– Это не повод.
– Ты возбуждаешь в людях сильные чувства, мне ли не знать. Но не в этом дело. Дело в том, что Ванесса страшна как бабуин.
– Разве? Нет, дело в том, что эта работа мне надоела до чертиков. – Урсула взяла с холодильника миску с капустным салатом. – Хочу бросить работу и посидеть дома с детьми.
– Понимаю, но мы на эту тему уже говорили, не правда ли? Помнишь фразу «умрем голодной смертью»? Она очень часто звучала. Ты что, собираешься есть этот салат?
– Собираюсь.
– Ну-ну.
– А в чем дело?
– Ни в чем. Все нормально. Кажется, этот салат в основном состоит из лука и сырой капусты?
– Ну и что?
– Я тут думал, что вечером можно было бы заняться сексом…
– Ты и меня планировал привлечь?
– Ну…
– Знаешь, чего я больше всего не люблю?
– Ладно тебе. Я об этом всего-то раз попросил.
– Больше всего я не люблю не то, что ты пытаешься контролировать мой рацион ради собственных сексуальных прихотей, а то, что ты не можешь сказать без уверток, что имеешь в виду. Начинаешь издалека: «А-а, я вижу, ты ешь карри», потом: «Ведь там есть чеснок?» – а мне полагается дотумкать: «Постой, чеснок! Как же я сразу не сообразила!» Короче, я намерена тебя игнорировать. Сейчас съем всю миску салата, и если ты меня действительно любишь, тебе будет без разницы.
– Ага, «любовь сильнее лука» – убойный аргумент. А я вот что сделаю: буду носить эти трусы две недели, посмотрим, как ты запоешь.
– Если бы я не стирала белье, ты бы всегда носил трусы по две недели, и мы оба это знаем.
А настоящую печь украсть слабо?
Потеряв охоту к сексу, мы с Урсулой легли в постель и приняли «обиженную позу № 4». Поза напоминает букву «X», каждый из нас – половинка буквы. Но буква получилась корявая, потому что в середине у нее не было смычки. Для смычки мы должны бы касаться друг друга задами. Однако «обиженная поза» не дозволяет соприкасаться какими-либо частями тела, иначе она теряет всякий смысл. А вот издавать звуки, напротив, разрешается, и в некоторых позах они даже обязательны. К примеру, в «обиженной позе № 2», когда один участник образует половинку буквы «X» (лежит отвернувшись), а другой – строгую букву «I» (лежит на спине с широко раскрытыми глазами и глядит в потолок). Если человек в положении «I» не издает частых вздохов и не хмыкает, чтобы побудить половинку «X» спросить: «В чем дело?» – он теряет очки. Но чтобы прикоснуться к партнеру – боже упаси.
Скрючившись и замерев, я, в конце концов, уснул. Засыпал я, разумеется, долго и мучительно. Человек в «обиженной позе» всегда так засыпает, потому что сопротивляется сну. Не хочется ведь заснуть и пропустить момент, когда другая сторона выскажет какое-нибудь замечание, на которое можно отреагировать притворным храпом. Мне снился подвал музея секса в Амстердаме. Передо мной стояла намазанная медом Хелена Бонэм Картер[10] и, томно вздыхая, приговаривала:
– Я тебя хочу, Пэл. Я всегда тебя хотела.
В этот момент Урсула, тряся за плечо, вернула меня на Сент-Майклз-роуд, в липкую мутную действительность.
– Слышал шум?
– Нет.
– Я уверена, что слышала, как хлопнула входная дверь.
– Наверное, чья-нибудь собака.
– Ну да, конечно. Будто лай собаки нельзя отличить от треска взломанной двери. Идиот.
– Я же не лающую собаку имел в виду…
– Тихо. Вот оно…
Я прислушался. Тишина.
– Ничего не слышу.
– Сходи вниз и посмотри.
– О-о, какого черта.
– Сходи. Мужчина ты или нет?
– Почему весь ваш феминизм мгновенно испаряется, когда надо вылезти из теплой постели и спуститься вниз в три часа ночи?
– А если там кто-нибудь есть? Хочешь, чтобы меня убили?
– А ты хочешь, чтобы меня убили?
– Замолчи и сходи посмотреть. Там точно кто-то есть… Теперь-то слышишь?!
