— Но я знаю, в чём причина, — сказал Переверзев и сделал паузу, выжидательно глядя на Линецкого. Тот молча пожал плечами.
— Они лесбиянки.
— Погоди, я что-то ничего не соображаю. Нужно опохмелиться, — сказал Линецкий и открыл пиво ключом.
— Я не думаю, что они лесбиянки, — сказал он, осушив одним глотком полбутылки, — во-первых, они бы тогда попросились в один мешок, во-вторых...
— Я их вижу за версту.
— Почему же я от тебя только сейчас об этом узнаю?
— Я могу ошибаться иногда. И потом, многие из них «би»... Да и неизвестно, что главное... Ты посмотри на себя — ты же помолодел за эту ночь!
— Я? Я глаз не сомкнул... Ну может, под утро... Кошмары снились... Голова раскалывается...
— Ну и что? А выглядишь помолодевшим.
— Так ты даос! — догадался вдруг Линецкий.
— Почему даос?
— Ну, это же даосы говорят, что надо не кончать... Чтобы самому не кончиться... Но я в это не верю, old sport... Ладно, ты скажи, прыжки в мешках входят в многоборье? Сдал я хотя бы на третий разряд? Фух... Голова проходит... Дочь полка сказала, что они скоро снова собираются в Крым... На велосипедах... Представляешь себе эту картину? Тандем, тачанка, механизм Тенгли... Слушай, а может, они так и ловят свой кайф, скользя по седлу... Сила трения перестаёт тогда быть диссипативной... В системе образуется положительная обратная связь, да?
— У меня нет технического образования.
— Это неважно, зато ты даос... Ты поэтому первым понял, что они сделали.
— А что они сделали?
— Они преобразовали динамо-машину в вечный двигатель...
Линецкий успел слегка одичать — шторка на окне автобуса вызывала у него клаустрофобию. Он резко приподнял её, отодвинул и запихнул между спинкой сиденья и стенкой «Икаруса». В окно теперь попадали прямые солнечные лучи. Линецкий зажмурился и пробормотал что-то вроде «юбэка». Трудно сказать, была ли это аббревиатура Южного берега Крыма, который они с Переверзевым как раз в этот момент покидали, или же попросту «юбка»...
Возможно, шторка своим узором напомнила Линецкому что-то из гардероба Инны...
Хотя... Он никогда не был так наблюдателен.
Скорее всего, клетчатая шторка с оборочками могла напомнить ему юбку как таковую...
Край её вдруг сам по себе выпростался, и Линецкий с ещё большей силой запихнул его обратно.
Отстав от одного берега и не причалив пока что к другому... В иносказательном смысле... То есть, «отцепившись от юбки жены» и «повиснув в воздухе»... Линецкий по дороге с Южного берега на Восточный боялся повторить это рискованное движение уже в географическом смысле... Закрывая глаза, он поэтому не очень-то верил, что автобус останется автобусом рейса «Ялта — Феодосия», а не превратится, скажем, в поезд «Симферополь — Харьков», а тот в свою очередь... В подводную лодку в степях Украины...
Хотя после ночи, проведённой на ялтинском газоне... Линецкому было уже абсолютно по фигу, где он проснётся...
Он уже засыпал, но вдруг услышал грохот... Открыл глаза и увидел за окном голых мокрых людей с отбойными молотками... Автобус стоял на светофоре, светофор не светил — был ослеплён солнцем... Один рабочий, встретившись с Линецким взглядом, крикнул: «Чего вылупился?»... Автобус поехал: закрыв глаза, Линецкий снова стал клевать носом... Свою умственную скорлупу... Пока снова не вылупился... И на этот раз — без соглядатаев...
Мы только увидели, как тело Линецкого стало заваливаться набок, как голова ткнулась в бок Переверзева, как тот съехал по своему сиденью вниз — ровно настолько, чтобы можно было переложить голову Линецкого к себе на плечо. Там эта голова и пролежала до самой Феодосии.
7. Красивые жесты
Было уже близко к полудню, когда странноватая, прямо скажем, парочка, приехавшая накануне вечером, вышла наконец из своего флигеля. На нём были белые брюки и рубаха, а на девушке, которая годилась ему в дочки, если не во внучки, что-то вроде пёстрого газового платка, обёрнутого вокруг бёдер... Ну и лифчик по случаю такого наряда, она, конечно, не носит, — думала Марфа Дмитревна, отводя взгляд от новоприбывших и устремляя его на дно колодца... Она намеренно не спешила его поднимать, чтобы дать им возможность пройти. Чтобы не встречаться и не думать, в какой форме выказать своё презрение... Но что-то не слышно было шагов... Марфа Дмитревна медленно поднимала ведро... Пока ей не пришло в голову, что они стоят и смотрят ей в спину... Она резко обернулась... Ведро дёрнулось, выплеснулась только что набранная вода...
— Вы что-то хотели? — сердито сказала Марфа Дмитревна.
— Да, — сказала девица.
Марфа Дмитревна машинально мотала цепь, поднимая пустое ведро.
— Говорите, — сказала она таким тоном, что нормальные люди сразу бы забыли, что им было нужно... Но наглая девка и бровью не повела.
— Можете нас сфотографировать? — спросила она. В руках у неё был большой чёрный фотоаппарат, она уже протягивала его Марфе Дмитревне. Та нехай горит оно всё ясным пламенем, — подумала та, — абы гроши платили...
— Ну давай, — сказала она, — щёлкну, чего уж, не жалко.
— Подождите, пожалуйста, секунду, — сказала девушка, — сейчас.
С этими словами она подошла к колодцу. Усатый пошёл туда же, снова положил ей руку на талию...
— Ну, снимать?
— Одну секундочку, — девушка взяла в руку ведро. Так вот им захотелось, на фоне колодца, и она, значит, с ведром. А может, лучше папика свого на руки возьмёшь? — хотела спросить Марфа Дмитриевна. Но не спросила. Оно ей надо?
— Да, вот теперь, пожалуйста, — сказала девушка, жмурясь от солнца и силой раскрывая на миг глаза...
— Ну, чего ж вы не снимаете?
— Так а... Ведро-то пустое. Зачем же его тогда держать? — спросила Марфа Дмитревна.
— На фотографии не будет видно, что оно пустое, — улыбнулся усатый нянь.
А «дочка» его так даже захихикала... А шо смешного-то?
— Это и примета плохая, и вообще... — сказала Марфа Дмитриевна. — Ну да ладно, моё дело маленькое, — и она нажала на кнопочку.
— Вот так вы всё и снимаете, — проворчала она, отдавая фотоаппарат, — ведро пустое, а на фотографии полное...
— А вы знаете, что на параде в Москве Сталина не было? Его туда вставили потом, на пустое место.
— Ну и чего? — удивилась Марфа Дмитриевна. — А я ему не верила, и вам не верю! Вы на него похожи, кстати, посмотрите на себя в зеркало, у вас в комнате висит, в уголку...
— Ты странный, Доплер, — сказала девушка, когда они вышли за калитку, — ну причём тут был Сталин?
— Смею вас заверить... Что Сталин тут уже точно не при чём. Просто хотелось позлить старуху... А чем ещё ей можно досадить?
— Зачем её злить? Не забывай, что она наша хозяйка.
— Правильно, вот я ей и вспомнил Хозяина, — рассмеялся Доплер. — Да ты что, боишься? Думаешь,