрела язык, заговорила раскатами грома и ослепительными вспышками молний. Эшера бросало то в жар, то в холод. Он дрожал, но был совершенно спокоен. Тело трепетало, словно его покрывала поцелуями целая сотня красоток. С волос и с кончиков пальцев сыпались искры, весь мир охватывало ярко-голубое сияние.

А потом хлынул дождь… и в одно мгновение голубой мир стал темно-красным. Разбушевавшаяся кровь вырвалась за границы плоти, хлынула из глаз, носа, изо рта. И куда бы он ни поворачивался, всюду была боль.

Пронзительно крича, он рухнул на пол. Сознание унеслось вдаль на багровой волне…

Когда оно вернулось, Эшер понял, что сидит на полу, прислонившись спиной к стене. Лицо было липким от крови; Гар прижимал к его губам холодную чашку.

— Пей. Оно поможет.

Онемевший, оцепенелый, он повиновался и глотнул; тут же закашлялся, потом открыл глаза —