возможность дальнейших переговоров с членами бюро съезда земских и городских деятелей и привлечения его представителей к участию в государственном управлении».
Резкий отзыв Шипова об условиях, поставленных делегацией бюро съездов, показывает, как далек был не только Витте, но и сам Шипов, от приятия политической формулы, которая, в течение поколений, сделалась аксиомой для передовой русской общественности. Указывать на единственный теоретически правильный путь создания конституции для него, как и для Витте, значило подрывать авторитет государственной власти.
Так и должен был смотреть недавний принципиальный сторонник неограниченной власти монарха, ставший конституционалистом, по приказу Его Величества после октябрьского манифеста, т. е. за пять дней до своего разговора с Витте.
Конечно, можно было смотреть на предложения бюро съездов, воспроизводившие точку зрения только что образовавшейся партии народной свободы, как на политическое доктринерство и обвинять делегацию за срыв переговоров, если бы дело шло только о принятии или отвержении формулы делегации. Но мы сейчас увидим, что дело было вовсе не так. Разграничительная грань между властью и обществом проходила не на идее учредительного собрания, а на самом понятии конституции. Что касается всеобщего избирательного права, эту идею несколько недель спустя защищали сами Шипов и Гучков, как представлявшую, с их точки зрения, реальные преимущества перед куриальным представительством крестьянства.
После того как переговоры перешли от бюро съездов (т. е. будущих к. д.). к будущим октябристам, я не мог следить за ними непосредственно. Из кандидатов Витте только кн. E. H. Трубецкой поставил вопрос о своей кандидатуре на пост министра (народного просвещения) на обсуждение кружка единомышленников. Трубецкой ждал от нас поощрения, чтобы принять кандидатуру. Но мнение большинства было, что нельзя давать, Витте возможности вырывать из рядов общественности отдельных лиц, пока самые основные и принципиальные вопросы, связанные с осуществлением манифеста 17 октября, были неясны. Быть может, повлияла на наше отношение и личность кн. Трубецкого, с которой трудно сочеталась мысль о высоком административном посте. Передавали слова Витте, после свидания с Трубецким: я ожидал найти кандидата в министры, а нашел какого-то Гамлета.
После неудачи переговоров с бюро, т. е. с будущими кадетами, Витте снова обратился к деятелям более умеренного типа, к тому же Д. Н. Шипову и А. И. Гучкову, — к будущим октябристам.
«Тотчас после приема депутации, гр. Витте телеграфировал мне, прося немедленно приехать, и 22 октября я был в С.-Петербурге. Одновременно был приглашен приехать А. И. Гучков. Утром 22 гр. Витте сообщил мне о своей беседе с членами бюро съездов земских и городских деятелей, исключившую возможность дальнейших переговоров, сказав, что он доложил государю о согласии моем на назначение меня государственным контролером, что назначение мое состоялось и что завтра, 23, я должен представиться Его Величеству. Я выразил графу С. Ю. Витте мое удивление, что он, зная о моем согласии вступить в его кабинет лишь при известных условиях, тем не менее счел возможным теперь же доложить о моем назначении Государю; я сказал, что считаю себя обязанным изложить Его Величеству те же соображения, о которых я говорил ему, графу Витте. Граф С. Ю. Витте и присутствующий при этом разговоре кн. А. Д. Оболенский, со своей стороны, удивились моему заявлению и считали мое намерение неосуществимым, так как мое назначение уже состоялось.
Я повторил, что: как общественный деятель, считаю своим долгом, раз его Величеству угодно наградить меня своим доверием, откровенно высказать ему мое убеждение. После этого граф Витте обратился по телефону в Петергоф к статс-секретарю, кажется, Воеводскому, и просил его задержать указ о моем назначении впредь до моего представления Государю Императору, а меня просил по возвращении из Петергофа приехать к нему».
Получив аудиенцию, Д. П. Шипов повторил Государю те же доводы, которые приводил гр. Витте. Но так как общественные деятели указанного им типа оказались непримиримы, то он видоизменил свое предложение: «может быть, окажется возможным привлечь в состав правительства несколько лиц, пользующихся доверием различных кругов общества, и в таком случае и мое участие в кабинете могло бы иметь значение, приглашение же меня одного из среды общества, в котором я принадлежу по своим убеждениям к незначительному его меньшинству, скорее может дать нежелательные результаты».
Николай Второй нашел соображения Шипова «правильными». Начались новые совещания: на этот раз с Шиповым, Гучковым, М. А. Стаховичем и Е. Н. Трубецким. Увы, обнаружились новые затруднения, перед которыми и эти общественные деятели оказались — слишком «левыми».
«Наибольшее разногласие вызвал вопрос о замещении поста министра вн. дел. Гр. Витте с самого начала высказал, что при назначении лица на этот пост нужно иметь в виду, что с министерством внутренних дел соединено заведывание всей, как секретной, так и общей полицией, а потому необходимо, чтобы министр, вступающий в управление этим министерством в момент революции, был хорошо ознакомлен с организацией русской полиции и мог бы нести ответственность за безопасность царствующего дома и за ограждение жизни и имущества граждан. Лицами, удовлетворяющими этим требованиям, являются, по мнению гр. С-я Ю-вича, двое — Д. Ф. Трепов и П. Н. Дурново. Все участвовавшие в совещании общественные деятели горячо возражали против этих кандидатур и отмечали, что назначение этих лиц, пользующихся резко отрицательным к ним отношением широких кругов общества и тесно связанных со старым режимом, исключит возможность создания необходимого правительству доверия населения. Сознавая безусловную необходимость обеспечить безопасность царствующего дома и возложить эту ответственную задачу на лицо, вполне компетентное и пользующееся доверием Государя, все члены совещания выражали желание видеть Д. Ф. Трепова на посту дворцового коменданта. Что касается замещения поста, министра внутренних дел, то общественные деятели полагали, что, при всей важности полицейских задач, им не могут быть принесены в жертву задачи внутренней политики, которые должны составлять главное содержание деятельности министерства. Существенные возражения против кандидатуры П. Н. Дурново относились не только к политической его физиономии, но и к облику его моральной личности. А. И. Гучков и я заявили решительно, что о вступлении нашем в состав кабинета не может быть и речи, если П. Н. Дурново будет предложен пост министра вн. дел».
Перед этим протестом Витте принужден был остановиться. Но он отнюдь не отказался от своей мысли. Он только принялся искать обходного пути.
«Гр. Витте пожелал узнать наше намерение о князе С. Д. Урусове сообщил, что он телеграфировал князю С. Д. приехать в С.-Петербург, так как имеет в виду предложить ему вернуться к активному участию в администрации.
При этом гр. Витте сказал, что имел намерение предложить кн. Урусову должность товарища министра вн. дел и спросил, как отнеслись бы мы к кандидатуре князя на пост министра вн. дел?
Все присутствовавшие, как знавшие князя лично, так и бывшие лично с ним знакомыми, признавали, что в среде административных лиц имя князя С. Д. Урусова пользуется уважением и доверием в обществе и находили назначение его министром внутренних дел желательным. Граф Витте выражал опасение, что кн. Урусов встретит затруднения при руководстве полицейской деятельностью, т. к. он не знаком со сложной техникой охранной полиции, и, еще раз указав, какое важное значение в переживаемое время имеет правильное функционирование полицейского аппарата, признавал необходимым, чтобы, при министре князе Урусове, товарищем министра по заведыванию полицией был П. Н. Дурново. Эта комбинация всеми присутствующими была признана приемлемой, после чего наши совещания были приостановлены до приезда князя С. Д. Урусова и вечером в тот же день, т. е. 24, А. И. Гучков и я уехали в Москву».
Итак, дело улажено. Но за двое суток, которые отделяют это свидание от следующего, гр. Витте подверг терпение общественных деятелей новому испытанию:
«26 утром А. И. Гучков, кн. Е. П. Трубецкой, М. А. Стахович и я отправились к гр. Витте и застали у него незадолго до нас приехавшего князя С. Д. Урусова. Познакомив А. И. Гучкова и меня с кн. Урусовым, гр. Витте сказал, что он уже переговорил с князем, и что кн. Урусов согласен быть товарищем министра при министре П. Н. Дурново. Трудно передать, насколько это сообщение нас всех возмутило, явившись для нас вполне неожиданным после всего высказанного нами на предыдущих совещаниях. Я спросил графа Витте, зачем же он, придя к решению предоставить пост министра П. Н. Дурново, просил меня вновь приехать, имея мое категорическое заявление, что войти одновременно с этой личностью в состав кабинета я для себя не считаю возможным.
