– Да ну? И чего там? Больше мусорят?
– Да вроде так же. Только секретности больше.
– Ясно. Вась, увидимся как-нибудь, я опаздываю.
– Ну давай, – Васька приветственно поднимает руку, – увидимся, поболтаем. Ты, кстати, на экране толще выглядишь. Ну, до скорого.
– «Не дай бог». Ага! Увидимся, обязательно!
Я завожу двигатель, трогаюсь и выезжаю в правый ряд.
Нет, вы не подумайте, что я такой злой. Напротив, я готов воспринимать окружающих с улыбкой и где- то даже с распростертыми объятиями. Я хочу улыбаться людям и смотреть в будущее с оптимизмом. Но они не дают мне ни единого шанса это сделать. Правда, я пытаюсь, но не могу. Поверьте.
– Блядь, куда ты лезешь, скотина? Ты светофор видишь, нет?
Потому что мир пропитан людской ненавистью друг к другу. Мужики ненавидят баб, бабы ненавидят мужиков, родители ненавидят своих детей, дети жаждут смерти своих родителей, начальники готовы уничтожить подчиненных, а подчиненные готовы вцепиться в глотки своим начальникам, чтобы потом занять их места. Депутаты ненавидят своих избирателей, а избиратели ненавидят тех, за кого голосуют. Народ ненавидит олигархов, а те ненавидят народ.
Как же надоела эта вечная пробка перед тоннелем под Новым Арбатом. Уроды, ну вы же все уже должны сидеть в своих офисах, а? Ну почему если мне нужно на «Парк культуры», то сразу всему городу нужно туда же? А? На чем я остановился? А!
Евреи ненавидят арабов, арабы ненавидят евреев. Все вместе они ненавидят русских, а последние, в свою очередь, ненавидят всех вокруг. Все ненавидят всех, при этом забывая, что все вокруг ничуть не лучше и не хуже их самих. Мы все чьи-то родители и одновременно чьи-то дети. Мы сами суки-бабы и козлы-мужики, мы чьи-то начальники и чьи-то подчиненные. Мы сами и электорат, и президенты. А главное – мы многонациональны и исповедуем разные религии. Так почему же, еб вашу мать, мы не можем просто ужиться друг с другом? Это же не так сложно, правда? Это не требует каких-то материальных затрат, душевных мук или растраченных калорий. Все, что нам нужно, это немного терпимости друг к другу. Но нет. Границы, религии, национальности, государственный строй, экономические разногласия – все это ничто по сравнению с тем, что по-настоящему движет нами. Имя этой движущей силы – НЕНАВИСТЬ.
Ага. Точно. Посигналь мне. Да, посигналь. Чего ты дудишь, газелист тупорылый? Куда я подвинусь, если там стоит такой же баран, твой брат водитель-экспедитор? Надуделся? Баран. Да, точно. Двинь мне в бочину. Боишься? Вот именно.
Есть еще одно. То, что всех тут объединяет перед тем, как повести вперед. СТРАХ. Всеобщий, парализующий страх. Клерки боятся потерять работу, бабы – потерять мужиков, мужики – своих баб, телка, торгующая колготками, боится потных рук хозяина палатки, тот боится, что она обворует его, узбек боится скинхеда и мента, мент боится их обоих, народ боится олигархов и собственного правительства, правительство боится народа. Еще они боятся финансового кризиса, куриного гриппа, роста цен на бензин, расширения НАТО, войны и мировых террористов. И наконец, все вместе, включая мировых террористов, боятся падения цен на нефть и исчезновения с прилавков водки. Причем неизвестно, чего больше.
И только медиа не боится никого и ничего. Потому что у медиа нет никого и ничего, кроме ее самой и отчасти аудитории. Не делайте из нее монстра. Как раз наоборот. Она – добренький старичок, вроде Олле Лукойе, который ходит с двумя зонтиками и показывает всем сны. Иногда цветные, иногда черные. В зависимости от того, кто чего заказал и кто чего заслужил. А так как эти сны сотканы из ваших чувств, медиа просто отбирает из них самые сильные. СТРАХ И НЕНАВИСТЬ. Ведь это ваши самые любимые, а главное, самые искренние чувства, не правда ли?
Ну, переключай светофор. Сколько можно держать его? Кто-то поехать, что ли, должен? Так он, наверное, через Арбат поехал, а не по набережной. А ты все тупишь. Гаишники все-таки тупые, падлы. Наконец-то. Слава тебе, господи, поехали!
И не пеняйте медиа на то, что она вами управляет, используя «эйфорию единства от безысходности», «истерию ужаса» или как вы там это называете. Как может быть иначе? Страх и ненависть – единственные средства для управления трусливым и озлобленным стадом. Все зеркально, не правда ли? Мы играем только ту музыку, которую вы заказываете. Только ту, которую вы хотите слушать. Только ту, которой вы достойны. Вы не хотите, чтобы медиа вами управляла? Отлично!
VIVA HATE! Так давайте же, наконец, уничтожим друг друга. Только сделаем это красиво. И не спеша. Мы, медийщики, сначала найдем одного общего врага, против которого все объединятся. Затем, когда он будет повержен, мы приступим к уничтожению более мелких врагов, и так постепенно перебьем всех, пока на планете не останется ни одного человека. Наконецто в мире воцарится тишина и покой. Хотя нет, вру. Абсолютной тишины все-таки не получится. Последний свидетель этой Великой войны свиней будет еще какое-то время тупо отображать мигом опустевшую действительность. Телевизор. Некоторые из них, не погибшие во время пожаров и побоищ, будут транслировать друг другу картинку пустой планеты. Таким образом круг наконец-то замкнется. Медиа будет воспроизводить саму себя и потреблять сама себя. Пока не кончится электричество. Хотя, я уверен, она что-нибудь с этим придумает.
Вам страшно? Все это сделали вы. Своими руками.
Своим страхом и своей ненавистью. Вы отлично научились бояться и ненавидеть. Может быть, попробуете научиться любить? Слишком сложно? Ну, тогда включайте телевизор, вы снова в студии.
Viva Hate!
Viva Fear!
Viva Mediа!
Ага, ну вот и РИА «Новости». Гениально. Не прошло и часа, как я доехал. Найти бы еще место. Поставлю тут, ебись они в рот, эти вечно снующие эвакуаторы.
Я прохожу через центральный вход, называю милиционеру свое имя, даю в окошечко паспорт и иду через турникет. В большом конференц-зале уже толпа журналистов. Я протискиваюсь через них, жму кому- то руки и вижу Генку Орлова, который занял два места в последнем ряду. Я сажусь рядом, собираюсь спросить, давно ли началось, и вижу стоящего в первом ряду с микрофоном Дениса Квашина, который спрашивает Шойгу:
– Вы хотите сказать, что теракта не было?
Как и предполагалось, на роль жертвы выбрали Шойгу. Он сидит, частенько отпивает из стакана воду и подолгу вытирает салфеткой рот:
– Я хочу сказать, что нами не зафиксировано в связи с данным случаем ни одного поступившего в больницы города Москвы человека, – Шойгу кашлянул и закончил более приглушенным голосом, – равно как и в морги.
– Александр Фадеев, информационный портал Lenta.ru. А как вы объясните наличие видеорепортажей, показанных CNN и некоторыми другими западными телеканалами?
– Я не знаю, каким образом эти телеканалы поставили в эфир сюжеты, которые не имеют ничего общего с действительностью. Я не отвечаю за эфирную сетку на CNN.
– Да, но вы отвечаете за чрезвычайные ситуации в стране, разве не так?
– Безусловно, так.
– Тогда не потрудитесь ли вы ответить на два простых вопроса: являлись ли машины с красно-белой окраской машинами «скорой помощи»? Кого забирали машины «скорой помощи» у метро «Проспект Мира»?
– Я повторюсь. Ни одна из так называемых машин «скорой помощи» не принадлежит медицинским учреждениям города Москвы. Я не знаю, кого эти машины забирали от здания метрополитена. Когда на место события прибыли настоящие бригады «скорой помощи», на площади не было никаких тел.
– А «так называемые» наряды милиции и спецназа также не имеют ничего общего с государственными органами?
– Сотрудники милиции, ФСБ и МЧС, прибывшие на место события, безусловно, представляют официальные органы. Кроме двух автомашин «Жигули», которые отбыли сразу вместе с – повторюсь – так называемыми машинами «Скорой помощи».
– Господин Шойгу, почему вы упорно называете машины «скорой помощи», зафиксированные видеокамерами, «так называемыми»? Тогда как вместо того чтобы назвать террористический акт
