в своем дворце.
Для Ань Дэхая мой живот был божеством. По мере развития беременности он сосредотачивался на ней все больше и больше. С каждым днем его волнение нарастало, он радовался и боялся в одно и то же время. По утрам, вместо того чтобы приветствовать меня, он приветствовал мой живот.
— Доброе утро, Ваше Юное Величество! — торжественно говорил он и глубоко кланялся. — Что бы вы хотели съесть на завтрак?
Я начала изучать буддийские манускрипты и молилась о том, чтобы ребенок чувствовал себя хорошо, чтобы он радовался тому, что растет внутри меня. Еще я молилась о том, чтобы мои кошмары никак не повлияли на его рост. Если родится девочка (я заранее настраивала себя на это), то я тоже буду чувствовать себя счастливой, и разочарование не застигнет меня врасплох. По утрам я сидела в наполненной солнечным светом комнате и читала, днем занималась каллиграфией, которая считалась в буддизме хорошим средством для достижения равновесия и гармонии. И действительно мир и гармония постепенно начали ко мне возвращаться. С того момента, как Его Величество обратил внимание на меня, он посещал Нюгуру всего дважды. Первый раз — по случаю смерти госпожи Цзинь. После похорон он вызвал Нюгуру к себе на чай. Шпионы Ань Дэхая доложили, что они разговаривали только о церемонии и больше ни о чем.
Второй раз Его Величество посетил Нюгуру по ее просьбе. Об этом посещении она сама мне рассказала. Она сделала то, что, по ее понятиям, должно было понравится Его Величеству, и попросила его разрешения пристроить к гробнице госпожи Цзинь еще одно крыло. Нюгуру рассказывала, что собирает деньги со всех, и сама от себя вложила большую сумму.
Императора Сянь Фэна эта затея не очень воодушевила, однако он похвалил Нюгуру за преданность. Чтобы продемонстрировать свое расположение, он выпустил эдикт, в котором присваивал своей главной жене еще один титул. Теперь она называлась Добродетельная госпожа великого благочестия. Однако Нюгуру это мало утешило. Она ждала от императора совсем другого. Я точно знала, она хочет, чтобы император вернулся в ее спальню. Но в этом смысле она его не интересовала. Его Величество, нарушая все дворцовые правила, оставался у меня каждую ночь до самого рассвета. И я погрешу против истины, если скажу, что намеревалась делить императора с другими наложницами. Страдания Нюгуру были мне абсолютно понятны. В будущем мне сполна придется «походить в ее туфлях», но тогда я пыталась извлечь для себя максимальную выгоду. О завтрашнем дне я старалась думать, как о тайне, предоставляя ему самому позаботиться о себе. При слове «будущее» у меня возникала ассоциация с той войной, которую отец вел в Уху против саранчи, когда зеленые поля за одну весеннюю ночь внезапно стали безжизненными.
На публике Нюгуру старалась держаться как ни в чем не бывало и одаривала всех лучезарными улыбками, однако слухи, идущие от ее евнухов и служанок, подтверждали, что она в отчаянии. Она все глубже погружалась в буддийскую веру и трижды в день посещала храм, где пела молитвы вместе со своим наставником.
Император Сянь Фэн посоветовал мне «не смотреть на людей сквозь игольное ушко». Но инстинкт подсказывал мне, что к ревности Нюгуру нельзя относиться легкомысленно. В этом смысле переезд в Большой круглый сад, без сомнения, оказался нелишней мерой. На поверхности мы с Нюгуру оставались друзьями. Она тоже деятельно участвовала в приготовлениях к появлению на свет младенца, посещала императорские мастерские, где следила за пошивом детских вещей, заходила в императорские кладовые, чтобы удостовериться, что в них хранятся только свежие продукты. Последнее, что она сделала, это посетила рыбную ферму. Считалось, что рыба способствует обилию грудного молока, и Нюгуру удостоверилась, что в императорских прудах рыбы достаточно для целой армии кормилиц.
Выбор кормилиц стал для Нюгуру предметом особого внимания. Она познакомилась со множеством беременных женщин, у которых сроки родов приблизительно совпадали с моим. После этого она предприняла поездку в Большой круглый сад, чтобы рассказать мне о результатах своей деятельности.
— Я изучила состояние здоровья трех поколений их семей, — сообщила она мне.
Чем больше волновалась Нюгуру, тем сильнее меня охватывал страх. Мне очень хотелось, чтобы у нее был собственный ребенок. Все живущие в Запретном городе, кроме самого императора, понимали, в какой тоске живет Нюгуру все годы своего замужества, не имея ни малейших шансов на беременность. Именно эта тоска заставляла многих бездетных женщин совершать странные поступки. Маниакальное увлечение разведением сверчков было лишь одним из таких поступков. Гораздо страшнее, когда эти женщины прыгали в колодец. Что касается Нюгуру, то я не могла сказать, чего от нее ждать.
После того, как доктор Сан Баотянь еще раз меня осмотрел и сказал, что я выношу ребенка до полного срока. Его Величество вызвал к себе астрологов. Он как раз молился в Храме Неба о том, чтобы ребенок был мужского пола, когда пришли два астролога. После совещания с ними император отправился к Нюгуру, чтобы принести ей свои поздравления.
— Почему ей? — безмолвно кричала я. — Разве это она мать твоего ребенка?
Однако Нюгуру хорошо играла свою роль. Она выразила свою радость слезами. Я даже подумала: «А вдруг я ошибаюсь в отношении нее? Может быть, надо изменить мнение о ней? Может быть, Нюгуру постепенно стала настоящей буддисткой?»
На пятом месяце моей беременности Нюгуру предложила императору Сянь Фэну снова вернуть меня во Дворец сосредоточенной красоты.
— Госпожа Ехонала нуждается в абсолютном покое, — сказала она ему. — Ее надо оградить от всех волнений, включая и те плохие новости из провинции, которые сообщаете ей вы.
Я заставила себя поверить, что Нюгуру печется исключительно о моем здоровье, и согласилась переехать обратно в Запретный город. Но стоило мне покинуть спальню Его Величества, как я поняла, что совершила ошибку. Правда очень скоро открылась во всей своей неприглядности, и больше в императорскую спальню мне не суждено было вернуться.
Как будто для того, чтобы добавить еще больше хаоса в мою жизнь, главный евнух Сым сказал, что ребенка мне воспитывать не разрешат. Я буду считаться «одной из матерей принца», а вовсе не единственной.
— Такова императорская традиция, — холодно заключил Сым.
Всю ответственность за ежедневную заботу и воспитание моего сына возьмет на себя Нюгуру, и она же будет иметь право отнять у меня ребенка, если я откажусь ей подчиняться. И маньчжурский двор, и сам император Сянь Фэн свято верили, что благородная кровь позволяет Нюгуру стать главной матерью будущего принца. В открытую никто не попрекал меня низким происхождением, однако в то же время никто об этом при дворе ни на минуту и не забывал. И тут наступил подходящий момент напомнить мне, что я всего лишь деревенская девушка и дочь чиновника низкого ранга.
14
Через месяц после того, как меня удалили из спальни Его Величества, он взял себе четырех новых наложниц. Все они были китаянками по происхождению. Императорские законы не позволяли входить в спальню Его Величества неманьчжуркам, однако Нюгуру нашла способ, как эти законы обойти.
Меня захлестнула такая горечь, что я до сих пор не могу передать ее словами. Мне казалось, что я медленно тону: воздуха в моих легких с каждой минутой становится все меньше, и смерть все ближе.
— Его Величество просто в восторге от их крошечных ножек, — доложил Ань Дэхай. — Эти дамы — дар Его Величеству от губернатора Сучжоу.
Я предположила, что для Нюгуру не составляло труда намекнуть губернатору, что наступил подходящий момент ублажить своего господина. Ань Дэхай также выяснил, что Нюгуру поселила новых наложниц в миниатюрной императорской резиденции Сучжоу, расположенной в нескольких милях от Большого круглого сада. Сама резиденция входила в большой комплекс императорского Летнего дворца, построенный на берегу озера и состоящий из почти трех тысяч зданий, которые занимали площадь около семисот акров.
Но разве я поступила бы иначе, окажись я на месте Нюгуру? О чем же я теперь плачу? Разве я сама бесстыдно и тайно не отправилась когда-то в дом терпимости, чтобы изучить там разные приемы ублажения
