окраине города. На пороге соседнего дома стоит женщина и потягивает чай из кружки, озирая сад. На вид ей лет сто восемьдесят семь.
– Доброе утро! – здороваюсь я с улыбкой.
– Дом приехали смотреть?
– Приехали. – Агент нервно теребит ключи.
– Очень милый домик. Дорис за ним хорошо следила, так гордилась своим жилищем. Ужасно досадно, право! Место замечательное, но стоит людям уловить запах мочевины с фермы вон за теми деревьями, как они и слышать ничего не хотят. Глупо. Мне-то, конечно, трудно судить, я потеряла обоняние еще во время немецких бомбежек, но местные вам скажут, что проживешь здесь несколько недель – и перестаешь что- либо замечать. Нам даже смешно становится. К соседям, бывало, приедут гости и говорят: «Боже, что за жуткая вонища?» – а мы им: «Какая вонища?» Мы-то уже привыкли. Иногда ветер подует в другую сторону, так запах совсем не чувствуется. Все начинают принюхиваться, словно чего-то не хватает, потом догадываются. Некоторые соседи уезжают на лето, в самое жаркое время, но это не столько из-за запаха, сколько из-за мух.
– Дверь отпирать? – спрашивает агент.
– Нет, спасибо за хлопоты.
Я решил совершить рейд по шкафу с документами, оставшимися от TCP. В глубине души я понимал: шкаф не стоит трогать примерно год. Логика простая как лом: если протяну целый год, не заглядывая внутрь, значит, без документов TCP и дальше можно обойтись. Затем сорокаминутная уборка и полдюжины мешков для мусора бесповоротно довершат дело. Я знал, что TCP так бы и поступил, но все же не повелся на малодушные советы внутреннего голоса. Не мой это стиль.
Мне всегда кажется, что другие знают много такого, чего я не знаю. Я вечно оказываюсь единственным, кто не смотрел фильм или не читал книгу, о которой говорят все вокруг. Кто угодно, но только не я, знает наизусть таблицу Менделеева, фамилию премьер-министра Италии и год изобретения двигателя внутреннего сгорания. Мое неведение постоянно меня тревожит. Открываешь газету, а в ней – новый раунд переговоров о европейской аграрной политике вкупе с небрежными ссылками на соглашения, достигнутые на прежних встречах, и скупыми ремарками в адрес основных участников. Ясный пень – все это давно обсуждают, всем все известно, я же – ни бум-бум. Чеснок? Какой чеснок? Квоты? Какие квоты? Так что если выбросить содержимое шкафа TCP в мусорный бак, завтра же на каком-нибудь совещании я десять раз об этом пожалею. С этим ощущением я и жил, что другие знают больше, чем я. Странно, однако, что, когда это ощущение подтвердилось, я сильно удивился.
Сначала я попытался разложить содержимое шкафа по кучкам – «стопроцентно мусор», «стопроцентно не мусор» и «черт его разберет». Уже через десять минут стало ясно, что последняя категория – курган по сравнению с кочками двух первых. Слава богу, Полин и Дэвида не было на месте – они ушли на заседание по вопросу закупки ковролина, – и в моем распоряжении был весь офис. Удивительно, сколько приходится занимать пространства, чтобы выиграть немного времени. Мне предстояло решить не только что представляет собой тот или иной документ, но и как он соотносится с другими документами. Даты почти нигде не были проставлены, любой вопрос TCP обозначал как «это». Я ломал голову, чем каждое «это» могло оказаться – проблемой, не терпящей отлагательств, или пустяком, на который плюнуть и растереть.
Эх, если бы я только мог спросить совета у самого TCP. Пару недель назад, когда у меня заломило плечи от постоянного пожимания ими в ответ на расспросы о TCP, я съездил к нему домой. Телефон у него не отвечал целую вечность, на сообщения по электронной почте на его личный адрес реакции никакой, оставалось только самому съездить. Выяснилось, что TCP освободил квартиру. Пока я вдавливал в стену кнопку дверного звонка, подошел жилец сверху.
– Вы к Терри, как я погляжу?
– Да.
– Боюсь, он здесь больше не живет.
– Когда уехал?
– Да уже несколько недель будет. Снялся в один день. Хозяин квартиры спрашивал, нет ли у меня кого на примете, кто бы мог быстро заселиться, обещал подкинуть пару фунтов, если я кого-нибудь найду. Мы вносим квартплату за месяц вперед, у Терри был оплачен почти целый месяц. Найди хозяин по-быстрому новых жильцов, получил бы двойную месячную оплату. Жаль, что я никого не могу порекомендовать. Квартира, кажется, до сих пор пустая стоит.
– Вы не знаете, куда он уехал?
– Без понятия. Хозяину он сказал, что уезжает за границу. Но хозяевам всегда так говорят, верно? Чтобы не приперлись по новому адресу с кучей счетов за коммунальные услуги и жалобами на загаженную ванную.
– Гм.
– Ну, пойду я…
– Спасибо.
Вот оно, значит, как. Когда воскресным утром человек расспрашивает тебя о выдаче преступников, а на следующий день исчезает, невольно задумаешься. Самое тревожное, что задумываться, собственно, было не о чем. Неплохо, конечно, потешить себя мыслью: «Ага! Ребус разгадан до конца, тайна раскрыта. Теперь я разбогатею, и все женщины будут у моих ног», но исходные факты, которые подтвердили бы такой вывод, практически отсутствовали. TCP просто-напросто испарился, даже «У Патрика» никто ничего не знал.
Я не надеялся обнаружить какой-либо ключ к исчезновению TCP в куче бумаг, сваленных в его в шкафу, и, вероятно, именно поэтому он мне попался. Момент был бы исполнен настоящего драматизма, но все испортил сущий пустяк – полное непонимание важности находки. Примерно секунду я щурился на клочок бумаги, потом со вздохом покачал головой и продолжил раскопки. Надо отдать мне должное, я переписал с бумажки дату и цифры – 874440484730 и 100 000 (ГКД), но, глянув на них, никто бы не хлопнул себя по лбу и не закричал: «Вот оно что!» В голове у меня мелькнул вопрос, что за тип этот ГКД, но в компьютерных кругах пресловутые ТБС (трехбуквенные сокращения) кишат как мыши в подполе. Я прекрасно отдавал себе отчет, что сокращение могло оказаться вовсе не инициалами, а каким-нибудь «гиперкиловаттным диодом». Кроме того, «К» нередко используют в бухгалтерской скорописи для обозначения тысяч, ГД может оказаться «гибким диском», получается гибкий диск с тысячами чего-то там… Я не знал, чего именно, да и рабочий день подходил к концу – поздно приниматься за изучение компьютеров. И я отправил бумагу в кучу «черт его
