Рок

бывает летальных исходов, только играют по-разному: Бог – по необходимости, а Сатана – по страсти и азарту. Игровое поле – наш Вторичный мир.

Если Бог, в силу своей божественной невозмутимости, относится к Дьяволу абсолютно хладнокровно и расчетливо, то Дьявол ненавидит Бога непримиримой злобой (в противном случае вечность бы его примирила). Антибог в этом смысле выступает выразителем абсолютной ненависти, и поэтому не будет делать ничего, что хотя бы в ничтожной степени может идти на пользу Богу. Одновременно Господь не может допустить, чтобы Сатана мог хоть чем-то расстроить его планы и тем поколебать его божественное достоинство.

Так в чем же тогда целесообразность Божественной терпимости к Сатане, при абсолютной непримиримости к нему последнего? Все очень просто. Дело в том, что Бог непознаваем как раз потому, что он Бог. Сатана всегда в проигрыше в играх с Богом, а при его эмоциональности это ведет лишь к новым яростным попыткам отыграться. Следует, кстати, еще раз заметить, что игровое поле – это наш с вами мир, а мы поневоле являемся пешками в этой игре. И ничего оскорбительного в этом нет, так как пешки всегда могут выбиться в ферзи, если только разгадают загадку: хочет этого Бог или искушает Черт.

Процесс противостояния Бога и Сатаны вечный, а значит, не ведущий ниоткуда и не уводящий никуда. Естественно, что допустить во Вторичный мир Сатану Бог мог только в том объеме, в каком это может усилить Закон отражения. Отказаться от участия в заведомо обреченной игре, гордо замкнуться в собственном антимире Дьявол не может. Во-первых, наедине с самим собой он просто взорвется от эмоций; во-вторых, Сатана – сам величайший искуситель – является вечным искушенным, он не может устоять перед желанием нанести наконец-то Богу вреда больше, чем тот заранее предвидел. Дьявол уже целую вечность пытается найти прореху в непоколебимом спокойствии Господа, и всякий раз вновь и вновь разбивается о подножие всемогущества этого трезво-расчетливого прагматика. Чем яростнее выпады Сатаны, тем более многогранны и многократны эффекты проявления Закона отражения.

Антибог может, затратив колоссальные усилия, достигнуть кажущейся победы ненадолго и в ограниченном пространстве Вторичного мира, а Бог остается и останется БОГОМ.

ГЛАВА 16 в которой Роман Блюк оказывается не лучшим попутчиком.

Роман Блюк был не самым удобным попутчиком. Это Глетчер обнаружил не сразу, а дня через два, когда пассажир освоился. Блюк был в шоке от своего служебного задания. Во-первых, он был неуклюж и то и дело задевал что-нибудь в кабине. Во-вторых, он потел, с его лысины регулярно скатывались капельки, которые он, усердно сопя, промокал платочком. А во сне он громко храпел. Но самое главное, он все время болтал. Глетчер делал скидку на то, что его помощник волнуется, боится, он даже пробовал встать на его место, взглянуть на ситуацию его глазами, но все равно Блюк его раздражал. Перерывы были во время еды и сна. Слава богу, Блюк любил делать и то, и другое.

– Мистер Глетчер!

– Да!

«Началось, – подумал Барри. – Поел, теперь будет меня пытать. Господи, я не мог и предположить во время нашей первой встречи, что он такой зануда!»

– Вы уверены, что мы не собьемся с маршрута? Я вижу, вы совсем не следите за приборами.

– А чего за ними следить, для этого есть автопилот. В бортовой компьютер заложено направление, и он ведет Черепаху точно по графику.

– А вдруг возникнет внештатная ситуация, какой-нибудь монстр появится или впереди возникнет большая яма?

– Не волнуйтесь, мистер Блюк, автомат подаст сигнал внимания или тревоги.

– А если мы будем спать?

– Он нас разбудит.

– Барри, не сердитесь. Вы должны понять мой интерес. Это не просто любопытство, а инстинкт самосохранения. Черепаха для вас дом родной, а для меня? Вы скажете, что просто средство передвижения, и ошибетесь! Мы доверяем свои жизни этой технике, а ей пять тысяч лет. Знаете, Барри, я прекрасно вижу, что уже достал вас своими причитаниями, но сделать ничего не могу. Помогите мне.

– Чем же я могу вам помочь?

– Научите меня управляться с вашей Черепахой.

– Это еще зачем?

– Ну, понимаете, вдруг с вами что-то случится, а я даже вернуться не смогу.

Глетчер изумленно взглянул на Блюка. Ничего себе просьба! Интересно, это он сам придумал или задание такое дали? А может, и не врет, вон как съежился, дрожит весь.

– Послушайте, Блюк, давайте договоримся так: я подумаю, как помочь вам, а вы пообещайте прочитать мой прошлый отчет, я ведь специально его для вас у мистера Хармана выпросил. Неудобно будет, если так с ним и не ознакомитесь.

– Так господин Харман в курсе?

– А как же. Я все с ним согласовываю.

– Хорошо, сегодня же займусь.

Блюк замолчал, только потел и сопел. Потом встал и молча ушел из кабины. «Хороши дела, – размышлял Глетчер, – не хотят ли от меня избавиться?» Ему было противно от собственных мыслей, но он, видимо, заразился недоверием и скрытностью. С кем поведешься… Правда, на сеансах связи Харман на удивление переменился, стал таким же приветливым и доброжелательным, как и прежде. Барри даже подумал сначала, что может, у тестя просто неприятности по службе были. «Ха, – высмеял он сам себя, – а может, самая большая его неприятность – это я?» Ему порядком надоела эта Новая Цивилизация. Уже несколько раз Глетчер ловил себя на мысли, что давно бы улетел на «Первый Звездный», лишь бы не видеть всей этой возни. Как он ни старался, не мог заставить себя чувствовать, что вернулся домой. И только Алиса и будущий ребенок сковали его цепью. Надо было привыкать, тем более что до недавнего времени он был уверен, что его опыт и техника насущно необходимы далеким потомкам. Интересно, знает Роман, что его истинное место работы известно Барри? Нет, вряд ли, Харман не самоубийца. «Стоп, – осенило Барри, – а не потому ли так сурово меня проводил тесть, что переживает, не проговорюсь ли я Блюку? Если это так, то все не так плохо, я его не подведу». Глетчер усмехнулся, родственник все-таки.

Он погрузился в проверку маршрута и всех систем, изредка всматриваясь в наступающие за окном сумерки. Скоро должна была начаться зона обитания червяков, а с ними шутки плохи. Да еще этот паникер вечно бубнил над ухом. «Позвольте, – Глетчер откинулся в кресле, – а если на самом деле Блюк подчиняется не Харману, то кто же ему указания раздает? Неужто сам господин Блендер?» Барри всего раз видел его на Совете, но блеклые глаза запомнил до конца своих дней. Такие глаза не пожалеют. Настроение опять испортилось. Нет, все-таки надо быть начеку.

Блюк выполнил свое обещание, он добросовестно проштудировал отчет о первой экспедиции Глетчера. Только это его не успокоило, а еще больше взвинтило. От нервных переживаний у него начались проблемы с желудком, и он не вылезал из туалета. Барри по этому поводу не огорчался, потому что попутчику стало не до вопросов. Черепаха шла бойко и без задержек. Черви встречались, но вдали, Глетчеру пришла в голову шальная мысль, что они намеренно избегают Черепахи, но он отмахнулся от нее, как от явного бреда. К исходу шестого дня на горизонте показались горы.

– Ну, как вы, Роман, пришли в себя?

– Да, спасибо.

– Видите, прошли почти весь маршрут, и никаких проблем.

– Да, это меня очень обнадеживает. Скажите, а около этой белой субстанции очень опасно? Там нет радиации? Ведь туда много лет сваливают радиоактивные отходы.

– Нет, Роман, как это ни странно, радиоактивный фон там приемлемый, завышенный, конечно, но вреда не причинит. Видимо, эта белая плесень пожирает отходы особым образом, не оставляя даже остаточной радиации.

– Удивительно.

– Поэтому мы с вами и направляемся к этой аномальной зоне. Сдается мне, что от нее исходит угроза